Коллежский советник — гражданский чин VI класса.
Коллежский асесссор — гражданский чин VIII класса.
После рассказа о лягушке, кошке и проч. — Имеется в виду сюжет, легший затем в основу самостоятельного рассказа «Отрывок из записок Иринея Модестовича Гомозейки» (позднее: «История о петухе, кошке и лягушке») — см. с. 186 наст. изд.
К нам из Питера запрос ~ безбожник! — Этот пассаж, как и вообще пристальный интерес Одоевского к проблеме пожаров, был связан с его служебными обязанностями. Как раз в период работы над «Жизнью… Гомозейки», 3 августа 1833 г. он по назначению Министерства внутренних дел стал членом комиссии, учрежденной для усовершенствования пожарной части в Петербурге (см.: Формулярный список В. Ф. Одоевского от 12 декабря 1868 г. — ОР РНБ, ф. 539, оп. 1, пер. 101, № 3). Очевидно, к этому же времени относится и отрывок «Причина пожаров», представляющий собой диалог дяди Иринея с маниловскими погорельцами и близкий по смыслу к «Жизни… Гомозейки»; в частности, речь здесь идет о свечках, которые крестьяне ставят к образам в праздники: «А что, Домна, помнишь, был день также праздничный, ты свечку к образу прилепила, а сама из избы вышла; кажись, ненадолго выходила, а меж тем свечка-то отлепилась да прямо в посконь — помнишь, мы еще с твоим мужем брагой залили, а ты еще вопила, что вся брага на ничто пошла…». На вопрос дяди Иринея, боролись ли мужики с пожаром — и как, они отвечают: «…уж чего мы не делали; индо свечки везде на окошках поставили… — Так и знал, — восклицает дядя Ириней в ответ, — да где же вы видели свечкой-то пожар тушить?» Объясняют мужики причину пожаров тем, что «как предел придет, так его не минуешь…» (ф. 539, оп. 1, пер. 1, л. 52–59).
В начале 1830-х гг. у писателя был непосредственный источник сведений о положении дел с пожарами в провинции: его отчим П. Д. Сеченов, служивший в это время в Саранске полицмейстером. Подробно описывая в письмах к Одоевскому провинциальную жизнь, нравы и перипетии, связанные с должностью, живописал он в том числе и постоянно случавшиеся пожары (см.: Ту рьян М. Л. «Странная моя судьба…». С. 241–242).
Биогр<афия> Гомозейки*
Публикуется впервые по черновому автографу: ОР РНБ, ф. 539, оп. 1, пер. 13, л. 30 и об. Название отрывка сопровождается карандашной пометой Одоевского: «Продолжение». Начало его и продолжение неизвестны.
Бабушка, или пагубные следствия просвещения. <черновой автограф>*
Два фрагмента под одним и тем же названием: «Бабушка, или Пагубные следствия просвещения», которые условно можно обозначить как черновой и беловой автографы, очевидно, представляют собой попытку развить в самостоятельный сюжет тему «бабушки», намеченную в одном из вариантов автобиографической «хроники» — «Семейных обстоятельствах Иринея Модестовича Гомозейки, сделавших из него то, что он есть и чем бы он быть не должен» (см. с. 91–93 наст, изд.) — подобно тому, как это произошло с «Отрывком из записок Иринея Модестовича Гомозейки» (см. с. 186 наст. изд.). На идентичность задуманного образа — консервативной, «домостроевской» бабушки — указывает само название, ни в одном из двух текстов, однако, не реализованное. Тем не менее образ этот был устойчивым и занимал писателя как раз в период работы над «Пестрыми сказками»: он мелькнул и здесь, в «Предисловии сочинителя», в упоминании «покойной бабушки», считавшей ученость Иринея Модестовича «вечным пятном» фамилии (см. с. 7 наст. изд.).
Оба фрагмента хранятся в Российской национальной библиотеке в фонде В. Ф. Одоевского. Первый из них, как было сказано, представляет собой черновой автограф (ф. 539, оп. 1, № 7, л. 130–139). Второй явно предполагался в качестве белового, но и здесь была произведена последующая — правда, незначительная — правка (там же, л. 140–144). В совпадающих текстах он учитывает окончательные варианты чернового автографа, однако существенно отличается от него дальнейшей разработкой намеченных там персонажей — их развернутыми портретными и психологическими характеристиками. Это «маменька» героя, ее сестра и просвирня Климовна.
В круг замыслов, примыкающих к автобиографической «хронике», «Бабушку…» вводит не только предполагавшийся в качестве центрального образ бабушки, но и очевидные автобиографические реалии, лежащие в основе задуманного произведения (см. примеч.). Рассказ же Климовны о птице Строфокамил в аналогичном варианте повторен в «Пестрых сказках» (см. с.21 наст, изд.), что лишний раз свидетельствует об известной связи «Бабушки…» также и с «Пестрыми сказками».
Оба автографа «Бабушки…» публикуются впервые.
В черновом автографе колебания имени «маменьки» (Марья Петровна — Дарья Петровна) оставлены без изменения. Принцип подачи текстов и подстрочных вариантов см. на с. 190. Комментарии к идентичным текстам, включая и случаи незначительных разночтений, не существенных для общего смысла, не повторяются.
В архиве Одоевского хранится еще один набросок под названием «Бабушка» (ф. 539, оп. 1> № 20, л. 20 об., 94), сюжетно с предыдущими фрагментами не связанный, так как в нем речь идет уже о взрослом герое, отце семейства. Отметим, однако, некоторые гходные мотивы. Начинается набросок словами «Воспитание прошлого века; молодого человека учат вздору — вздор и выходит…», он испытывает «неудачи от неполного образования». Затем у героя родится сын, и он отдает себя его воспитанию, «старается обогатить его ум — но бабушка и жена его не понимают его идей». Заявленная тема «бабушки» здесь также не реализована.
Отчего так нравилась басня La Cigale et la Founni. — Имеется в виду басня Лафонтена «Кузнечик и Муравей». Известны неоднократные ее русские переложения (А. П. Сумароков, И. И. Хемницер — у обоих под названием «Стрекоза»; анонимные авторы), однако особую популярность в России сюжет французского баснописца обрел под пером Крылова — в его басне «Стрекоза и Муравей» (1808).
Глава 1-ая. 1812-й год. — Ср. с упоминанием в «Пестрых сказках» о том, что Ириней Модестович «принялся рассказывать… о походе Наполеона в 1812 году» (с. 12 наст, изд.) и с «Жизнью и похождениями Иринея Модестовича Гомозейки…»: «…его упрекают в эгоизме потому, что он не принимает участия в рассказах о 1812-м годе» (с. 88 наст. изд.). Скорее всего, задуманная глава должна была стать развитием намеченной ранее темы — возможно, с учетом детских впечатлений самого Одоевского (см.: Турьян М. А. «Странная моя судьба…». С. 21–22).
…по бесчисленным переулкам, разделяющим Арбат от Пречистенки… — Согласно административному делению «допожарной» Москвы, два ее старинных района — Арбат и Пречистенка — входили в так называемый Земляной город, располагавшийся между Пречистенской и Никитской улицами. Соседствующие Пречистенка и Арбат уже тогда были разделены более чем двадцатью переулками (см.: Рубан В. Г. Описание Москвы. СПб., 1782. Факсимильн. изд. М., 1989). Следующее далее здесь (и более расширенное — в БА) описание домика в одном из таких переулков, вероятнее всего, связано с деГскими воспоминаниями писателя: именно на Пречистенке «во 2-м квартале под № 137-м в приходе священномученика Власия» — церкви, находившейся на Старой Конюшенной, владела домом его бабушка со стороны матери Авдотья Петровна Филиппова (подробнее см.: Турьян М. А. «Странная моя судьба…». С. 17–26).
…отца он почти не знал ~ мучительная смерть. — Ср. с автобиографическими заметками Одоевского «Мои записки»: «Он (отец. — М. Т.) умер, когда мне не было пяти лет — следственно, о нем не осталось никакого воспоминания <…> Он умер после операции каменной болезни, произведенной Гильдебрандтом и Лодером довольно неудачно, ибо камень оказался приросшим к пузырю. Помню запах гарлемских капель, кои вероятно давали моему отцу. На это время, верно, чтобы я не испугался криков, меня перевезли к Аграфене Петровне Глазовой, приятельнице матушки…» (ОР РНБ, ф. 539, оп. 1, пер. 101, № 4, л. 2).
