Костя. Чай, я не дикарь!
Кичкин (Типунову). Вот, Петруха, мастером ты считаешься в речах, а придумал плохо!
Типунов. Ничего!
3обнин. Стало быть, тебе, Костя, и говорить речь!
Костя (разбираясь в закусках одной и той же вилкой). Мне всё равно…
Кичкин. Первый — кум скажет. Затем и взят.
3обнин. И Костя для этого.
Кичкин. Нет уж, — первое слово чтобы от нас шло!
Типунов. Мы — оба вместе скажем…
Кичкин (тяжело). Нет, уж ты первый… ты старше!
3обнин. Говори первый, Типунов! А Костя на загладку пойдёт… Решили?
Кичкин (подозрительно). Уступчив ты больно…
3обнин. А ты — боязлив не в меру!
Кичкин. У меня — одышка… Да детей пятеро.
3обнин. После того — женщинов пустим против его…
Типунов (с улыбкой). Для головокружения, значит!
Кичкин. Вот я племянницу взял…
3обнин. У меня, брат, сестрёнка… тоже очень достойна внимания…
Кичкин. Она у тебя бессловесная… не годится…
Татьяна. Здравствуйте! Это я понимаю как обиду…
Типунов. Никакой обиды! Ну только, как Маша по-французскому может…
Марья. Пожалуйста… я могу уйти… у меня интересов нет…
Кичкин. Я те уйду!
Типунов. Теперь — вопросец: где он остановится, у кого?
Костя. У нас приготовлено ему.
Кичкин. У нас тоже… не суйся!
Зобнин (наливая водку). Погодите! Остановится он — это мне известно — у себя в усадьбе, ведь флигель-то цел!
Кичкин. Цел! А ты у себя на что приготовил?
3обнин. А ты?
Кичкин. Я! Мало ли что… Мой-от отец у них, у князей, бурмистром ходил.
Костя (Марье). Каковы люди?
Татьяна. Очень даже хороши, и напрасно ты к ней подлизываешься… (Марье.) И вовсе князю не интересен наш язык этот!
Марья. А что же ему интересно?
Татьяна. Да уж не язык, извините!
Марья. А что же? Пожалуйста, скажите!
Татьяна. Да уж…
3обнин. Цыц, Татьяна!
Костя (горестно). Вот какие картины культурных нравов…
Марья. Вуй! Кэ сэ трист! [12]
(Типунов смотрит на неё с недоумением и отходит прочь, шевеля губами. Костя наливает себе какой-то зелёной жидкости и пьёт.)
Татьяна (тихо). Слова! Сама, чай, выдумала…
Быков (входит). Мокей Антоныч!
3обнин. Ась?
Быков. Евстигнейка просится до вас.
Типунов. Этот — с машинкой своей…
Кичкин. До него ли? Гони!
3обнин. А может, допустить его? Вот, мол, ваше сиятельство, есть у нас изобретающий человек…
Костя (иронически). Очень это интересно столичному жителю!
Типунов. А если для смеха выпустить его?
Костя. Тогда бы лучше лесникову собаку взять — она смешнее!
3обнин (испуган). Это… это ты зачем же все бутылки почал?
Кичкин (в стороне — Марье). Ты, гляди, не уступай ей, слышь? Держись вперёд… ближе к нему…
Марья. Знаю уж!
Кичкин. То-то…
Костя (жуёт). Для возбуждения мозга — надо мне или нет? Странно!
Быков. Стало быть — Евстигнейку гнать?
Типунов. Гони, дружок, гони его!
Быков. Там ещё старуха…
Кичкин. Какая?
Быков. С прошением, что ли то…
3обнин (тревожно). На кого прошение?
Кичкин (радостно). На тебя, поди-ка!
3обнин. Ну господи же! Даже взопреешь от этого! Гони ты всех, Быков!
Костя. Хоть на час какой спрячьте вы куда-нибудь всю эту дикость… стариков, слесарей, старух…
(Кичкин осторожно подвигается к двери, Зобнин следит за ним, беспокойно потряхивая головой.)
Зобнин. Стало быть, Марья Викторовна, вы его займёте…
Типунов. Ты, крестница, так и знай: мы тебя всегда для приёма знатных лиц будем употреблять…
Татьяна. А меня на что выволокли?
Зобнин. А ты… ты в глаза ему гляди!
Татьяна. Собака я, что ли?
(Кичкин вышел; Зобнин, стоя у двери, следит за ним в щель, потом уходит.)
Типунов (ласково). Вы его улыбочками, улыбочками! Да пошире эдак, поласковей — вот вам и должность!
Татьяна (сдаётся). Он и примет меня за дуру.
Костя (успокоительно). Молчать будете — не примет.
Татьяна (ядовито). Глядите однако, в Семилужном у градского головы жена эдак-то принимала, принимала гостей да однажды негритёнка и родила…
Марья (возмущённо). Фи, как вам не стыдно! И вовсе не негритёнка, а просто пёстренький он родился…
Татьяна. Не всё ли равно?
Марья. И одна ножка — короче!
Типунов (беспокойно). Это куда же воеводы ушли? Поругаются они… Костя — идём-ка…
Костя (икнул). Ох… ну, жизнь! (Уходит.)
Марья (озабоченно шепчет). Ву зэт тре земабль. Жэм боку льом дезарм. Же сюи тре контан… [13]
Татьяна. Нисколько это вам не поможет.
Марья. Почему же? Объясните, силь ву плэ, пожалуйста!
Татьяна. Женат он.
Марья. Какие глупые пошлости!
Татьяна. Нечего предо мной форсить! Вы сами иностранные-то слова выдумываете! А вот у кого колечко ваше с рубинчиком — это я знаю! Да-с!
Марья. И я знаю. Ну-с?
Татьяна. И больше ничего-с!
Марья. И — глупо-с!
Татьяна. Как же ты смеешь? Ведь я тебя старше!
Марья. А вы про колечко смеете?
Татьяна. Так я же тебе и ещё скажу…
Марья. А вы кого «шишечкой» зовёте?
Татьяна (села). Я? Ой!..
Марья. Ага! А вы кому пишете — «сладкий мой Колик»?
Татьяна (поражена). Ай… Ах он… мерза-авец…
Марья. Что? Вот и прикусите язычок!
Татьяна. Неужто… он рассказывает? Неужто сам он?
Марья. Не он, так — вы!
Татьяна (растерянно). Ой, как же это? Разве я рассказала бы? Что вы! Кому мне рассказывать?
Марья. Ну, уж я не знаю!
Татьяна. Да, может, вы… врёте?
Марья. Вы не писали?
Татьяна (тихо). А может, вы… сами догадались?
(Марья хохочет. В дверь беспорядочно втискиваются мужчины: Кичкин, подняв руку с прошением вверх; Зобнин, стараясь поймать бумагу; Типунов и Костя тоже хотят этого и — мешают друг другу. За ними испуганная, оробевшая старуха и — таращит глаза Евстигнейка.)
Кичкин (задыхаясь). Нет, читай вслух!
Зобнин. Чудак… да я же прочитаю!
Типунов. Погоди, Костя…
Старуха (ноет). Ой, голубчики, разорвёте вы…
Зобнин. Костя — прочитай…
Кичкин. Кум — бери…
Зобнин. Тарасьевна, дура! На кого прошение?
Кичкин. Ага-а? На кого-о?
Старуха. По случаю… пропажи, батюшка… зятёк-от мой…
Типунов. Костя — да ты, давай, вместе прочитаем!
Кичкин. Кум — держи!
Зобнин. Чёрт тебя принёс, старая лошадь…
Костя. Да будет вам! Что такое?
Старуха. Батюшки — не порвите!
(Все тесно окружили чтецов. Евстигнейка осторожно пробирается вдоль стены и — никем не замеченный — исчезает в уборной.)
Типунов (читает). «Его сиятельству, светлейшему»…
Костя. «Покровителю сирых»… это не надо! «Имею честь известить…»
Зобнин. Да вы один который-нибудь…
Типунов (читает). «Зять мой, Кирилл Вараксин, вот уже четыре года находится в безвестном отлучении от жены, дочери моей…»
