– И Луарсаба хорошо держать в заблуждении. В грузинских царствах у него много друзей. Шах-ин-шах, ты проявляешь большую мудрость в обращении с Луарсабом, но для твоего драгоценного спокойствия я сам поеду предупредить Трифилия, ибо сказано – зоркость на охоте удлиняет удовольствие и укорачивает опасность.

Эти доводы, особенно боязнь заронить в Луарсабе подозрение, убедили шаха.

Саакадзе, Эрасти, Димитрий, Гиви и Даутбек со всеми предосторожностями выехали в Кватахевский монастырь.

Георгий недаром взял Димитрия – пусть увидится с Нино. Тоже любил… Нино, золотая Нино!.. Ни бурям, ни битвам с дикими ордами, ни блеску царских замков, ни прославленным красавицам не затмить золотой поток твоих кудрей и синие озера глаз!.. Но тщетно искать камень, брошенный в бурную реку.

Свидание с Тэкле. Мучительные часы. Тэкле убеждала брата в непричастности Луарсаба к заговору на его жизнь. Убеждала, что Шадиман уверил царя Картли в измене «Великого Моурави», приписав побег в Исфахан именно этой измене.

Много еще узнал Георгий и вспомнил: Луарсаб ни словом, ни взглядом не выразил ему негодования… Но так ли это? Царь не мог не знать действий шадимановской клики. Можно молчаливо дать согласие на преступление и потом клясться и даже самому верить в свою непричастность.

Георгий оглядел строгие покои. Здесь в дни приездов жил католикос. А сейчас в этих покоях укрыты любимые им существа – Тэкле и Нино! Георгий поймал себя на мысли – сердце не подвластно разуму. Он хочет встречи, хочет еще раз ощутить в своей руке трепетную руку Нино… Он вслушивался в взволнованный голос сестры. «Да, – подумал он, – такая на полпути не остановится, в этом хрупком существе повторена моя воля… Но придет ли конец несчастьям? Или еще неведомые страдания ждут скорбную Тэкле?»

Долго слушал Георгий горячую речь сестры. Он осторожно гладил ее черные косы.

И снова молила Тэкле. И снова убеждал Георгий.

– Бедное дитя, перед тобою я больше всех виновен. Я принес в жертву твою любовь. Но поймешь ли меня, сестра моя? Ты умела с детских лет угадывать широкие мысли «большого брата». Перед чем я останавливался? Перед чем отступал? Там, в окровавленном Греми, в горящих деревнях, у стен Горисцихе в страшной схватке с друзьями-азнаурами, в проклятиях и слезах народа закалилась моя любовь к Картли. Знай, Тэкле, есть желание, презирающее слабость, оно требует больших жертв, последней капли крови. Это – желание счастья своей стране. Есть ли более высокие чувства? Любовь к женщине, к сыну, к матери не может остановить человека, вместившего в своем сердце любовь к родине. Только здесь, в тяжелый час крушения моих замыслов, я узнал силу этой любви. Она разбивает оковы мелкого благополучия. Она повелевает перешагнуть через страдания тысяч людей.

Долго смотрела Тэкле, как в детстве, испуганными глазами на Георгия.

– Брат, мой большой брат! Но разве не потрясают горы страшные проклятия нашему роду? На что любовь к царству, если оно гибнет? Брат, мой большой брат! Пожалей бедный народ, он ни в чем не виноват.

– Не хочешь ли ты сказать, Тэкле, пожалей царя? Я раньше думал, именно Луарсаб захочет спасительного для Грузии единовластия… Но он оказался слабым, он, как и другие цари, устрашился князей… Не пошел за молодой силой азнауров. Не пошел и погиб.

Тэкле рванулась вперед и распростерла руки, точно защищая собой Луарсаба:

– Нет, нет, не смей так говорить! Ты не знаешь царя Луарсаба, лучшего из царей! Он оставил надежное убежище, он вернулся спасти свой народ. Он не погибнет! Моя любовь, любовь народа спасет его! О, ты не знаешь моего отважного царя!

– Я не отказываю Луарсабу в отваге, Ломта-гора – слава его меча, но он не тот царь, который может дать расцвет Картли.

– Тот, клянусь, тот! Что замышляешь, Георгий? Скажи сразу… Я хочу погибнуть вместе с моим царем или… или ты, клянусь, спасешь его! Что замышляешь ты против Луарсаба?

– Против Луарсаба ничего… Завтра он будет здесь, уговори бежать… бежать с тобою… Я помогу вам. Скройтесь в Имерети. Шах не пойдет войной в Имерети… не пойдет, потому что Георгий Саакадзе не хочет этого. Имеретинские дороги я знаю не хуже кахетинских, но я не шах… Уговори Луарсаба бежать. Ему помогут «барсы»…

– А кто будет царствовать в Картли?

– Время покажет…

Георгий вышел от Тэкле взволнованный. «Какой странный разговор! Какое величие души у маленькой Тэкле. Так сильна у человека привязанность к близким… Нехорошо, – начинаю жалеть Луарсаба… Он молчит… Ни одного упрека. Может, из любви к Тэкле? Наверно, и я только из любви к Тэкле хочу спасти его?»

В боковой приемной Нино беседовала с Димитрием, Даутбеком, Гиви и Эрасти. Печаль оттеняла тонкую красоту Нино. Георгий остановился на пороге, и, как в далеком прошлом, теплая волна прилила к сердцу. Но ни одним движением Георгий не выдал охватившего его чувства. Он почтительно поклонился Нино, опустился рядом на скамью и мельком взглянул на дрожащие губы Димитрия – признак большого волнения.

Нино вскинула на Георгия спокойные синие глаза и сочувственно вздохнула.

Саакадзе понял: Димитрий и Нино говорили о нем. «Почему все люди, любящие меня и любимые мною… обречены на страдания?» – подумал Саакадзе.

– Георгий, если не поздно, спаси для Картли царя Луарсаба, – тихо сказала Нино.

– Поверь, золотая Нино, приложу все усилия спасти Луарсаба для… Тэкле.

Саакадзе, Даутбек, Гиви и Эрасти незаметно вернулись в Гори. Утром Луарсаб в сопровождении Баака и «барсов» выехал в Кватахевский монастырь.

Всю дорогу Луарсаб молчал. Глубокая задумчивость не покидала его. Он ясно сознавал – он больше не царь. Но шах обещает в Тбилиси проститься с ним… Может, от усталости черные мысли не дают покоя?

Вот он едет к любимой Тэкле, но почему, как раньше, не бьется сердце? Почему жадные глаза не торопятся увидеть конец пути? Луарсаб знал, почему. Помимо всего, страдала мужская гордость. Едет, как раб, отпущенный на день. Женщина не прощает бесславия.

Но как глубоко был потрясен Луарсаб! Казалось, только теперь оценил он сердце Тэкле. Ее бурная радость дала Луарсабу забвение. Лаская и восхищаясь, Тэкле убеждала царя, – он никогда не был прекраснее. Потом осторожно сообщила о предложении Саакадзе бежать с нею в Имерети. Луарсаб поддался соблазну, но тут же подумал: «Может, изменник подстраивает ловушку? Шах не простит мне бегства, отнимет Картли и отдаст Баграту. Разве я без войск сумею бороться со ставленником свирепого шаха?»

Луарсаб не хотел сразу огорчить Тэкле, у них еще целый день и целая ночь, все можно обдумать.

Уступая его настойчивой мольбе, Тэкле рассказала о покушении на ее жизнь. Потрясенный Луарсаб с необычайной ясностью понял: боролись две силы – князья и азнауры, а царь оказался не с ними, а между ними, потому и погиб… «Нет! Я для Тэкле должен бороться за трон, я начну снова царствовать, хорошо зная врагов и друзей, я докажу властелинам и народам: царь Луарсаб достоин меча Багратиони».

На следующее утро, прощаясь со счастливой Тэкле, Луарсаб сказал:

– Душа моя, скоро снова будем в Метехи, но только без Шадимана, без изменников-князей, без изменчивых азнауров. Царство наше озарится великолепием. Ты не будешь краснеть за своего царя…

– Мой царь, что бы судьба нам не послала, знай, я всегда буду около тебя, твой последний час будет моим часом. Знай, твоя Тэкле живет только ради своего светлого Луарсаба. Бог послал нам испытание, но он милостив. Уповая на него, будем терпеливо ждать милосердия всемогущего. Я сегодня тоже еду в Тбилиси. Не беспокойся, мой царь. В Метехи мне еще рано. Димитрий спрячет у верного человека… в доме Мухран-батони. Хорешани все устроила, вместе с верной княгиней буду ждать от тебя известий.

– Моя возлюбленная, не опасно ли? Может лучше в Носте у Русудан?

– Носте?! О, мое родное Носте! Там я впервые познала радость встречи с тобой! Но нет! Там, где стоит мраморный столп в честь нашего поработителя?! Нет! Пока Тэкле еще жена царя Картли!