Действительно, надо уезжать, ведь не могла же она жить здесь вечно, но сердце кровью обливалось, стоило только об этом подумать.
— Ты заварила чай? Можно мне чашечку? — Джаред присоединился к ней.
— Ники успокоился? — поинтересовалась она, ставя на поднос чашки, чайник, горшочек с джемом и сахар.
— Наконец-то, — ответил он, — но он не спит, играет с погремушкой. Ему, похоже, это очень нравится. Просто не верится, он так подрос!
Фейт задумалась. Джаред говорил так, будто они оба — настоящие родители. Она улыбнулась.
— Сначала научится переворачиваться, сидеть, а потом уже ползать, — сказала она, наливая чай.
— Да, и не успеем оглянуться, как он попросит ключи от машины, сообщив, что у него свидание с хорошенькой девушкой, — засмеялся Джаред.
У Фейт внутри все оборвалось. Конечно, она мечтала остаться здесь и стать для Ники матерью. Ей так нравилось, когда они разговаривали о малыше, делились наблюдениями о том, как часто он улыбается или проявляет интерес к новой игрушке.
— Послушай, прошло уже две недели, но у нас не было возможности посидеть и поговорить, — начал Джаред. — Я благодарен тебе за заботу о сыне и обо мне.
— Джаред, — перебила она, — забота о Ники помогла мне больше, чем ты можешь себе представить.
Джаред пристально посмотрел на нее.
— Я рад. Потеря сестры сильно потрясла тебя. Мне и подумать страшно, что ты пережила, когда умерла твоя дочь…
Слезы подступили к глазам Фейт. Она попыталась справиться с волнением, но у нее ничего не получилось.
— Ой, Фейт, я не хотел расстраивать тебя. Я безнадежный дурак. — Он сжал ее руку, отчего на сердце стало теплее.
— Все в порядке, — сказала она хриплым голосом. Смерть близких всегда разбивает сердце и больно ранит душу, а потеря ребенка отнимает частичку тебя. Я бы ни на что в жизни не променяла те пять дней, что провела с дочерью.
— Она прожила только пять дней? — спросил Джаред, коря себя за такую бестактность.
— Да, — ответила Фейт, освобождая руку.
— Ну, по крайней мере, с тобой был муж…
Фейт метнула недобрый взгляд в его сторону.
— Глен ушел, когда я была на четвертом месяце беременности. В тот день врачи сообщили, что у ребенка нет шанса выжить. Полагаю, он не мог этого вынести, спокойно сказала она.
— Ты же выдержала и была с дочерью, когда она больше всего в тебе нуждалась! Это дорогого стоит.
Слезы все-таки вырвались наружу. Джаред не такой, как Глен. Он постоянно был с Паулой и вообще вел себя по отношению к ней порядочно.
Джаред не впервые расспрашивал Фейт о ее личной жизни. А если бы все было иначе? — невольно пришло ему в голову. Ники был бы ее сыном, а он, Джаред, мужем. Но мечты редко сбываются. Мысль показалась кощунственной.
— Ты любила Глена? — спросил Джаред, зная, что перегибает палку, но остановиться уже не мог.
Едва заметная улыбка тронула ее губы.
— Мне было двадцать три, когда я познакомилась с ним. Что я могла знать об этом? Теперь все в прошлом. Что важно сейчас — это Ники.
— Ты прекрасно справилась, но мы оба знаем, так дальше продолжаться не может. У тебя свой дом и карьера в Сан-Франциско. Моя совесть не позволяет задерживать тебя здесь. Настало время нам вернуться к обычной жизни.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Фейт не могла больше дышать, думать, жить. Ее сердце разбилось на миллионы маленьких кусочков.
Хотя она знала, что такой день настанет, и пыталась морально подготовиться к нему, мысль об отъезде из бухты Грейс была невыносима.
— Думаю, ты прав, — сумела выговорить она, удерживая взгляд на остывшей чашке чая.
— Самое идеальное решение — нанять няню.
— Няню? — не поняла она, поднося ко рту чашку.
— Для Ники, — пояснил Джаред.
— Как ты думаешь, сколько потребуется времени, чтобы найти ее? — спросила Фейт, не обращая внимания на острую боль в сердце.
— Не знаю. Нужно начать с объявления в газете, а дальше будет видно. Конечно, если ты спешишь, я попрошу Марджи посидеть с Ники.
— Нет, — выпалила Фейт, — я не спешу. Вчера звонила своему издателю, и он сказал, что пока для меня работы нет.
— Ты не против побыть здесь еще немного?
— Нет, — ответила она, чуть не добавив, что счастлива остаться навсегда.
Джаред улыбнулся.
— Спасибо. Это так благородно с твоей стороны. Не могла бы ты еще помочь мне выбрать няню? Мне хотелось бы знать твое мнение, если ты, конечно, согласна.
— Безусловно, — произнесла она, радуясь тому, что нужна ее помощь, но в то же время сожалея, что скоро о Ники будет заботиться кто-то другой.
Джаред откинулся на спинку стула.
— Скажи, Фейт, сколько книг ты проиллюстрировала?
— Дюжину.
— Я поражен, — ответил Джаред, — какие это книги?
— Для детей.
— Я не разбираюсь в детских книгах. Но, думаю, благодаря Ники мои знания о них существенно расширятся, — улыбнулся он, — мне бы хотелось увидеть твои работы. Ты всегда любила рисовать?
Оторопев от его вопроса, Фейт глотнула чая.
— Сколько себя помню, я самый счастливый человек, когда передо мной карандаши и бумага, — сказала она и подумала: «А была бы еще счастливей, если бы осталась здесь…»
— А я, наоборот, никогда не умел рисовать. Наверное, я из тех детей, которые любят есть мелки, а не рисовать ими.
— Надеюсь, твоя мама припрятывала их прежде, чем ты добирался до них, — сказала Фейт, заражаясь весельем и пытаясь поднять себе настроение.
— Это была работа няни, — небрежно бросил он в ответ.
— Няни? — повторила она. — И часто тебе приходилось с ней оставаться?
Джаред посмотрел на нее. Он уже не улыбался.
— Я провел с ней все детство.
— А твой отец? Он не сидел с тобой?
Фейт наблюдала, как его губы сложились в тонкую линию. Лицо побледнело.
— Мой отец не затруднил себя даже знакомством с нами.
— Вот почему… — вырвалось у Фейт. — Прости, это не моего ума дело.
— Ты собиралась сказать — вот почему я так боролся за Ники?
Она кивнула.
— Я хотел найти сына и привезти его домой. Я должен был быть уверен в том, что он получит и любовь, и заботу, которых заслуживает каждый ребенок.
Напряженность в его голосе поразила Фейт, она и представить себе не могла, как одинок был этот человек.
Не успела она произнести и слово, как Джаред продолжил:
— Я не мог позволить, чтобы мой сын прошел через все лишения и трудности, выпавшие на мою долю. Мать была подающей надежды актрисой. Она без зазрения совести таскала меня по киностудиям, где проходили очередные пробы, оставляла с незнакомыми людьми в любой час дня и ночи, бросала у друзей, которые меня и не замечали или подчас даже ненавидели. — Джаред, толкнув стул, поднялся.
— Как это ужасно, — произнесла Фейт, пытаясь осмыслить услышанное.
Она увидела, как исказилось, словно от боли, его лицо, как задрожали руки. Горестные воспоминания превратили этого сильного человека в несчастного, обиженного мальчика, и ей захотелось прижать его к груди, утешить и отгородить от невзгод.
— Я сделаю все, чтобы мой сын ничего подобного не испытал в жизни.
— Но Паула не обращалась бы так с Ники, никогда!
Джаред гневно посмотрел на нее.
— Конечно, я не позволил бы ей! — Гнев его словно испарился. Он провел рукой по волосам. — Извини. Но согласись, когда дело касалось ее карьеры, Паула ни перед чем не останавливалась. Было время, когда я надеялся… — он сделал паузу, — но это ни к чему не привело. Лучше пойду позвоню насчет объявления в газету.
Фейт молча наблюдала, как он выходит из кухни.
Интересно, на что он надеялся? Мог ли он под маской гнева и злобы прятать истинные чувства к Пауле? Расценивал ли он ее возвращение в бухту Грейс как желание достичь понимания и возобновить их отношения?
— Извините, мистер Макэндрю, еще один факс на ваше объявление, — произнесла Салли, входя в кабинет Джареда.