– Валька, иди-ка сюда! – Аракчеев отозвал парня, уже отправившегося за своей лошадью, под низкий навес боковой стенки каменного сарая: здесь их никто ниоткуда не мог увидеть. – Слушай, друг, с такой девушкой из публики договорился, – он поцеловал кончики пальцев, – закачаешься! Да вот она только первую схватку успевает посмотреть, а потом на поезд – и в Питер. А у меня сегодня третья очередь, никак не успеваю.

Вадик знал, на что бить: увалень Смирнов мгновенно преображался, как только речь заходила о хорошеньких девушках.

– Так чего ж ты еще тут прохлаждаешься?! Беги на «подиум», «отвоюйся» – и свободен. А я спокойно «заткну» дырку в твоей третьей очереди. Да постой ты! – Валентин остановил собравшегося уйти приятеля. – В официальных протоколах поздно что-то исправлять. Держи мой шлем и плащ с гербом. А я под твоим именем выступлю.

– Ну, спасибо огромное! Что б я без тебя делал?!

– Рассчитаемся. – Смирнов хмыкнул. – Завидую. Но и я ведь внакладе не останусь: ты же с противником в два счета разберешься, а почести – мне.

Аракчеев добродушно ткнул Валю кулаком в плечо и бегом направился к месту сбора.

Подмены никто не заметил. По большому счету, ни зрителей, ни устроителей не интересовала подлинная фамилия того или иного участника турнира. Им было даже наплевать, как он выглядел: все равно лицо каждого было закрыто глухим шлемом, который «рыцарь» по собственному желанию мог снять после окончания поединка. А мог и не снять, пожелав остаться в сердцах своих новых поклонников каким-нибудь Черным Дьяволом или сэром Монпелье де Труагильбером. Каких только экзотических имен не навыдумывали себе ребятки! Которые потом добросовестно и были занесены в итоговые протоколы турнира.

Пока герольд оглашал «имена» и «заслуги» первой пары, Аракчеев сквозь узкие крестообразные вырезы шлема продолжал внимательно наблюдать за событиями на трибунах. Для себя он отметил, как расслабился питерский гость, откинувшись на жесткую спинку скамьи.

«Конечно же, можно и передохнуть. Ты наверняка уже вычислил, что я выступаю в третьей паре. Время есть. Правда, я бы на твоем месте поступил несколько иначе...»

Вадик оглянулся назад, туда, где сбоку от раздевалки, незаметные для публики, толпились несколько «рыцарей». Они курили и перебрасывались короткими репликами в ожидании своей очереди. Валентина среди них он не заметил.

«Ну и правильно, молодец. Чего лишний раз «светиться» в моем уборе».

И тут Аракчеев заметил явного чужака, неторопливо продвигающегося в сторону каменного сарая. Мужчина в джинсах и футболке навыпуск уже подходил к группе бойцов, внимательно разглядывая их экзотические наряды.

«И ты молодец, – подумал Вадик о сидящем рядом с мэром чекисте, – я бы тоже послал агента заранее обнаружить «объект» и не спускать с него глаз».

В этот момент раздался удар гонга, и соперники выехали на ристалище. Они должны были проскакать навстречу друг другу несколько десятков метров вдоль деревянного разграничительного поребрика высотой чуть более метра, встретиться напротив главной трибуны и нанести противнику удар длинным копьем, постаравшись вышибить его из седла. Разумеется, наконечники копий были не только тупые, но и для большей безопасности соперников обмотаны мягким поролоном. Однако, даже несмотря на такие предосторожности, удар получался весьма ощутимым, и во избежание травм надо было быть предельно собранным и внимательным.

Вадик пустил коня небыстрым галопом и сосредоточил взгляд на приближающемся противнике. Вдруг, когда до места их встречи оставалось никак не более 4 – 5 метров, яркий световой луч полоснул по шлему Аракчеева, попав в горизонтальную прорезь и заставив его от неожиданности на мгновение прикрыть глаза. Для любого другого «рыцаря» это неминуемо послужило бы причиной полного и немедленного поражения: он потерял бы из виду копье своего противника в самый ответственный момент и оказался бы не способен к отражению удара. Вадима же спас выработанный годами на цирковой арене инстинктивный автоматизм.

Он резко отклонил тело в сторону от поребрика, до предела свесившись с седла, опустил голову вниз, прижавшись к лошадиной шее, и сильным рывком направил свое копье снизу вверх. Разящий удар соперника не достиг своей цели. Наконечник его копья лишь вскользь задел левое плечо Вадима и разорвал декоративный плащ. С трибун раздались нестройные аплодисменты, а всадники, придерживая лошадей, не торопясь разъезжались на исходные позиции для повторения схватки.

Что же произошло?! Из глаз Аракчеева выкатились две слезинки, и больше ему ничто не мешало. Откуда же взялась эта яркая вспышка? Лучи заходящего солнца не попадали во внутренний двор крепости, но на улице было достаточно светло, и на ристалище искусственное освещение не включали. Вадим сосредоточенно просчитывал варианты. Можно, конечно, предположить, что ослепивший его луч был умышленно направлен со зрительских трибун... Нет! Такое практически невозможно: в плотном окружении беснующихся зрителей мгновенно прицелиться – и попасть! – в прорезь шлема шириной не более двух сантиметров. Причем шлем надет на голову скачущего на лошади всадника! Такое просто выходит за пределы человеческих возможностей самого гениального снайпера.

Взгляд Аракчеева с трибун переместился на противоположную сторону двора. Огромная в своем четырехугольном основании знаменитая башня Святого Олафа... Пятиметровой толщины стены... Немногочисленные узкие на фоне такой громады бойницы... Со второго яруса башня приобретает восьмиугольную форму... Выше... Стоп! Что это за полоса на серой кирпично-каменной кладке? Так это же граница раздела свет-тень! Выше нее башня залита солнечным светом.

Так-так-так, внутренность дворика и трибуны в тени, а «Святой Олаф» освещен начиная с середины второго яруса. Вадик свободной рукой подвигал на голове ведрообразный шлем, чтобы улучшить обзор. Он знал теперь, что искать. Где же она, где? Он искал бойницу. На память пришли строки из популярной музейной брошюры: «...на внутренней стороне башни в середине второго яруса имеется узкая бойница размером 1,5 х 0,5 метра, слегка расширяющаяся на выходе, откуда велась стрельба в случае, если врагу удалось захватить двор...» Вот! С того места, где сейчас находился Аракчеев, была видна лишь узкая темная полоса, но это была именно «слегка расширяющаяся часть стрелковой бойницы». А если переместиться на середину двора... Да-да, именно в то место, где «рыцари» съезжались! Это происходило как раз на траверзе башни, и на относительно коротком участке узкая бойница просматривалась на всю глубину. Только на этом участке и мог ослепить Аракчеева отраженный солнечный луч.

Осталось выяснить, от чего именно отраженный. Никаких стекол, зеркал или просто полированных поверхностей на стене не было. Никаких кварцевых вкраплений, способных отразить солнечный луч, в древних строительных камнях тоже не наблюдалось. Несомненно, все дело в самой бойнице. Однако со своего места Вадим никак не мог ее рассмотреть. Значит, сделать это надо в тот момент, когда он окажется примерно посередине зрительских трибун. Или, еще лучше, чуть раньше...

Тронувшись с места навстречу своему противнику, Аракчеев слегка натягивал поводья, замедляя бег лошади. Как он и рассчитал, встреча соперников и обмен ударами произошли метров за пять до геометрической середины. Вадим ограничился тем, что легко отбил нацеленную ему в грудь пику. Сам он даже не попытался атаковать, отложив «разборку» до третьей, завершающей схватки. Все свое внимание он сосредоточил на бойнице в середине дозорной башни.

Косые лучи заходящего солнца неглубоко проникали в густой сумрак узкой бойницы. Через несколько минут они и вовсе поднимутся еще выше, погрузив в тень весь второй ярус башни. Но сейчас... Сантиметрах в тридцати от среза стены Вадик увидел черную матовую трубу, уходящую в глубь каменной щели. Может быть, дилетант и принял бы ее за какой-нибудь архитектурный выверт или, скорее всего, за элементарный современный водоотвод. Но Аракчеев не был дилетантом! И даже за долю секунды с одного взгляда безошибочно узнал ствол снайперской винтовки. Еще через секунду его догадка подтвердилась коротким отблеском солнечного луча, мелькнувшим из бойницы.