— Кайррра, — постучав кулачком в грудь, рыкнула она. Присела, выгнула спину, по-кошачьи зашипела. Перестав шипеть, вопросительно воззрилась на болотницу. Ее подруга равнодушно подошла к колодцу, качнула ведро. Оно вновь уныло застучало о стены. Обойдя Айшу, женщина в рубашке уселась на опалубку, внимательно рассматривая качающееся ведро. Ее губы беззвучно шевелились.
"Меховая" вновь изогнулась дугой, зашипела.
— Не надо, — Айша выбросила к ней ладонь с растопыренными в стороны пальцами. — Я поняла. Кайра — кошка… Ты говоришь, что я кошка…
Коснулась уголков глаз:
— Кайра?
Многие, даже Бьерн, говорили, что у нее кошачьи глаза.
— Кайра, — кивнула незнакомка. Постучала себя по груди: — Коракша!
— Кто?! — Громкий возглас Айши напугал вторую женщину. Она съежилась, подобрала ноги, закрыла голову руками.
— Коракша… — растерянно повторила "меховая". Она огорчилась, в карих глазах промелькнула обида. Разведя руки в стороны и размахивая ими, словно крыльями, она обежала колодец, каркнула, широко открывая рот. Объяснила:
— Коракша.
Затем, подскочив к своей молчаливой спутнице, сдернула ее с опалубки, подтащила к Айше, толкнула на землю, постучала по всклокоченой макушке:
— Тая — коракша!
Айша поняла: их обеих называли воронами, на языке этих людей — коракшами. Меж тем новая знакомица осмелела. Длинные цепкие пальцы схватили болотницу за локоть, потащили вниз, призывая сесть. Не сопротивляясь, она опустилась на землю. Коракша плюхнулась рядом. От нее жутко воняло — то ли гнилью, то ли прелым жиром.
— Кайра… — она коснулась кончиком пальца Айшиного плеча, затем быстро показала двумя пальцами другой руки бегущего человека.
— Коракша… — палец переместился к ее глазам. Она покрутила головой, делая вид, что вглядывается. Затем, изобразив, словно только что увидела "бегущего человека", выпучила глаза, отшатнулась, замахала руками, словно крыльями:
— Каррр, карррр, карррр!
Айша кивнула. Все становилось на свои места. Эти две женщины-вороны должны были охранять деревню, предупреждая о появлении чужих. Но чужими здесь считали людей, а болотница казалась им кошкой или нелюдью из рода Кошки. Для столь странного домысла было две причины. Во-первых, люди никогда не входили в деревню духов по доброй воле, а Айша вошла, значит, она не человек. Во-вторых, ее глаза походили на кошачьи, и она знала древний язык духов, который был известен лишь зверям и нежитям. Поднимать тревогу из-за приблудной кошки было глупо. Во всяком случае, так решили обе охранницы…
Оставалось непонятным лишь, где попрятались остальные жители.
Сидя напротив гостьи, коракша перебирала комочки меха, выжидающе смотрела на Айшу. Болотнице вспомнился рассказ про другого Коракшу, того, который стал убийцей ее Бьерна, про то, как духи дали ему новую жизнь. Должно быть, свое имя он тоже получил в одной из таких деревень. Перед глазами болотницы возникло его лицо — жесткие круглые глаза, широкие скулы, острый нос. Он на самом деле напоминал ворона…
Вторая женщина поднялась, пошла к воротам. Подойдя, слегка прикрыла створы, села на задницу, согнув колени и привалившись к одной из створок спиной. Вылезшее из облаков солнце мазнуло лучом ее по лицу, задрожало блеском в волосах. Женщина поморщилась.
Сидящая подле Айши коракша поднесла к губам раскрытую ладонь, выставив пальцы к небу, дунула, словно пытаясь загасить солнце.
— Мартри, вурды, айсы, ухути… — перечисляя, она обводила рукой деревенские дома. Взгляд Айши следил за ее пальцами, натыкался на выставленные у домов колья.
"Мартри…" — с кола, подле самой большой и на вид самой крепкой избы с двумя поднимающимися над землей венцами на болотницу взирал пустыми глазницами череп медведя.
"Вурды…" — с другого кола, у другой избы, скалился череп волка.
"Айсы…" — изба лис.
"Ухути…" — совы…
Все — ночные жители леса, те, что появляются, когда гаснет солнце…
Так вот куда запропастились жители деревни! Айша улыбнулась, перехватила руку коракши, опустила ее. Потом дотронулась до темного синяка на ее оголившемся плече, вопросительно приподняла брови.
— Мартри, — коракша развела руки, показывая огромного медведя. Потом принялась медленно сводить их вместе, приговаривая: — Вурды, айсы, ухути…
Оставив между ладонями совсем крошечный зазор, вздохнула:
— Коракша…
Обреченно пожала плечами. Помолчала, потом, вспомнив что-то, повеселела, хлопнула в ладоши, двумя пальцами показала нечто совсем маленькое:
— Аии.
Болотница не понимала.
— Аии, — коракша развеселилась, оскалила обточенные зубы, постучала по ним ногтем. — Аии…
Видя, что пришлая "кошка" не может догадаться, вскочила, схватила ее за руку, потащила за собой, куда-то за избы.
Они миновали большую "медвежью" избу, проскользнули мимо "волчьей", из приоткрытой двери которой раздавался громкий мужской храп, завернули за "лисью".
После широкого и чистого деревенского двора открывшийся перед Айшей круглый дворик выглядел маленьким и грязным. Откуда-то жутко пахло гнилым мясом, над стоящим посреди дворика железным чаном кружились мухи. Садились на края, ползали по ним, налезая друг на друга и поблескивая на солнце синими крыльями. Чан был пуст, но в засохшей по его краям корке Айша признала кровь. В углу двора, там, где задняя стена "лисьего" дома утопала в старых лопухах, валялись похожие на колья палки с отточенными концами, рваные лохмотья одежды, чей-то сапог с ободранным голенищем…
Болотницу замутило. Она остановилась, вырвала руку. Коракша отпустила ее, разбрасывая босыми ногами попадающиеся по пути еловые ветки, устилавшие часть двора, подбежала к большому, выструганному из дерева кругу. Круг лежал посреди двора, недалеко от чана. Вцепившись в его край обеими руками, коракша оттащила его в сторону и победоносно ткнула пальцем в разверзшуюся под ним яму:
— Аии!
Болотница подошла.
Яма оказалась неглубокой, немного выше человеческого роста. Ее края сочились влагой, стекающие по ним капли собирались на дне в мутную лужу. Посреди этой лужи копошилось что-то живое. Шевелилось, плескало водой, вдавливалось в стену, прикрываясь рваными тряпками, некогда служившими одеждой. Белый овал лица выскользнул из мокрых тряпок, мазнул безумным взглядом по болотнице и коракше, отворил дыру рта:
— Ааа-иии-аа.
Ноги Айши налились тяжестью, в груди что-то сжалось.
— Гюда?!
Она отступила от края ямы, отвернулась, стиснула ладонями виски. Коракша заинтересованно заглянула ей в глаза. Довольно улыбнулась:
— Аии!
Айша не знала, что делать. Стояла у края ямы, смотрела на жалкое, безумное создание, которое недавно было Гюдой, и молчала. Коракша вертелась вокруг нее, подпрыгивала, махала руками — чему-то радовалась. Гроздья меховых клочков прыгали по ее плечам, путались в волосах.
Айша присела у ямы на корточки, позвала:
— Гюда!
Бывшая княжна не услышала. Она больше не скулила. Забившись в угол, сжалась в комок, прикрыла голову руками.
Развеселившаяся коракша пробежала за спиной болотницы, громыхнула чаном. Гюда вздрогнула, запрокинула вверх испуганное лицо. Она осунулась, в волосах появились седые пряди, под глазами залегли глубокие синяки, веки покраснели. Выглянувшая из-под спутанных волос мочка уха была коричневой от запекшейся крови.
Блестящие глаза Гюды обежали край ямы, наткнулись на болотницу. Измазанное грязью лицо сморщилось, губы скривились, задрожали. На миг во взгляде промелькнуло что-то осознанное…
За спиной Айши коракша уселась перед чаном, смахнула с него жирных синих мух, принялась скрести по краю ногтем. Скрежет напугал Гюду. Княжна тонко заскулила, заметалась, расплескивая воду под ногами.
— Шшш! — обернувшись, цыкнула на коракшу болотница.
Испытанный недавно страх исчез. Пастенка оказалась права: жители деревни не были духами. Но людьми они себя не считали. Нелюди… Обычные звери в человеческом обличье. Обычных зверей Айша никогда не боялась. Уж тем более ворон…
