Если в начале визита Эдгар Касуолл был учтив и; даже любезен, то, как только он заметил, что девушка смеет противостоять его чарам, лоск хороших манер осыпался как шелуха, и он предстал перед ней в своем истинном обличье — хладнокровного безжалостного хищника. Но для Лиллы это не было сюрпризом, она уже достаточно успела его изучить за время его прежних визитов; это лишь заставило сработать ее инстинкт самосохранения, и она неведомо как сумела не потерять самообладания. Таким образом, оба противника, несмотря на разыгравшуюся между ними ментальную схватку, пока что сохраняли свои позиции.

Но затем внезапно что-то произошло, что-то изменило характер атаки, и перевес стал склоняться в пользу мужчины — слишком слаба, слишком неопытна была его противница, слишком измучена она была страхами и сомнениями. Единственное, что еще ее поддерживало, это память о двух прежних победах. Зато Касуолл был полон сил, полон решимости одержать верх, и, хотя сегодня он был лишен поддержки Ууланги и леди Арабеллы, он был полностью уверен в себе. А когда он убедился, что его тяжелый взгляд действует на девушку, он без всяких колебаний усилил давление, чтобы окончательно сломить ее волю.

С каждой секундой решимость Лиллы слабела. Она чувствовала, что силы неравны, и, как бы она ни сопротивлялась, ей не выстоять. Тем более что будучи человеком, совершенно лишенным эгоизма, она была неспособна защитить себя так, как, возможно, смогла бы защитить тех, кого любит. Эдгар заметил, что черты лица девушки начинают расслабляться, сердитые складочки между бровями разглаживаться, а веки тяжелеют, словно ею исподволь овладевает сон. Лилла делала героические попытки удержать ускользающее от нее сознание, но это было уже не в ее силах. И в этот момент пришло спасение, правда, весьма своеобразное: через окно Лилла уже как сквозь туман заметила направляющуюся к дому леди Арабеллу. Как всегда, ее стройную фигуру обтягивало облегающее белое платье.

Появление второго врага вызвало совершенно неожиданный результат: Лилла внезапно пришла в себя, у нее открылось второе дыхание, и она ощутила огромный прилив сил. И как раз вовремя, так как ее светлость, по обыкновению зайдя в комнату без стука, тут же присоединилась к Касуоллу, и они, теперь уже вдвоем, возобновили прерванную атаку. Прибывшее подкрепление придало взгляду Эдгара такую силу и мощь, что Лилла уже и не помышляла о спасении. Ее лицо поминутно то бледнело, то заливалось краской, ноги уже начали подкашиваться, страшная слабость разлилась по всему телу, и она начала медленно оседать на пол. И в эту последнюю секунду, когда сознание ее уже угасало, она вдруг увидела влетевшую в комнату запыхавшуюся Мими!

Лилла почти упала в ее объятия. И это словно разбудило дремавшие доселе в ее кузине огромные, небывалые силы. Мими улыбнулась, воздела руку и легким пассом заставила Касуолла пошатнуться и отступить на шаг. И затем все теми же мягкими движениями она стала вытеснять его из комнаты. Он пятился до тех пор, пока не споткнулся о порог распахнутой Мими входной двери и не полетел кувырком на лужайку перед домом.

И тут Лиллу окончательно покинули силы, и она беззвучно осела на пол.

Увидев, что Лилла лежит без движения, Мими сильно встревожилась. Она опустилась возле сестры на колени и всеми известными ей способами постаралась привести ее в чувство. Но ничто не помогало: сколько Мими ни растирала ей руки, сколько ни похлопывала по щекам, девушка не приходила в себя, а лицо ее по-прежнему заливала смертельная бледность. Более того, ей с каждой минутой становилось хуже — дыхание почти не ощущалось, а лоб приобрел мраморный оттенок.

Видя эти ужасные перемены, Мими окончательно перепугалась и с трудом удержалась от слез.

Касуолл тем временем поднялся на ноги, отряхнулся и, слегка хромая, зашагал в сопровождении леди Арабеллы в сторону «Кастра Регис». Мими осталась наедине с Лиллой. И тут она почувствовала, что ей самой как-то нехорошо. Накатившую внезапно дурноту она объяснила переменой погоды: приближалась гроза.

Она прижала голову сестры к своей груди, но и это не помогло. Вглядевшись в застывшие черты лица Лиллы, она вдруг с ужасом поняла, что душа бедняжки уже оставила этот бренный мир.

Наступили сумерки, в комнату вкрался полумрак, но Мими словно и не замечала этого. Она так и сидела на полу, обнимая тело любимой сестры и баюкая ее голову на своей груди. За окном становилось все темнее и темнее: подступающая ночь и затянувшие небо грозовые облака словно сговорились обрушить на мир холод и мрак. А она все сидела — одна-одинешенька, не способная плакать, не способная думать о чем-либо. Она не знала, сколько она так просидела. Ей казалось, что прошли века, а на самом деле пролетело не более получаса. Наконец к ней вернулась способность мыслить, и первое, о чем она подумала: куда подевался дедушка? Ведь он давно уже должен был прийти. Она сжала пальцы Лиллы, которую все еще держала за руку, и вздрогнула: они все еще были теплыми. В одно мгновение силы вернулись к ней, она вскочила на ноги, зажгла лампу и осветила лицо сестры. Сомнений не было — Лилла была мертва. Но когда свет блеснул в ее широко раскрытых глазах, Мими показалось, что сестра смотрит на нее, словно хочет ей что-то сказать, о чем-то попросить. И тогда юная миссис Сэлтон поняла, что не узнает покоя, пока не встретится с Эдгаром Касуоллом лицом к лицу и не призовет его к ответу за убийство Лиллы — иными словами назвать содеянное им она не могла. И еще (она сама еще не знала как), но и леди Арабеллу, соучастницу этого мерзкого деяния, она тоже заставит заплатить за все.

Приняв это решение, Мими зажгла все лампы в комнате, принесла воду и чистое полотно и приступила к последнему убранству тела своей любимой сестры. Наконец, когда она сделала все, что было в ее силах, она вновь погасила огни и, надев плащ и шляпку, тихо вышла из дома. Но пошла она не в «Дум-тауэр», а в «Кастра Регис».

Замок был полностью погружен во мрак: светились лишь два окна на самом верху — окна кабинета Касуолла. Убедившись, что хозяин дома, молодая женщина проскользнула в двери, которые никогда не закрывались на ночь, и в полной темноте стала на ощупь подниматься по лестнице. Дверь в кабинет была слегка приоткрыта, и оттуда лился яркий свет. Сквозь щель она увидела Эдгара, в глубоком раздумье расхаживающего взад-вперед по комнате. Она не стала стучать — просто распахнула дверь и вошла. Касуолл остановился и воззрился на нее с несказанным удивлением. Мими остановилась напротив него и, не говоря ни слова, застыла, с ненавистью глядя ему в глаза.

Эта безмолвная дуэль взглядами продолжалась до тех пор, пока Мими, не выдержав напряжения, не бросила ему в лицо:

— Вы убийца! Лилла умерла!

— Умерла? Боже мой! Когда?

— Сегодня вечером, сразу же после вашего ухода.

— Вы… Вы уверены в этом?

— Да! Как, впрочем, и вы! Еще бы вам этого не знать! Ведь это вы ее убили!

— Я ее убил?! Думайте, что говорите!

— Господь не даст мне солгать: это чистая правда. И вы это знаете. Вы пришли на ферму «Мерси» с единственной целью — уничтожить ее. И ваша соучастница леди Арабелла Марч заявилась туда для того же.

— Поосторожнее, девочка! — взорвался мистер Касуолл. — Если вы будете говорить о таких персонах в подобном тоне, то как бы вам потом не пришлось об этом очень пожалеть.

— Я уже сожалею и всю жизнь буду сожалеть. Но не о том, что сказала вам правду в лицо, а о том, что вы — две бессердечные мрази — сгубили мою дорогую сестричку своими дьявольскими штучками. Нет, мне ничто не угрожает, а вот вы со своей сообщницей понесете наказание за все.

— Поосторожнее! — зловеще прошипел Касуолл.

— Да не боюсь я ни вас, ни вашей ведьмы! — вспылила Мими. — Я готова подписаться под каждым произнесенным мною словом. А кроме того, я верю и в Божий суд. Господь справедлив, и, хоть «божьи мельницы мелют медленно, но верно», я готова сама, если понадобится, вертеть их жернова, чтоб дело пошло скорее. Но вы, конечно, не верите в Бога истинного. Ваш бог — это ваш дурацкий змей, который распугал всех птиц в округе. Но, уж будьте уверены, когда Господь воздевает карающую десницу, она опустится в назначенный срок. И Страшного Суда вам не миновать — вы в любую секунду можете предстать перед ним. Пока не поздно, раскайтесь! Ведь когда вы вступите под чистые своды Царства Небесного, одного-единого слова беспристрастного судии хватит на то, чтобы обречь вас на вечные муки.