Меня, судя по всему, придерживали как раз вот ради такого случая. И я напрасно только что заподозрила Олега в отсутствии гуманности: как раз в высшей степени гуманно было убрать меня, как ненужного свидетеля. Что же такое содержится в этой чертовой посылке, если вокруг нее начинают кипеть африканские страсти?

Я достала со дна своей сумки коробку размером в полторы пачки сигарет и нерешительно повертела ее в руках. Запаковано было на совесть, нечего было и думать о том, чтобы вскрыть, посмотреть и сделать так, как было раньше. Тут требовался профессионал, а вот им я как раз не была.

Вместе с посылкой из сумки выпала какая-то визитная карточка. Это еще что такое? Ах, да, это тот самый администратор ресторана, который приглашал меня на дискотеку. Только… минуточку! Где-то я совсем недавно видела практически идентичное содержание. Где же? Ну, конечно, в письме Олега! Значит, я должна переться в этот ресторан, искать там специально этого Ахмеда-Махмуда-Муслима или как его там, произнести заветную фразу: «Только кофе покрепче и воды не нужно», после чего вручить ему клятую посылку… Опять не сходится! При таком раскладе некуда приткнуть подметное письмо. Когда мне его подсунули, посылкой я еще не обладала и кто-то, наверное, об этом знал. Знал и пытался сорвать намеченную операцию в самом начале.

Ладно, утро вечера мудренее. Я снова сунула в сумку свои сокровища — посылку, визитку и письмо, — и отправилась готовиться ко сну. И через пятнадцать минут я уже проваливалась в сладкую бездну сна, мимоходом отметив, что лежанка тут классом повыше, чем та, на которой я почивала в прошлую ночь. То есть привыкание к роскоши шло по нарастающей.

Мне показалось, что я только-только опустила голову на подушку, как к моему плечу тут же прикоснулась чья-то рука. Нежно так, чуть осязаемо. Я приоткрыла один глаз: передо мной стояла миловидная девушка с подносом в руках. Она что-то лепетала по-турецки, но в принципе было понятно и без слов: обещанный утренний кофе мне сервировали, и будильник при таком сервисе был не нужен в принципе.

Она пристроила поднос возле кровати и произнесла еще одну фразу, из которой я уловила только имя — Исмаил-бей, и догадалась, что он будет ровно в девять, потому что именно столько пальцев мне показала эта одалиска, предварительно изобразив нечто круглое, долженствующее, по-видимому, обозначать циферблат.

Когда я осталась одна, то первым делом отволокла поднос на веранду, где было уже очень тепло, но от прямого солнца надежно закрывали огромные зонты. Там-то я со вкусом, толком и расстановкой полакомилась чудным кофе, свежайшими круассанами с маслом и каким-то сыром, и с наслаждением закурила первую в этот день сигарету. Как ни странно, чувствовала я себя вполне бодрой и отдохнувшей, хотя спала всего несколько часов, так что к назначенному сроку была в полной боевой готовности: купальные принадлежности в сумке, сама — в юбке с разрезами и топе, чисто условно скрывавшим верхнюю часть фасада. Про шляпу я, конечно, тоже не забыла, поскольку только здесь и могла носить любимый головной убор: в Москве такие поля не проходили по определению, то есть в вагоне метро не помещались. Да и особо сильной жары там обычно не наблюдается.

Ровно в девять дверца лифта отъехала в сторону и передо мной предстал Исмаил-бей собственной персоной, весь в белом. Так что, судя по всему, сон Золушки продолжался, и мне предстояла не больше не меньше, как увеселительная прогулка на яхте настоящего миллионера. По большому счету я, конечно, вела себя безнравственно: кто его знает, какие у него там на самом деле намерения. Но я уже говорила и готова повторить снова: лучше быть безнравственной, чем несчастной. Тем более альтернативой было только возвращение домой, да еще и вручение перед этим какой-то дурацкой посылки.

Подождут. Все подождут. И мой драгоценный, похоже, уже бывший, который, по-видимому, решил использовать меня втемную, как болвана в преферансе, и ресторанный администратор, и вообще все. Завтра будет новый день, неизвестно чем его заполнять, вот и займусь делами. Вряд ли меня каждый день будут ублажать так, как сегодня. То есть уж точно не будут. А живем один раз и нужно сделать этот процесс максимально комфортным.

— Вы сегодня ослепительны, Виктория-ханум, — церемонно произнес Исмаил-бей. — Надеюсь, вам здесь нравится.

— Кому здесь может не понравится? — искренне изумилась я. — Это же просто дворец из «Тысячи и одной ночи». И потом… как подумаю о той, разоренной квартире…

— И не думайте, я разберусь. Собственно, уже сегодня должны быть какие-то результаты. Послушайте, а не выпить ли нам сейчас еще по чашечке кофе?

— Почему бы и нет? Там, в кофейнике, его еще человек на пять хватит.

— Я предпочитаю свежий, но сойдет и так. На яхте будем отдыхать, а сейчас минут десять побеседуем о делах… если вы не возражаете.

Я не возражала. В конце концов, в одиночку мне с этим делом все равно не разобраться. А раз уж этот самый Исмаил-бей такой влиятельный и всемогущий, пусть попробует помочь решить мои проблемы. Все равно больше никто не поможет.

Мы уселись на веранде и какое-то время чинно пили кофе в полном молчании. Первая, конечно, не выдержала я:

— Исмаил-бей, я очень признательна вам за участие. Не знаю, что именно, но вокруг меня происходит какая-то странная возня. Например, в первое же утро мне подсунули вот это.

Я достала из сумки письмо и перевела его содержание.

— Вы кому-нибудь об этом рассказывали? — спросил Исмаил-бей.

— Только Алексею. Но он тоже ничего не понял.

— Просто так никогда никому не угрожают.

— Если бы это письмо пришло после того, когда я получила посылку, то была бы какая-то логика…

— Какую посылку?

Я предъявила и посылку тоже.

— Кажется, я понял, что искали в квартире, — медленно произнес Исмаил-бей. — Вы поступили или очень разумно, взяв ее с собой, или… крайне опрометчиво. Еще не знаю. Но что-то более или менее проясняется. Вы хотя бы имеете представление о том, что в этой коробке?

— Ни малейшего, — довольно легкомысленно ответила я. — Представляю только, что мною пытаются манипулировать, причем довольно бесцеремонно. Не уверена, что мне это нравится.

— Знаете, мне это тоже не нравится. Утром я получил предварительный отчет из полиции.

— Вы? — вытаращила я глаза.

— Именно я, — не без удовольствия подтвердил Исмаил-бей. — Я знаю все, что происходит в этом городе. Во всяком случае, надеюсь, что все. Именно поэтому я так близко к сердцу принял вашу историю. Давайте потратим еще полчаса, а потом — с чистой совестью на яхту.

У меня такое предложение никаких возражений не вызвало. В кой веки раз кто-то взялся решать мои проблемы за меня.

Исмаил-бей коротко переговорил с кем-то по мобильному телефону, потом встал и нажал какую-то неприметную кнопку возле двери.

— Сейчас принесут свежий кофе, — объявил он. — А тем временем приедет один человек, мы отдадим ему на временное хранение ваши сомнительные сокровища и до вечера выкинете все мрачные мысли из вашей прелестной головки.

Как я уже говорила, особого выбора у меня не было, а было какое-то странное, постепенно нарастающее чувство тревоги внутри. Так что я была просто счастлива хоть на время сбежать от всего этого.

Мы выпили еще по чашке кофе, покурили, и тут в дверях лифта возник человек. Если бы меня попросили потом описать его внешность, я бы, наверное, не смогла. Он был совершенно никакой, плоский, невыразительный, да еще в затемненных очках. Но именно ему Исмаил-бей отдал письмо и посылку и коротко что-то приказал. Человек поклонился, отвесил еще один полупоклон в мою сторону и исчез в лифте. Ну вот, мосты сожжены, пути отрезаны, теперь я ни в коем случае не смогу передать посылку, потому что у меня ее нет.

— Поехали, Виктория-ханум, — поднялся с кресла Исмаил-бей. — Вечером мы наверняка узнаем если не все, то многое. Надеюсь, вы не откажетесь поужинать со мной?

— Не откажусь, — без колебаний ответила я. — Храбрость — это не самое главное мое качество, а тут еще страшилки вокруг всякие происходят. Так что я очень благодарна…