Мне было с небольшим два года, когда мой отец умер. В последнее время его всё били палками, думая хотя этим способом пробудить в нем чувство собственного достоинства; но добились только того, что он потерял жвачку. Тогда все взоры с надеждою устремились на меня.

Я был невелик ростом, но молод и проворен.

Я помню, это было прелестное, солнечное весеннее утро. Уже три недели стадо гоняли в поле без быка; оно ходило как сонное, не наедаясь, а только оглашая окрестность призывным мычанием. Казалось, над стадом повисла одна из тех весенних грез, которые так любит описывать поэт Фет. Коровы, облитые лучами веселого солнца, поголовно лежали на пару, зажмурив глаза и задумчиво жуя жвачку. То был не сон и не бдение. Не сон, — потому что по стаду, не перемежаясь, из конца в конец проносилось томное мычание. Не бдение, — потому что стадо представлялось словно застывшим под игом трепетного ожидания.

Хозяин вошел ко мне в хлев, обмотал мою шею обрывком веревки и вывел меня на улицу. Крестьянская сходка была в полном сборе; бабы стояли у ворот и выглядывали из окон своих изб. Несколько поодаль беспокойно расхаживал Балаболкин, для которого отсутствие быка в стаде представляло несносное лишение.

Начали осматривать меня; одни одобряли, говоря, что я настоящий русский, простой бык; другие сомневались. Я рыл копытами землю, уставлялся рогами и взмахивал хвостом, из всех сил стараясь показать, что, не хуже любого адвоката, поступлю по точному смыслу доверенности. Но мужики галдели, ругались и предлагали моему хозяину такие условия, от которых мне самому становилось неловко.

Прошел целый мучительный час. Наконец бабы не выдержали и сбежались к месту сходки.

— Вы тут галдите, — говорили они, — а коровы без быка ходят!

Тут же, кстати, кто-то напомнил, что день праздничный п не худо бы выпить. Хозяин мой горячо ухватился за эту мысль и предложил ведро водки. Тогда все закричали, засуетились, и я, пользуясь суматохой, вырвал из рук хозяина веревку и стремглав понесся в поле…

Я скакал так, что только копыта мои сверкали. Дух у меня занимало, глаза налились кровью, ноздри раздулись, шея сама собой выгнулась…

Следом за мной во все лопатки бежал Балаболкин.

При нашем появлении все стадо вдруг, как бы по манию волшебства, поднялось на ноги и оглушительно звонко заревело.

— И кто же бы мог подумать! нахал Балаболкин приписал этот внезапный порыв себе, своему появлению!

Вводная статья — Ф. Ф. Кузнецова.

Подготовка текста и текстологические разделы комментария: В. Н. Баскакова— разд. II вводной статьи, «По части женского вопроса», «Семейное счастье», «Еще переписка», «Кузина Машенька», «Непочтительный Коронат», «В дружеском кругу», «В погоню за идеалами», «Тяжелый год», «Привет», и Д. М. Климовой— «К читателю», «В дороге», «Охранители», «Переписка», «Столп», «Кандидат в столпы», «Превращение», «Отец и сын», «Опять в дороге», отд. «Неоконченное».

Комментарии: Т. Г. Динесман— постраничные примечания ко всем очеркам и вводные заметки к очеркам «В дороге», «Переписка», «Кандидат в столпы», «Превращение», «Опять в дороге», «Семейное счастье», «Еще переписка», «Непочтительный Коронат», «Благонамеренные речи. XII. Переписка», и С. А. Макашина— вводные заметки к очеркам «К читателю», «Охранители», «Столп», «Отец и сын», «По части женского вопроса», «Кузина Машенька», «В дружеском кругу», «В погоню за идеалами», «Тяжелый год», «Привет», «Приятное семейство», «Благонамеренная повесть».

Переводы иноязычного текста — Е. А. Гунста.

Гр. — «Гражданин».

Изд. 1876— «Благонамеренные речи. Сочинение М. Е. Салтыкова (Щедрина)», тт. I и II, СПб. 1876.

Изд. 1880— то же, СПб. 1880.

Изд. 1883— «Благонамеренные речи. Сочинение М. Е. Салтыкова (Щедрина). Издание второе», СПб. 1883.

Изд. 1933–1941— Н. Щедрин(М. Е. Салтыков). Полн. собр. соч. в двадцати томах, ГИХЛ. М. 1933–1941.

Макашин— С. Макашин. Салтыков-Щедрин. Биография, т. 1, издание второе, дополненное, Гослитиздат, М. 1951.

MB— «Московские ведомости».

ОЗ— «Отечественные записки».

ПВ— «Правительственный вестник».

РМ— «Русский мир».

«Салтыков в воспоминаниях» — Сборник «М. Е. Салтыков-Щедрин в воспоминаниях современников. Предисловие, подготовка текста и комментарии С. А. Макашина», Гослитиздат, М. 1957.

«СПб. вед.»— «Санкт-Петербургские ведомости».

Благонамеренные речи ^*

Первый появившийся в печати очерк цикла «Благонамеренные речи» — «В дороге» — был написан по свежим впечатлениям поездок Салтыкова летом 1872 года в связи с делами о наследстве по селам и городам Московской, Тверской и Ярославской губерний. Салтыков с особой остротой ощутил, сколь глубоко проникли в русскую жизнь после реформы 1861 года новые, буржуазные отношения. Уже в первом по времени написания и опубликования очерке, как в завязи, намечены многие темы будущей книги: приход «новых людей» — деревенских собственников-капиталистов, кулаков, арендаторов, торговцев — как грядущих «столпов» российской действительности, социальная и нравственная выморочность дворянства, упадок духовных и нравственных основ современного общества, прикрываемый «благонамеренными речами». «Констатировать, какие бывают на свете благонамеренные речи», — это и было, по словам Салтыкова, задачей очерка, определившей необходимость его продолжения. Большинство очерков и рассказов, написанных в качестве этого продолженияи составивших новую книгу Салтыкова, имело под собой документальную основу — впечатления и наблюдения, полученные писателем во время его поездок по Московской, Тверской и Ярославской губерниям в родные места, где он улаживал дела по своим имениям с родственниками и крестьянами.

«Благонамеренные речи» формировались поначалу как публицистический, журнальный цикл. Этим объясняется как динамичность, оперативность отклика на те глубинные сдвиги и изменения, которые имели место в российской действительности конца 60-х — середины 70-х годов, так и широта жизненных наблюдений. Сфера их объемлет здесь и исключительно быстрые процессы капитализации пореформенной России, и судьбы помещичьего хозяйства после реформы 19 февраля 1861 года, и состояние народных нравов, и повседневный, обывательский провинциальный быт. Как справедливо отмечает Е. Покусаев, по своему замыслу «Благонамеренные речи» — одно из синтетических произведений Салтыкова-Щедрина [478]. От очерка к очерку «исследовал» Салтыков современный ему срез повседневной, по преимуществу провинциальной жизни на переломе 70-х годов. «Исследовательская» задача определила и специфические средства художественной изобразительности: «Благонамеренные речи» почти свободны от гиперболизации, сатирической фантасмагоричности, элементов гротеска, столь типичных для творческого метода сатирика.

В журнальной публикации этот цикл мог восприниматься недостаточно внимательным читателем как более или менее последовательное обозрение внутренней жизни страны, напоминающее хронику «Наша общественная жизнь». Такого — чисто тематического — восприятия «Благонамеренных речей» писателю было явно недостаточно. Для него была крайне важна идейная «сверхзадача», которую он преследовал в этом цикле, цельность сквозной философской мысли. Изменяя структуру цикла при подготовке его к отдельному изданию [479], Салтыков и стремился добиться необходимой ему цельности и стройности произведения, как в отношении идейного. замысла, так и в развитии мысли, в архитектонике воплощения своего замысла. В связи с отдельным изданием «Благонамеренных речей» он писал 1 ноября 1876 года П. В. Анненкову, что «взятые в совокупности, они имеют несколько другой смысл, нежели читанные урывками в журнале».