– Не обращайте внимания, товарищ каплей, – лицо Дулова тоже стало улыбчивым. – Просто навязчивая мелодия прилипла, никак не могу избавиться. Так что десантироваться вам придется из подводного положения. Понятно?

Ничего неожиданного в словах Дулова для Саблина не было, ведь отрабатывались всякие варианты высадки группы на берег.

– Таким образом, у вас пошло время на подготовку.

– Понятно, товарищ кавторанг. Спасибо за информацию.

Боцман кивнул своим товарищам. Они вновь перебрались в осточертевший за время ожидания торпедный отсек. Люк в переборке тут же задраили. Стандартная процедура. Все переходные люки на субмарине подводники закрывают с таким же упорством, с каким рачительный школьный завхоз гасит освещение в классах после уроков. Оно и не удивительно – от этого зависит живучесть корабля. В любой момент может случиться непредвиденное: корпус даст течь или возникнет пожар, а потому все отсеки должны быть изолированы друг от друга, чтобы беда одних не стала трагедией для всего корабля.

Саблин тщательно упаковывал оружие, боеприпасы и паек НЗ в водонепроницаемый мешок. Его товарищи занимались тем же, избегая смотреть друг на друга, ведь у каждого есть свои слабости. Так, Боцман запаковал в пакет и коробочку с магнитными шахматами, и журнал «Шахматное обозрение».

И тут внезапно корпус подлодки содрогнулся. Это не был удар в полном смысле этого слова. Субмарина дернулась, словно воткнулась во что-то мягкое. Тут же включилась внутренняя связь, но никто к спецназовцам не обратился. Наверное, на это просто не оставалось времени. Из динамика доносились голоса тех, кто находился на центральном посту.

– Товарищ командир, думаю, это металлическая сеть, поэтому наш пассивный гидролокатор ее и не обнаружил, – донесся взволнованный голос старпома.

– Полный назад, – стараясь быть спокойным, приказал кавторанг Дулов.

– Есть полный назад.

Но субмарина еще продолжала движение вперед по инерции. Саблин услышал, как скрежещут по прочному корпусу стальные тросы противолодочной сети. Этот звук зловеще отзывался в черепной коробке. И тут что-то треснуло; скорее всего, порвался один из тросов.

– Черт! – прозвучал далекий голос из динамика. – Мы ее на винт наматываем.

Вся подлодка мелко задрожала, послышался глухой удар, и Саблин почувствовал, как пол уходит у него из-под ног. Над головой заискрила проводка, тревожно мигнул свет, а затем тускло загорелись лампочки аварийного освещения, и лодка наклонилась.

Уже в падении Боцман успел оттолкнуть Катю – прежде чем со стеллажа сорвались и загрохотали торпеды. Корпус вибрировал. Саблин огляделся. Все его бойцы были целы. А вот с лодкой творилось что-то неладное.

Боцман лежал у самой переборки и почему-то видел перед собой стоящую вертикально рифленую дорожку пола. Дежурная лампочка тоже была не вверху, как положено, а на стене.

– Набок завалились, – наконец-то дошло до Саблина.

Проводка продолжала искрить, торпедный отсек медленно наполнялся дымом.

Боцман вырвал из держателя углекислотный огнетушитель и направил раструб на очаг возгорания. Зашипел сжатый газ. Вроде бы огонь погас, лишь электрика изредка продолжала искрить. Из динамика межотсечного переговорного устройства долетали тревожные команды. Все, что успел понять Боцман, – так это то, что центральный пост, расположенный в соседнем втором отсеке, стремительно заполняет забортная вода.

Свет еще раз мигнул и погас окончательно. Наступила полная темнота, а за ней и тишина.

– Эй, все целы? – негромко спросил Саблин.

– Я цела, – первой отозвалась Катя Сабурова.

Вслед за ней подал о себе знать и Коля Зиганиди.

– И я в порядке, – новичок отозвался последним. – Голова цела, а вот правую руку, по-моему, сильно растянул, товарищ капитан-лейтенант.

Саблин пошарил вокруг себя и, отыскав водонепроницаемый мешок, нащупал фонарик. Яркое пятно света прошлось по торпедному отсеку. Да, подлодка, судя по всему, уже лежала на дне, завалившись набок. Торпеды, сорвавшиеся со стеллажей, громоздились на шпангоутах, и оставалось только надеяться на то, что ни одна из них не самоактивировалась от удара. Что творится в других отсеках, и Боцман, и его товарищи могли только догадываться – переговорное устройство вышло из строя.

Стараясь не сильно тревожить погромыхивающие под ним торпеды, Виталий на четвереньках подобрался к переборке и постучал фонариком в задраенный люк, ведущий во второй отсек. Удары прозвучали глухо – так, словно капли били в каменную стену.

Катя, Коля и Петр напряженно ждали. Но в ответ им была лишь тишина. Саблин постучал снова, на этот раз сильнее.

– Ты же подлодку стуком выдашь, – прошептала Сабурова, хватая его за руку.

– Мы и так уже себя выдали, когда за сеть зацепились.

Спецназовцы помолчали. Никому не хотелось первым говорить о непоправимом.

– Второй отсек полностью заполнен водой, – наконец произнес Саблин.

И тут до их слуха донеслось тихое постукивание.

– Это в хвостовом стучат, – вздохнула Сабурова. – А центральный пост залит, это точно. Им уже ничем не помочь.

Слова прозвучали довольно сухо и без лишних эмоций. То ли Сабурова была такой бездушной, то ли ситуация требовала максимальной сосредоточенности. Ведь если людям нельзя ничем помочь, к чему тратить силы и энергию на изобретение нереальных планов? В конце концов, спецназовцы были лишь пассажирами подлодки, и у них имелось свое четко поставленное задание.

– Когда выберемся, сообщим на базу об аварии, – произнес Саблин. – На какой мы примерно глубине? Метров пятьдесят?

– Сорок пять, – тут же подсказал Беляцкий.

– Ты уверен, старлей? – Боцман впервые назвал нового члена группы на «ты».

– Абсолютно. Такую глубину показывали сонары на мониторе центрального поста.

– Молодец, – сухо похвалил Саблин. – Поскольку покидать субмарину мы должны были через шлюз в хвостовом отсеке, а это в сложившейся ситуации нереально, подумаем, какие у нас есть варианты.

По глазам Боцмана было понятно, что вариант у него есть. С полминуты царило молчание. Наконец Катя Сабурова произнесла:

– Предлагаю покинуть субмарину через торпедный аппарат.

– А справишься? – прищурился Саблин.

– В стандартной экипировке туда не забраться, слишком узко. Значит, акваланг отпадает. Но можно взять с собой один баллон с шлангом и загубником. Этого хватит, чтобы подняться на поверхность. Ведь всплывать придется поэтапно из-за опасности возникновения кессонной болезни.

– Естественно, надувную моторку взять с собой мы не сможем. До берега доберемся вплавь. К тому же сейчас ночь, – взглянул на часы Коля Зиганиди.

Петр Беляцкий обвел глазами товарищей. Он сидел на торпеде, прижимая к животу поврежденную руку.

– Слава богу, не вывихнул, а растянул, – пояснил он.

– Итак, – уже приказным тоном произнес Саблин. – Первой через торпедный аппарат покидаешь субмарину ты, Катя. За тобой идет старлей Беляцкий. Третьим – Коля. Если что, подстрахуете его, – кивнул он на Петра.

Себя в числе покидавших подлодку Саблин не назвал по той простой причине, что надо же кому-то закрыть люк торпедного аппарата и выпустить боевого пловца в море. Кто-то один обречен остаться на субмарине – сам за собой люк в торпедном аппарате не закроешь.

– Товарищ капитан-лейтенант, – попыталась возразить Катя. – Разрешите мне остаться. Нельзя лишать группу командира.

– Это мне решать, Катя, – отсек предложение Саблин.

И тут, к его удивлению, Петр Беляцкий поднял голову.

– Разрешите мне остаться? – произнес он, и не успел Саблин возразить, как новичок добавил: – У меня правая рука повреждена, и в интересах выполнения задания идти с группой следует вам, товарищ капитан-лейтенант.

– А ведь он прав, – криво усмехнулся Зиганиди.

– Вы уже успели сработаться, а я все еще чужой среди вас, – вставил Беляцкий.

– Погеройствовать захотел? – хрипло спросил Боцман.

– Никакого геройства, просто трезвый расчет.