Мелания (искренно, горячо). Да… да, понимаю! Просто — так уж просто! Все равно… слушайте!.. Вы женщина, вы — любите, может быть, вы поймете…
Елена. Тише… в саду ваш брат!
Мелания. Что мне? Вот… слушайте: я люблю Павла Федоровича… вот! Я его так люблю… готова в кухарки, в горничные к нему идти… Вы — тоже, я вижу! — вы ведь художника любите… вам Павел Федорович не нужен… Хотите, — на колени встану? Отдайте мне его! Ноги буду целовать ваши…
Елена (поражена). Что вы говорите? Что вы? Мелания. Все равно! У меня — деньги… я ему выстрою лабораторию… дворец выстрою! Буду ему служить, чтобы ветер не касался его… буду сидеть у дверей дни и ночи… вот! Зачем он вам? А я его — как угодника божия, люблю…
Елена. Успокойтесь… подождите! Я, должно быть, неверно понимаю вас…
Мелания. Барыня! Вы — умная, вы — благородная, чистая… А у меня жизнь была тяжелая, противная… и людей я видела только гнусных… а — он! Он-то! Дитя такое… такой — возвышенный! Да ведь я около него — царицей буду… ему — служанка, а для всех — царица! И душа моя… душа моя вздохнет! Чистого человека хочу я! Понимаете меня?.. Вот!
Елена (взволнованно). Мне трудно вас понять… нам нужно много говорить… Боже мой… какая вы несчастная, должно быть.
Мелания. Да! О, да! вы можете понять, должны понять! Я оттого вот так и говорю вам — сразу все, я знаю, вы поймете. И не обманете меня: может, я тоже человеком буду, коли не обманете!
Елена. Мне незачем обманывать вас… Я чувствую больное сердце ваше… Пойдемте ко мне… пойдемте!
Мелания. Как вы говорите… неужели и вы тоже хороший человек?
Елена (берет ее за руку). Поверьте мне… поверьте, что если люди будут искренни, они поймут друг друга!
Мелания (идет за ней). Верю я вам или нет, не знаю. Слова ваши понятны, а чувства — не могу я понять… Хорошая вы или нет? Вот… Боюсь я верить в хорошее… не видела я его… и сама — дурной, темный человек… морем слез омыла я душу мою… Но все еще — темная…
(Уходят. Роман выглядывает из-за угла с топором в руке. Из сада идут Лиза и Чепурной. Антоновна — из комнат.)
Антоновна. Ишь… разбежались все… мечутся, как полоумные… Лизонька, ты чего все бродишь? Тебе сидеть надо…
Лиза. Отстань, няня…
Антоновна. Нечего сердиться… Какие у тебя силы? (Идет в комнаты, ворчит.)
Чепурной. Старуха-хлопотуха… любит она вас…
Лиза. Это так… просто привычка ухаживать… Она больше тридцати лет живет у нас… Ужасно тупая и упрямая… Странно… С той поры, как я помню себя, у нас в доме всегда звучала музыка и сверкали лучшие мысли мира… а вот она не стала добрее или умнее от этого…
(Протасов и Вагин выходят из комнат.)
Протасов (Вагину). Понимаешь, когда волокно химически обработанного дерева можно будет прясть — тогда мы с тобой будем носить дубовые жилеты, березовые сюртуки…
Вагин. Брось ты свои деревянные фантазии… Скучно!
Протасов. Эх ты… ты сам скучный!..
Чепурной. Это зонтик сестры моей… Коллега!.. Вчера Маланья спросила меня, в каком сродстве стоят гипотеза с молекулой? Так я ей сказал, что молекула гипотезе приходится внучкой.
Протасов (смеясь). Ну, зачем вы? Она так наивно… и горячо интересуется всем…
Чепурной. Наивно? Мм… А монера с монадой — подкидыши в науке… неверно? Перепутал я генеалогию, значит!
Лиза. Вот видите: даже на ваших отношениях к сестре видно, как пренебрежительно и злобно относятся люди друг к другу…
Чепурной. Э, какая там злоба!
Лиза (нервно). Нет, я говорю вам — на земле все больше скопляется ненависти, на земле растет жестокость…
Протасов. Лиза! Ты снова распускаешь черные крылья?..
Лиза. Молчи, Павел! Ты ничего не видишь, ты смотришь в микроскоп…
Чепурной. А вы — в телескоп? Не надо бы, знаете… лучше своими очами…
Лиза (тревожно, болезненно). Вы все — слепые! Откройте глаза; то, чем живете вы, ваши мысли, ваши чувства, они — как цветы в лесу, полном сумрака и гниения… полном ужаса… Вас мало, вы незаметны на земле…
Вагин (сухо). Кого ж вы на ней видите?
Лиза. На земле заметны миллионы, а не сотни… и среди миллионов растет ненависть. Вы, опьяненные красивыми словами и мыслями, не видите этого, а я — видела, как вырвалась на улицу ненависть и люди, дикие, озлобленные, с наслаждением истребляли друг друга… Однажды их злоба обрушится на вас…
Протасов. Все это оттого так страшно, Лиза, что вот, видимо, собирается гроза, стало душно, и твои нервы…
Лиза (умоляя). Не говори мне о моей болезни!
Протасов. Ну, ты подумай, кому, за что ненавидеть меня? Или его?
Лиза. Кому? Всем людям, от которых вы ушли так далеко…
Вагин (раздраженно). Черт их побери! Не идти же назад ради них!
Лиза. За что? За отчуждение от них, за невнимание к их тяжелой, нечеловеческой жизни! За то, что вы сыты и хорошо одеты… Ненависть слепа, но вы ярки, вас она увидит!
Вагин. Вам идет роль Кассандры…
Протасов (возбуждаясь). Подожди, Дмитрий! Ты неправа! Мы делаем большое и важное дело: он обогащает жизнь красотой, я — исследую ее тайны… И люди, о которых ты говоришь, со временем поймут и оценят нашу работу…
Вагин. Оценят или нет, мне все равно!
Протасов. Не надо смотреть на них так мрачно: они лучше, чем тебе кажется; они разумнее…
Лиза. Ты ничего не знаешь, Павел…
Протасов. Нет, я знаю, я вижу! (В начале его речи на террасу выходят Елена и Мелания, обе взволнованные.) Я вижу, как растет и развивается жизнь, как она, уступая упорным исканиям мысли моей, раскрывает предо мною свои глубокие, свои чудесные тайны. Я вижу себя владыкой многого; я знаю, человек будет владыкой всего! Все, что растет, становится сложнее; люди всё повышают свои требования к жизни и к самим себе… Когда-то под лучом солнца вспыхнул к жизни ничтожный и бесформенный кусок белка, размножился, сложился в орла и льва и человека; наступит время, из нас, людей, из всех людей, возникнет к жизни величественный, стройный организм — человечество! Человечество, господа! Тогда у всех клеток его будет прошлое, полное великих завоеваний мысли, — наша работа! Настоящее — свободный, дружный труд для наслаждения трудом, и будущее — я его чувствую, я его вижу — оно прекрасно. Человечество растет и зреет. Вот жизнь, вот смысл ее!
Лиза (тоскливо). Я бы хотела веровать так, о, я бы хотела! (Выхватывает из кармана книжку и быстро пишет что-то в ней. Мелания смотрит на Павла почти молитвeннo, это выходит немного смешно. Лицо Елены, сначала суровое, проясняется грустной улыбкой. Вагин слушает оживленно. Чепурной низко наклонился над столом, и лица его не видно.)
Вагин. Люблю видеть тебя поэтом.
Протасов. Страх смерти — вот что мешает людям быть смелыми, красивыми, свободными людьми! Он висит над ними черной тучей, покрывает землю тенями, из него рождаются призраки. Он заставляет их сбиваться в сторону с прямого пути к свободе, с широкой дороги опыта. Он побуждает их создавать поспешные уродливые догадки о смысле бытия, он пугает разум, и тогда мысль создает заблуждения! Но мы, мы, люди, дети солнца, светлого источника жизни, рожденные солнцем, мы победим темный страх смерти! Мы — дети солнца! Это оно горит в нашей крови, это оно рождает гордые, огненные мысли, освещая мрак наших недоумений, оно — океан энергии, красоты и опьяняющей душу радости!
Лиза (вскакивая). Павел, это хорошо! Дети солнца… Ведь и я?.. Ведь и я? Скорее, Павел, да? И я тоже?
Протасов. Да, да! И ты… все люди! Ну, да, конечно!
Лиза. Да? О, это хорошо… Я не могу сказать… как это хорошо! Дети солнца… да? Но — у меня расколота душа, разорвана душа… вот, послушайте! (Читает, сначала с закрытыми глазами.)