Сигурд следил за ними, следил, следил…
Он уже начал было вновь задремывать, когда со двора в избу долетел громкий восторженный крик, сорвал со скамьи Магнуса, стер улыбку с пухлых губ Дага, заставил побледнеть расчетливую Юхти и утонул в громком гомоне домочадцев. А затем вновь возник, уже у двери, явив привставшему с лавки Сигурду румяное лицо мальчишки-пастуха.
– Бьерн идет! – сея панику в доме, выкрикнул пастух, радостно притопнул босой ногой и заорал еще громче: – В бухту входит! Тремя драккарами!
В бухту Каупанга по весне приходило много кораблей. «Каупанг» переводилось с северного наречия как «торговое место», и с весны до глубокой осени тут, на ровной пустоши у моря, окруженной шатрами южных, шалашами восточных и маленькими землянками северных купцов, торговали всем, что только покупалось или продавалось. Здесь можно было приобрести рабыню с синей кожей из далеких земель, где солнце никогда не покидало небес, а вместо камней и глины под ногами был лишь желтый песок, получить диковинные на вкус пряности, добавив которые в мед, хотелось петь и плясать до самого утра. Имеющий деньги человек мог обзавестись редкой остроты клинками, перерубающими в воздухе столь же редкие по тонкости, почти невесомые ткани. Тут торговали скотом и людьми зерном и солью, пенькой и медом, шкурами и моржовыми бивнями, украшениями и оружием.
Зимой Каупанг спал, торговая площадь у пристани пустовала, в заброшенных маленьких землянках, тесно жмущихся друг к другу, гулял ветер, или пастухи прогоняли мимо бухты овечьи стада. Зато с первым торговым кораблем здесь начиналось веселье, закипала жизнь, бурлили страсти, и в мирном торге сходились родовые враги, меряясь не силой мечей, а тяжестью денежной сумы.
Но на сей раз первыми кораблями, вошедшими по весне в бухту, стали боевые драккары Бьерна, ярла из Гарды. И люди из усадеб, лежащих близ Каупанга, понимали, что Бьерн не остановится на торговой площади и не будет ставить купеческий шатер, а пойдет дальше, по усадьбам. Конечно, Олав, конунг Вестфольда, значит, и Каупанга, был другом ярла, однако дружба великих быстротечна, а их ссоры – беды для малых.
Усадьба Сигурда была ближней к Каупангу, поэтому, огорошив жителей неприятной вестью, мальчишка-пастух побежал упреждать о незваных гостях херсира [8] Кнута, чьи дома располагались на другой стороне холма. Следом за мальчишкой, мекая и потряхивая костяными бубенцами на шеях, потрусили его овцы. Животные совершенно растерялись, ведь обычно по весне их путь лежал в ином направлении, но, приняв мальчишку за вожака, послушно следовали за ним по пятам.
Жители усадьбы повели себя намного бестолковее овец. Забыв о старшем бонде, они метались по двору, кто – ища оружие, кто – пряча добро, а кто – просто так, запутавшись во всеобщей суматохе. Выскочившего из избы Сигурда чуть не сбила с ног его двоюродная сестра Кара. В одной руке Кара стискивала узелок с вещами, другой – тянула старшего сына.
В свою очередь, мальчик держал за руку сестру, та – еще сестру, последняя – совсем маленького брата.
Замыкал выводок рыжий кудлатый пес с загнутым на спину хвостом и лисьей мордой. Пес искренне веселился, подпрыгивал, лаял и, изредка вырываясь вперед, старался ухватить Кару за подол юбки. Та отмахивалась от него узелком, бестолково зеркала по сторонам обезумевшими от ужаса глазами и, пытаясь пересчитать детей, постоянно сбивалась на третьем.
– Мы уходим на обережную скалу [9]! – заметив Сигурда, завопила она, дернула старшего сына за руку, потащила вперед.
Спотыкаясь и на ходу захлебываясь ревом, дети поковыляли вслед за матерью. На их месте возник Даг – бледный, облаченный в кольчугу, с мечом и щитом в руках.
– Будем биться как мужчины! – отчаянно проорал он и метнулся прочь.
Сигурд поймал его за плечо, развернул к себе.
– С кем биться? – стараясь оставаться спокойным в царящем вокруг бедламе, спросил он.
– Что?! – пытаясь высвободиться из его хватки, Даг смешно дрыгал плечами. Щит лупил толстяка по спине, гулко стукался о рукоять меча.
– Ты понимаешь, что орешь? – поинтересовался Сигурд. – Ты с кем собираешься биться? С Бьерном? Ты его имя знаешь?
Даг непонимающе заморгал, однако вырываться перестал.
– Его имя – Бьерн Губитель Воинов, ярл из Гарды, сын Горма Старого, – чуть повышая голос, произнес Сигурд. – У него в хирде желтоглазый берсерк Хаки Волк со своими людьми. Даже Черный конунг не стал бы драться с этим ярлом.
– Но… Но… – Круглые глаза Дага стали грустными, щеки затряслись. Спокойный голос бонда отрезвил его. Еще несколько человек, в шуме и суете уловившие слова Сигурда, остановились, прислушались к разговору. Понемногу к ним стали подтягиваться остальные.
Дождавшись, когда гомон уляжется, Сигурд спросил:
– Кто-нибудь видел корабли Бьерна?
Видели двое. Один – старый Хьяти – постоянно видел то корабли, то драконов. Старик уже давно пребывал в некоем мире, весьма отличном от обычного, поэтому Сигурд не стал его расспрашивать. Зато зрению и словам молодого Ауна-резчика бонд вполне мог доверять.
– Щиты на их кораблях перевернуты белой стороной, – сказал Аун.
– Значит, ярл идет с миром, и нам нечего бояться, – успокоился Сигурд.
– Но это может быть уловкой…
– Какая еще уловка? – Сигурд отмахнулся. – Мы не так сильны, чтобы Бьерн стал прибегать к уловкам.
– Он может быть очень зол, – пискнул из толпы женский голос. – Ведь тут его колдунья.
– Он может быть зол только на нее, – ответил Сигурд. – Она сама пришла к нам в усадьбу, и мы не держим ее здесь силой.
– То-то и оно. – Из-за спины Ауна вылезла Снефрид, оправила рубашку, сложила белые пухлые руки на животе. – Она ведь могла сбежать от него. Утром, услышав крики, я заглянула в избу колдуна. Ее там нет. Вот Бьерн придет и станет спрашивать: «Где моя болотная девка?» А мы не знаем. Он не поверит, вытащит меч…
Сигурда всегда удивлял женский ум. В нем была какая-то изворотливость, удивительная способность переиначивать все простое и ясное так, что понятным оставалось лишь собственное имя. А Снефрид и вовсе отличалась своеобразием мыслей. Иногда из одного неудачно сказанного Сигурдом слова она сооружала целую историю, в которой именно он, Сигурд, становился виноватым во всех случающихся на земле бедах. Теперь такую же историю она городила вокруг колдуньи и Бьерна. Сигурд чувствовал надуманность в ее речах, однако собравшиеся слушали Снефрид и даже поддакивали ей.
– И что ты предлагаешь? – устав от глупых выдумок жены, спросил Сигурд.
– Надо найти колдунью, – решительно заявила Снефрид. – Связать ее, привести в бухту и вернуть Бьерну. Он возьмет ее и уйдет!
– Верно, – поддержал дурную бабу кто-то из мужчин.
– Только связать надо покрепче и рот заткнуть, чтоб проклятьем не навредила, – посоветовал женский голос.
– Глаза, глаза ей надо завязать! – выкрикнул молодой девичий.
– Хватит!!! – не выдержав, рявкнул на разошедшихся родичей Сигурд. – Колдунью зовут Айшей, так ее и называйте. Искать ее будем я и Даг. Остальные ступайте по домам и сидите тихо, пока мы будем искать Айшу и говорить с Бьерном.
На краткое время толпа притихла. Ветер гулял по головам, ерошил волосы, плескался в одеждах.
– Гм-м-м. – Магнус протолкался меж родичей и принялся мямлить, задумчиво покусывая верхнюю губу: – Так-то оно и верно, да вот это… Если что, так ничего, а если не выйдет, тогда – как?..
– Он говорит, что детей и женщин надо бы на всякий случай спрятать на охранной скале, – растолковал его бормотание Даг.
– Хорошо, – кивнул Сигурд. – Ты, Магнус, соберешь всех детей и баб и отведешь их на скалу. А мужчины пусть запасутся оружием и сидят в домах – ждут, когда вернемся.
– А если не вернетесь? – утирая уже намокшие глаза, всхлипнула Снефрид.
Тут же подле нее появилась Юхти, обняла, принялась гладить глупую молодуху по волосам. Та, разрыдавшись, уткнулась носом ей в плечо. Сигурд довольно оглядел толпу – он мог гордиться своими женщинами.
