— В Лабу придем на рассвете, не ранее. Выспись, покуда можешь, — сказал сердито.
Харек не таился. Ведь те хирдманны, что гребли, не вслушивались в чужие разговоры, а те, что отдыхали от гребли, спали.
— Не хочу. — Мальчишка приглушил зевок ладонью. — Как думаешь, мы увидим короля франков, когда придем на его землю? Говорят, он ходит в золотой одежде и пьет из кубка, сделанного из прозрачного серебра. Такого чистого, что в нем отражается все вокруг.
— Не знаю.
Драккар отклонился влево, обогнул маленький островок, посреди которого на упавшем сухом дереве сидели две крупные чайки. Корабли двигались так тихо, что птицы даже не встревожились. Лишь одна повернула голову, будто рассматривая вереницу непонятных огромных рыбин, вылезших из речной воды. Рюрик хлопнул в ладоши, спугивая птицу, засмеялся, когда она, пошлепав крыльями, лениво взмыла в воздух.
— Береги себя, — уткнувшись в грудь Бьерна, Айша обвила руками его шею. — Я умру, если не смогу тебя защитить.
Драккар содрогнулся, под днищем что-то громко заскрежетало. Громко выругался Харек. Застучали быстрые шаги, мимо Айши пробежали несколько хирдманнов, сунули в воду длинный шест, принялись сталкивать корабль с нежданной мели. Налегая на шест, они то и дело ворчали друг на друга, покрикивали, ругали за баловство озерных троллей. Бьерн сбросил руки болотницы, вскочил, перегнулся через борт. Всматриваясь в темноту внизу, сообщил:
— Похоже, коряга.
— Хороша коряга, чуть драккар не перевернула! — фыркнул кто-то.
От шума и качки проснулся Кьятви, завертел тощей шеей.
— Ииии-эх! — Сразу шесть воинов уперлись в шест грудью. Драккар повело в сторону, днище затряслось и противно засипело. Айша завалилась боком на плечо Рюрика. Тот поддержал ее, но тут же отстранился, словно ее прикосновение было ему неприятно.
Вода с правого борта хлюпнула, заплескалась убегающими под камыши волнами. Одолев препятствие, драккар вновь двинулся вперед. Айша привстала на колени, разглядывая всплывший кривой ствол старого дерева. Отдаляясь, он печально качался за кормой корабля. Изрытая морщинами кора блестела в закатном свете, обломки сучьев выпирали скрюченными пальцами, на самом конце ствола блестели звенья железной цепи.
— Табань, табань! — вновь взвыли сразу несколько голосов.
Айша вытянула шею. Из-за борта, из темноты выросла высоко задранная корма Рагнарова корабля. Она странно кренилась, вылезая из воды почти до киля.
— Тьфу! — раздосадованно ругнулся Кьятви, почесал смятую кожу на щеке, потрепал Айшу по плечу, встал, натягивая шубу. — Не пугайся, девочка. Ничего не случилось. Просто великий и могучий конунг Рагнар сел на мель перед заколдованной крепостью варгов.
Озерные варги знали о войске чужаков — судя по свежим спилам, они совсем недавно перекрыли корабельный путь бревнами и цепью [42]. Рагнар заметил лишь бревна. Лавируя меж ними, он уперся рулевым веслом в цепь, и его снеккар повело к мели. Корабль Бьерна миновал цепь, однако сильно поцарапал днище о бревно. Остальные кормщики предпочли остановить свои суда поодаль, избегая участи головных судов. До рассвета воины Рагнара пытались снять снеккар с мели, однако он прочно сидел на спрятавшейся под водой каменной глыбе. Рагнар мог бросить головной корабль или ждать подъема воды. Весной такое случалось нередко. Он решил ждать. На драккаре Бьерна тоже мало кто спал. Харек и Латья поочередно ныряли в реку, выискивая ослабшую доску в днище. К утру слабина была найдена. Глубокая царапина расчертила бок корабля чуть ниже ватерлинии.
Пользуясь заминкой, Бьерн решил вытащить драккар на береговую отмель острова, завалить его на бок и заделать пробоину.
— Опасно, — возражал Рагнар, указывая на выступающую из тумана черную громаду крепости варгов. — Они воюют лучше, чем говорят, и быстро будут здесь.
— Я не хочу терять последний корабль, — не сдавался Бьерн.
Драккар вытащили из воды. Три корабля эрулов встали неподалеку, воины с них наблюдали за берегом. Остальные суда окружили беспомощный снеккар Красного конунга.
Постепенно туман рассеивался, обнажая плоскую отмель, переходящую в равнину, где из жухлой травы торчали круглые вершины валунов. Меж валунами протянулась наезженная дорога. Весенняя слякоть размочила ее, в глубоких колеях плескалась вода.
Латья забивал щель в днище смоленой паклей, Кьятви суетился рядом, больше мешая, чем помогая, Бьерн сидел на валуне у воды, что-то подсказывал обоим.
Не зная, чем заняться, Айша двинулась по дороге в глубь острова. Она не собиралась отходить далеко, просто приятно было ощущать под ногами твердую землю, а не раскачивающуюся палубу. Переступая через лужи, болотница поднимала подол юбки, старалась не поскользнуться в глинистой жиже.
За грядой камней, справа от дороги, паслось небольшое стадо овец. Пастуха нигде не было видно — скорее всего, завидев чужаков, он помчался в крепость, чтобы упредить жителей. Сторожили овец два крупных волкодава с жесткой серой шерстью и тяжелыми мордами. Псы недобро косились на Айшу, скалили желтые клыки. На всякий случай она двинулась назад. Собаки увязались за ней, держась чуть поодаль и рыча. Болотница подошла к перевернутому драккару, оглянулась на псов. Волкодавы настороженно разглядывали незнакомых людей.
— Ррр… — ухмыляясь, рыкнул на собак Харек.
Оба пса дружно заворчали. Харек приподнял брошенный на землю щит, стукнул обушком топора в умбон, шагнул навстречу собакам. Шерсть на их загривках поднялась дыбом, они неспешно потрусили к врагу. Желтоглазый перехватил топор поудобнее, осклабился, предвкушая драку.
— Уймись, Волк! — одернул его Бьерн.
Харек оглянулся на ярла, пожал плечами:
— Да это же просто шутка.
— Они так не считают, — кивнул на псов Бьерн. Затем прищурился, глядя на вершину холма, за равниной. — И они — тоже.
Айша приложила ладонь к глазам, прикрывая их от восходящего солнца, вгляделась.
На холме чернели силуэты всадников. Кони топтались на месте, мотали обрезанными хвостами, потряхивали гривами. Бьерн перехватил щит в правую руку, повернул светлой стороной к всадникам, поднял его над головой. На холме закричали, заулюлюкали. Всадники сорвались с места, помчались навстречу чужакам.
— Не нападать! — негромко приказал Бьерн. — Только защищаться.
Его приказ прошелестел по рядам хирдманнов, зачавкала грязь под их ногами. Айша не заметила, как оказалась за полукругом сомкнувшихся плечами воинов. Первый ряд полукруга встал на колено, соединив щиты. Второй — ощетинился копьями. Часть воинов ожидала внутри полукруга, но Бьерн и Харек очутились впереди, между хирдом и всадниками [43]. В поле, на пустой дороге они казались совсем беззащитными.
Всадники летели во весь опор. Айша видела украшенные длинными меховыми хвостами шапки на их головах, короткие мечи в руках, пенные хлопья, слетающие с лошадиных губ, ноги в сафьяновых сапогах, нещадно бьющие пятками в потные бока коней.
От конского топота земля гудела, гортанные крики на чужом языке заставляли болотницу вздрагивать. Не останавливаясь, всадники разделились, промчались мимо, обтекая горстку непрошенных гостей с обеих сторон. Мимо Айши промелькнул пегий бок чьей-то лошади, в лицо брызнула грязь из-под копыт. На проскользнувшем, будто видение, бородатом лице блеснули злые глаза, мазнула по плечу пола чужого полушубка.
Миновав северян, всадники осадили лошадей. Хирдманны тут же перестроились, и теперь уже те, что стояли позади Айши, щетинились оружием и ограждались щитами. Верткий, как угорь, Тортлав выставил щит перед собой, присел на колено, воткнул древко копья в землю. Острие копья смотрело вперед и вверх.
— Чтоб вам сдохнуть, сучьи дети, — выругался Латья. В предчувствии битвы его руки дрожали. Не от страха — от нетерпения и обиды за неоконченную работу.
Кони гарцевали перед живым заграждением, у Айши в глазах рябило от пестроты незнакомых одежд, мельтешения чужих лиц. Один из всадников в вышитой красными крестами рубахе, широких киртах из красной шерсти и собольей шапке, надвинутой на самые брови, отделился от своих, подъехал поближе. На его щеке виднелись глубокие борозды — следы от поставленного еще в детстве клейма.
