День выдался пасмурным, как Митя и любил.

18 августа 2005 года, за десять дней до «Катрины», Джони окончательно рассорился с Vi. Перед тем он отправил ей пару ничего не значащих SMS. Вика не отвечала, а чуть позже с Викиного телефона позвонил её друг Шива, прости господи. Он хотел, чтобы Джони не писал ей писем, но Джони считал, что это никого не касается, кроме него и Vi.

Правильно считал, и ей следовало поскорей объясниться. Вика могла не любить его сколько угодно, но Джони не сделал ей ничего дурного и не заслуживал унижения. Битый час он домысливал её мотивы, да всё без толку – домысливать там было нечего.

К вечеру Джони вообразил себя сломанным механизмом и, как он пишет, «прикатился на своих колёсиках к морю». Его взору предстал галечный пляж и пустынный берег с перевёрнутой лодкой. Волны накатывали одна за другой. В будущем ему предстояло воссоздать потерянную любовь, что он и сделал.

Спустя пять лет Джони исписал четыре увесистые тетрадки, передал их Мите Захарову, а ещё через год исчез.

Исчез, да не совсем. Час назад Митя наконец напал на след – спасибо Тайке Нефёдовой. Судя по Джониным записям, он увлечённо работал с нею, они много переписывались, хоть встречались и редко. Хьюлет помнила её по «Прекрасному миру компьютеров», но Тайка продержалась там от силы лето.

– Не знаю, что и сказать, – призналась Хью.

– Что ж, и не надо, – ответил Захаров, а наутро загуглил «Нефёдова, пиар-менеджер», и всё разрешилось само собой. Та как раз сидела на сайте «Пёс и кот».

– Я вас не знаю, – написала Тайка в их форуме.

– Я вас тоже.

– И что?

– У меня потерялся кот.

Нефёдова любила котов. Она любила псов. В сущности, она любила весь мир. Так они и познакомились.

Тайка дала ему свою почту, они обменялись телефонами и довольно неожиданно для обоих оставались в чате ещё час или два.

– Вы и вправду занимаетесь котами? – спросил Митя.

Да чем она только не занималась! «Пиар-менеджер информационного агентства Римус» – стояло у Тайки под фотографией. Она пиарила всё вокруг. Тайка пиарила котов, псов, аллигаторов в Московском цирке, продукты питания, промышленные товары, производителей продуктов питания и промышленных товаров. Она пиарила новости, тех, кто пиарил эти новости, божественное происхождение этих новостей и самого Господа Бога.

– Джони?

Да, она пиарила Джони. Тайка пиарила его рассказы, иллюстрации к ним и фотографии. Они неплохо заработали, но уже год или два от него нет ни единой новости.

– Хотите, встретимся?

– Хочу.

Митя и в самом деле хотел. К тому же он прекрасно знал: то, что однажды пропиарено, останется на века. Странно, что эта акция прошла мимо, ведь он искал. Он обыскал весь Интернет, но так ничего и не нашёл.

– И не найдёте, – Тайка будто играла с ним. – Всё продано, магазин закрыт, – добавила она.

– А новости?

– Мы убрали все новости, – отрезала Нефёдова. – На вырученные деньги Джони купил дом на Мясницкой – он называл его «планетарием», – и пиара больше не хотел, – здесь Нефёдова поставила закрывающую скобку. – Так что новости если и остались, то в полицейских архивах, но мы в полицию не попадали.

Надо же, Мите и в голову не приходил такой сценарий. Тайка с ходу отвечала на его вопросы. Она словно читала его мысли. Читала бегло и безошибочно. Митю будто пиарили без его ведома, а он стоял на своём светофоре и слушал дождь. Дождь к тому времени набрал силу, но вдруг вышло солнце и показалась радуга.

– Радуга показалась, – написал Митя в чат.

– Митя, мне не до радуги, – ответила Тайка. – Хотите, встретимся – или поздно вечером или завтра?

– Поздно вечером, – он вдруг понял, что хочет как можно скорей увидеть её. За все эти годы технического прогресса Захаров так и не привык к виртуальной связи. Нет, виртуальная связь не по нему. Суходрочка, одним словом. – Скажите куда – и я заеду.

Он заехал за ней к Рождественскому бульвару. Тайка поджидала его у бывшего магазина «Додо» и улыбалась. На ней была зелёная куртка с капюшоном, светлые джинсы и зимние кеды Converse из серой замши.

– Чему вы улыбаетесь? – спросил Митя, высунувшись из машины.

– Вспомнила кое-что, – Тайка открыла дверь да так и простояла с минуту, давая осмотреть себя.

Захаров не ошибся: от Нефёдовой исходило очарование буржуазии. Она излучала кротость и одновременно силу характера. Митя вдруг подумал о Ксении Собчак. Ему нравилась эта правозащитница, хоть та и называла себя лошадью. Никакая она не лошадь, противился Митя. Отсидев год или два в тюрьме, Собчак взялась за старое и теперь не выходила из студий западных радиостанций. Так же как и Нефёдова, она знала, чего хотела, и знала, как этого добиться. Короче говоря, Митя слушал Собчаков голос на «Радио Свобода», и ему становилось легче.

– Куда поедем? – спросил он.

Тайка поправила джинсы и пристегнулась.

– К Джони домой, у меня есть ключи, если вы не против.

– К Джони домой? – Митя не верил своим ушам. Он снял очки, достал бумажный платок и принялся чистить стёкла. Захаров не скрывал смятения, и в сущности его действия были рефлекторны. Он приуныл и подёргивался, словно мышь в лаборатории Германа Людвига Фердинанда Гельмгольца. Этот Гельмгольц изобрёл офтальмоскоп для изучения глазного дна, но прежде много работал и препарировал животных.

– Я же вам говорила, он купил планетарий на Мясницкой, помните?

Митя, конечно, помнил, но как-то не придавал этому значения – мало ли что наговорит тебе пиар-менеджер с лицом Ксении Собчак.

– Мы устроили Джони выставку в «Винзаводе», продали его книжки и с полсотни картин, – Тайка всё смотрела на Митю, а тот щурился на свет и будто не слышал. – Довольно живописные картины, хоть и в гуаши, – не унималась Нефёдова.

– Что ж, поедемте.

– Только сначала попьём кофе, – Тайка крутила головой. Нет, так же как и «Додо», здесь давно уже не было и кафе «Бульвар». – В «Шоколаднице», – добавила она, – это по сути там же.

«Шоколадница» и вправду оказалась там же – всего в нескольких метрах от Джониного подъезда. Митя прекрасно знал это кафе в подвале с белоснежной плиткой. Под потолком там висели два кондиционера. Кондиционеры исправно функционировали круглый год, если только Митя ничего не напутал.

Напутал. Летом 2010-го, когда над городом стояла мгла от лесных пожаров, они как раз и не работали. Структурный брак, если хотите. Кондиционеры починили лишь к ноябрю, но тогда они были уже без надобности. Что ни день, здесь ставили хиты 60-х. Beatles, Simon and Garfunkel, да кого только не ставили. Трудно придумать что-либо более затасканное. Брак – убеждался Митя. Всё тот же структурный брак. С утра он поступал в продажу, к закрытию кафе он ставился на обслуживание, а на следующий день всё повторялось сначала. И самое главное – этот аудиоряд доставался «Шоколаднице» совершенно бесплатно, зато прибыли приносил – будь здоров.

Нефёдова тем временем взяла эспрессо и, выпрямив спину, курила тонкую сигарету с зелёной полосой.

– Возьмите и себе что-нибудь, – сказала она.

Можно было и в самом деле что-нибудь взять, но Митя ничего не хотел. Он прошёл в туалет, вымыл руки и вернулся на место.

– Что-то не хочется. Но почему вы так улыбались, когда я приехал за вами?

Тайка и сама не знала. Джони как-то прислал ей рассказ про магазин «Додо» – вот она и вспомнила. В этом рассказе Джони размышляет о редкой способности людей к плодотворному общению. В качестве примера он берёт Германа Людвига Фердинанда Гельмгольца и Нефёдову.

Рассказ начинался непринуждённо и с долей иронии: «А не пригласить ли Тайку Нефёдову на свидание в книжный магазин “Додо”? – подумал Герман Людвиг Фердинанд Гельмгольц в прошлую субботу и пригласил. Наутро профессор Берлинского университета терзался и не понимал, к чему всё это. “Додо” ему не нравился, а Нефёдова вызывала в нём болезненное ощущение популярного искусства».