Еле в тишине: Свея недовольно косилась на Беовульфа, а тот в свою очередь удивленно-опасливо поглядывал на девушку. У меня же назревал вопрос.
– Долго вы будите играть в гляделки? – они разом отвели глаза, словно мне почудилось. – Может, объясните, что между вами происходит.
– Ничего, – хором ответили они.
– Ну-ну, – саркастически заметил я. – Да между вами кипяток охлаждать можно.
– Между нами ни-че-го не происходит, – по слогам, чуть ли не выкрикивая каждое слово, произнесла Свея и уткнулась в миску с кашей.
Беовульф тоже играл в молчанку и смотрел куда-то в сторону. Казалось бы, идиллия, но что-то меня в этой ситуации напрягало. Может то, что слишком красноречивым было молчание, а может то, что мне никто ничего не хочет объяснить и я, теряюсь в догадках, гипотезах и предположениях. Как бы там ни было, чтобы между ними не было, мы вместе доедем до деревни, где и распрощаемся.
На землю опустилась тьма и лес, словно растерял все яркие краски, оставив только тускло-темные. Одиноким островком цивилизации горел наш костер, вокруг только деревья да кустарники, ну и трава вроде подстилки. Казалось, что лес уснул с последним лучиком солнца… но это обманчивое состояние. Жизнь есть даже там, где нет солнечного тепла.
Над деревьями поднималась одноглазая луна – царица ночи, мать всего, что живет в темноте и светило для тех, кто не выходит из нор при свете дня. Все началось с легкого шуршания, словно кто-то шел по опавшим листьям, загребая их ногами… Следом раздалось испуганное пищание, которое пару секунд спустя резко оборвалось, зато раздалось довольное урчание – кто-то приступил к ужину.
Шуршание, копошение, шипение, ворчание, урчание, недовольное рычание – наполнили лес в одно мгновение. Злобный оскал блеснувших в темноте клыков и море красных глаз. Они появлялись из неоткуда, просто зажигаясь в темноте, как стоп-сигналы. Они окружали. Казалось, что поглазеть на нас собралось все лесное братство тьмы и мне это не нравилось.
Когда звуки из осторожных перешли в тональность озлобленных, а рычание стало слишком громким и… честно признаюсь, страшным – я не выдержал. Схватив горящую ветку начал размахивать ею.
– Ну… подходите… Хватит прятаться, твари! – заходился я.
Вместо ответа прозвучал… смех. Казалось, что он шел со всех сторон – даже снизу – окружая поляну. Все шумы, что были ранее исчезли, оставив после себя острое чувство нехватки. Лучше бы шумело зверье, чем некто или… нечто? растягивая нервы, до состояния ''еще чуть-чуть и придется покупать новые струны''. Хохот бы безумно-издевательским и в тоже время настолько дурацким, что казалось, будто в темноте прячется хор клоунов.
– Выходи, сволочь! – шумел я, чуть ли не бегая по поляне.
В одной руке горящая ветка, которой размахиваю из стороны в сторону, грозясь, в конце концов, поджечь лес. В другой сжимаю меч, и не, потому что хочется подраться, а потому что страшно.
Смех прекратился также неожиданно, как и начался, но это не прибавило оптимизма, скорее наоборот… и не зря. На поляну вышел… нет, вывалилось… дерево. Да, самое натуральное дерево: кора, листва, корни, ветви. Только высота подкачала, метра два с половиной.
Оно стояло, чуть покачиваясь на корнях, растопырив толстые ветви, что больше были похоже на руки, в ночное небо глядели ветки потоньше, но и погуще, создавая видимость шевелюры в стиле а-ля ''хаер снова в моде'', но на нем не было, ни одного листочка. Наплывы темной коры пришли в движение и на стволе открылись… глаза. Большие, кроваво-красные с желтым вертикальным зрачком. Древо вздрогнуло, как будто отряхнулось и ветви, что больше были похожи на руки, начали опускаться. В лесу раздался треск и звук сгибаемого дерева. А дальше было то, что нормального человека бы лишила рассудка – дерево открыло рот и… заговорило.
– Свежее мясо, – проскрипело оно. – Новая кровь для моих детей, – и рассмеялось: все также безумно и с издевкой.
Я замер, когда до сознания дошло, что сейчас произнесла деревяшка. Меч уперся лезвием в землю, а ветка чуть не упала на траву – настолько ВСЁ это было неожиданно, необычно и пугающе-любопытно.
– А ты вообще… кто? – осторожно спросил я.
Тут уже дерево от удивления расширило глаза, даже поозиралось по сторонам, словно ища поддержку у кого-то.
– Внемли смертный, ибо с тобой разговаривает хозяин леса – Пан, – наконец вымолвил, оказывается ''хозяин''.
Я оглянулся на своих попутчиков: Беовульф сидит, замерев, словно окаменел, даже лицо осунулось, растеряв всю кровь в одно мгновение. Свея тоже мало, чем отличалась от статуи, только лицо у нее наоборот покраснело, а тело мелко подрагивало – в остальном ее можно упаковать и выставлять в музее. Даже трепещущий огонь, казалось, расплескивал свои лепестки, как-то замедленно и осторожно, будто боясь привлечь к себе внимание.
– ''Пан'', говоришь? – прищурился я. – Что-то ты на козла не очень похож, – вынес вердикт, осмотрев дерево сверху вниз, и в обратном направлении.
По-моему он смутился: вон и глазки прикрыл, и землю чуть ли не корнем-ногой ковыряет. Еще чуть-чуть и заложив ветви-руки за спину, понуро опустит голову, как нашкодивший ученик. Все же взгляд его стал твердым, красным блеснули глаза, по всему лесу волной прокатился рев, вой, рычание, невидимых слуг Пана… пока невидимых.
– Ты с кем так разговариваешь, смертный? – громко проскрипел он и заходил ходуном, переваливаясь с корня на корень, словно переминаясь с ноги на ногу. – Я властитель этих лесов, хозяин всего живого, что обитает под моим неустанным взором и слушается меня. А ты тот, кто заплатит кровавую дань, за то чтобы пройти через мой лес.
– О, как, – отпрянул я удивленно. – Нет, я, конечно, заплачу – проблем нет, – только поймать надо какую-нибудь зверюшку… Кролика там, лису, бурундучка – кто попадется. Ты подождешь?
– Нет! – взревел Пан, оглушая меня скрипом несмазанных петель. – Жертвой будет один из вас… Выбирай, кто.
Я оглянулся на своих… честно признаюсь, невольных спутников. Сам дурак, что позволил пойти за собой и с собой; вместо того чтобы сказать твердое ''нет'', легкомысленно разрешил и не отговорил…
– А вот этого не хочешь, – зло ткнул я горящей палкой в морду Пана.
Нет, он не отшатнулся, не дернулся, не зарычал, не вскрикнул или попытался как-то закрыться от огня. Лесной хозяин спокойно! поплевал и ''пальцами'' затушил огонь. Потухшая ветка невольно выскользнула из рук, потому что ТАКОЕ нельзя представить даже будучи, обладая отличной фантазией.
– Я не боюсь огня, – рассмеялся Пан. – Меня нельзя поджечь, я ведь бог, – заходился он от смеха.
Ах огнем нельзя… Ну ничего. На даче я частенько махал топором, заготавливая дрова. Тут конечно не колун, но и не топор.
Сжав посильнее рукоять меча, размахнулся и… Сначала онемели руки, потом плечи, а дальше нарастающим звоном в мозг проникло последствие неудачного удара – словно врезали по колоколу. Меч не только не застрял в ''хозяине'', он даже не поцарапал его, а у меня такое ощущение, что ударил не по дереву, а по скале.
– Эх, – скорбно выдохнул Пан и без замаха ударил ''рукой''.
Было несколько больно – хотя плечо, рука и шея заимели внушительные следы, что начали набухать, превращаясь из тоненьких линий, в толстые полосы – сколько обидно. Вскочил я довольно резво и попытался вновь настругать дровишек для костра… Во второй раз, все-таки было больнее, нежели обидно. Третья попытка… Четвертая… Руки после каждого удара немели, а в голове стоял непрекращающийся звон, который и не давал понять, сообразить, догадаться, в конце концов, что мои удары Пану, не приносят никакого вреда. Скорее даже веселят.
Раза после пятого, удачно вписываясь во все загибы, окружности и углы, поляны я был не менее ''красив'' чем Пан: веточки, листочки из всех щелей, травой покрыт как маскировочной краской. Наконец мне удалось совершить посадку рядом со Свеей и Беовульфом. Они сидели рядышком, чуть ли не обнявшись, и поглядывали то на меня, то на Пана, то на меня, то на… Пана.
