В письме к Стасюлевичу от 17 февраля (1 марта) 1877 г. Тургенев уже извещал его о ходе работы и снова характеризовал повесть — с точки зрения ее возможного восприятия в России: «„Иродиаду“ я начал переводить — и надеюсь доставить Вам ее через 10 дней — положим, две недели (это последний срок!) — т. е. около 8-го марта <…> Я уверяю Вас, что это прелесть — хотя, конечно, не во вкусе Буренина и К ^о».

Первоначально Тургенев надеялся, что оба его перевода будут помещены в апрельской книжке «Вестника Европы», и даже просил об этом Стасюлевича (там же). Однако вскоре он понял, что «Иродиада» «не поспеет к апрельской книжке» и «придется ее тиснуть в майской» (письмо от 27 февраля (11 марта) 1877 г.). 7 (19) марта 1877 г. Тургенев сообщил Стасюлевичу, что он непременно получит «Иродиаду» через две недели; 12 (24) марта известил его, что «2-я легенда Флобера уже подвигается к концу»; 15 (27) марта подтвердил это известие, а две недели спустя повторил его вновь: «„Иродиада“ (перевод которой представил такие трудности, что, без хвастовства скажу — не знаю, кто бы лучше меня это сделал) переписывается по ночам и приближается к концу». Наконец, 29 марта (10 апреля) 1877 г., уже почти завершив работу, он с уверенностью назвал точный срок ее получения в редакции «Вестника Европы»: «Ослепительную по краскам „Иродиаду“ вы получите через 3 дня после 1-го апреля — т. е. 4-го или 5-го числа. Времени для печатания хватит за глаза».

Таким образом, в отличие от перевода «Святого Юлиана», работа над которым растянулась почти на год, перевод «Иродиады» отнял у Тургенева всего около двух месяцев. Это не означает, однако, что Тургенев «переводил ее «поспешно или менее тщательно. Сохранившийся в Национальной библиотеке (Париж) черновой автограф перевода свидетельствует о большой и подчас весьма мучительной работе. Особенно это касается дескриптивной части произведения, изобилующей историческими и археологическими подробностями, — пространных описаний Махерусской цитадели, ее подземелий и высеченных в скале конюшен, великолепного зала, где происходит пиршество в честь тетрарха, и т. д. В равной мере относится это и к обоим эпизодам, в которых фигурирует Саломея, прежде всего к ее танцу в финальной сцене. Многочисленные и притом неоднократные замены отдельных слов и целых фраз, колеблющаяся орфография имен, вопросы и другие пометы на полях, — всё это характеризует напряженные поиски Тургенева-стилиста.

В то же время речь флоберовских героев давалась русскому писателю со значительно большей легкостью; страницы, где она преобладает, несут на себе сравнительно мало серьезных исправлений и даже помарок, но относится это преимущественно к речи, стилистически почти не окрашенной. В тех же немногих случаях, когда прямой речи в повести Флобера придан ярко выраженный исторический колорит, работа переводчика вновь усложнялась. Так, например, обстояло дело с заклинаниями Иоаканама во второй главе повести, стилизованными под «речи древних пророков». Первоначально Тургенев передал их с большой осторожностью, опасаясь перенасытить русский текст архаизмами (этому принципу он следовал на протяжении всего перевода), но постепенно, пробуя различные — лексические и синтаксические — средства, он все усиливал библейское звучание фрагмента (об этом см. подробнее: ЗаборовП. Р. Из творческой лаборатории Тургенева-переводчика («Ироднада» Г. Флобера). — В кн.: Тургенев и его современники. Л., 1977, с. 129–135).

В целом свою задачу Тургенев и на этот раз выполнил весьма удачно, хотя ему и здесь не удалось избежать некоторых неточностей и ошибок. Правда, самая грубая из них (перевод слова «fille» как «сын»), которую обычно с укоризной отмечают критики (см.: Клеман,с. 148; ЧуковскийК. И. Высокое искусство. М., 1964, с. 51), вероятно, была вызвана опиской Флобера в изготовленной им для Тургенева копии «Иродиады». Особенностями этой не дошедшей до нас копии объясняются и некоторые другие кажущиеся погрешности перевода (об этом см. подробнее: Клеман,с. 139).

Однако, как это было и со «Святым Юлианом», Тургенев в дальнейшем, уже после выхода французского издания в свет (сборник «Trois contes» зарегистрирован в «Bibliographie de la France» 5 мая 1877 г.), не внес в свой перевод соответствующих исправлений, да и вообще подверг его минимальной правке, ограничившись улучшением всего лишь нескольких незначительных деталей. Он был явно удовлетворен результатом своего труда.

Литературно-критическая деятельность Тургенева в конце 1859-х — начале 1880-х годов не была столь интенсивной, как в более ранний период его творчества. В 1840-х годах и до середнни 1850-х годов Тургенев писал в основном такого рода рецензии, которые фактически являлись статьями. Они имели существенное значение для понимания как литературно-эстетических воззрений самого писателя, так и, в известной степени, позиций «Современника», в котором Тургенев сотрудничал в то время.

Иной, нередко случайный, характер имеют статьи и рецензии, относящиеся к рассматриваемому периоду. Статей в собственном смысле этого слова в конце 1850-х — начале 1880-х годов Тургенев написал всего четыре («Обед в Обществе английского Литературного фонда», 1858; «Пятьдесят недостатков ружейного охотника и пятьдесят недостатков легавой собаки», 1876; <Предисловие к переводам повестей Г. Флобера «Легенда о св. Юлиане Милостивом» и «Иродиада»>, 1877; «Alexandre III», 1881).

Статьи, написанные в этот период, обычно очень невелики по размеру, но разнообразны в жанровом отношении. Это — краткие отзывы Тургенева об английских переводах произведений русских писателей (Крылова, Салтыкова-Щедрина, Лермонтова) [114]и о книге немецкого писателя А. Больца, отклик на произведение искусства (о статуе Ивана Грозного М. М. Антокольского), театральная рецензия («Первое представление оперы г-жи Виардо в Веймаре»).

Неоднократно делались попытки доказать принадлежность Тургеневу ряда рецензий, относящихся к 1859 г. и помещенных в «Отечественных записках» с подписью «Т. Л.» (на «Очерки и рассказы И. Т. Кокорева», «Провинциальные воспоминания» И. Селиванова и роман Г. В. Кугушева «Постороннее влияние») [115]. Неубедительность этих атрибуций достаточно обоснована Г. В. Степановой и Н. Н. Мостовской [116].

Имеются свидетельства самого Тургенева, а также его современников о задуманных, но оставшихся неосуществленными литературно-критических произведениях. В частности, из письма Тургенева к Е. М. Феоктистову от 11 (23) ноября 1860 г. известно, что писатель обещал в «Русскую речь» (изд. Е. В. Салиас и Е. М. Феоктистова) статью «Русские в Париже», в которой собирался изобразить своих соотечественников «если не с сатирической, то с критической точки зрения». Эта статья, однако, не была написана Тургеневым.

О том, что в журнале «Русское слово» будет опубликована в 1860 г. статья «Кольцов и Берне» [117], задуманная Тургеневым, извещала редакция этого журнала (см.: Рус Сл,1860, № 3, первая страница обложки). Эту статью Тургенев также не написал. «„Кольцов и Берне“ — даже не начат», — сообщал он Е. М. Феоктистову 19 (31) июля 1860 г.

На обложке одной из парижских тетрадей Тургенева сделан перечень его работ, который по содержанию может быть датирован 1871 г. В этом списке наряду с художественными значатся и литературно-критические произведения, задуманные Тургеневым, но не написанные им. К их числу относятся следующие (под номерами 3, 4 и 6 в списке): статья о «дроздах», Приметы для Вас<ильева> [118]и Письмо о «Princesse Georges» [119](см.: Bibl Nat,Slave 86; фотокопия — ИРЛИ,Р. I, оп. 29, № 254).