Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Они, исподтишка изучая друг друга, несколько раз прошлись по залу, смешавшись с набожными посетителями из Удина. Потом Ван небрежно попрощался со священнослужителем, который, со своей стороны, горячо поблагодарил благородного гостя за оказанную ему честь.

В ту же ночь сын рыбака из Хуньганцуни в растерянности прогуливался перед храмом. Он не знал, с какого боку подступиться к этому делу. Боялся, что опять не оберется сраму перед старым насмешником. Оставить же хитрого обманщика в покое после его последнего триумфа было никак нельзя. Несколько раз Ван всерьез подумывал о том, чтобы просто разбудить Доу Цзэня, хорошенько отколошматить его и потом сдать в полицию.

Ван неуверенно двинулся в глубь двора — там было темно как в погребе. В углу, у боковой пристройки, остановился, чтобы глаза привыкли к темноте. И тут увидал валяющуюся перед главным входом длинную приставную лестницу.

Он и не подумал дотрагиваться до нее; он размышлял. Это скорее всего очередная подначка Доу; ведь обычно лестница стоит в углу двора. С другой стороны, внутри храма вряд ли еще осталось место, где Доу мог бы надежно припрятать дневную выручку. Ван осторожно обошел лестницу и попытался запрыгнуть на крышу низкой пристройки. Это ему не удалось, да и шум поднимать не хотелось. Тогда он с трудом, вновь и вновь соскальзывая, вскарабкался вверх по одному из отсыревших столбов. Прошло больше часа, прежде чем он наконец перебрался на крышу самого храма; он боялся, что, если выпрямится во весь рост, его увидят с улицы.

Поэтому он крался, пригнувшись, и каждый раз, когда хлопала какая-нибудь дверь или ночной сторож бил в барабан, распластывался на животе, рискуя скатиться с наклонной кровли. Он клял свою судьбу, принуждавшую его отнимать деньги у такого пройдохи. Ван перещупал одно за другим все кровельные ребра и только потом медленно спустился по водосточной трубе к украшавшей ее фигуре воина с белым щитом. К руке статуи, позади щита, было привязано что-то черное — оно стало раскачиваться, когда труба прогнулась под тяжестью Вана. Это был набитый деньгами кошелек. Ван с трудом распутал узел окоченевшими пальцами. Прошло битых полчаса, прежде чем он снова очутился на улице, озябший и с грязным, перекошенным от злобы лицом — уж больно много невзгод перепало ему из-за коварно-благочестивого старца.

На следующий день около полудня, когда Ван, уже отобедав, баловался на террасе табачком, к нему подбежал запыхавшийся хозяин и протянул длинную визитную карточку Доу Цзэня. Гость, войдя, осведомился о здоровье своего «благодетеля», выразил радость по поводу того, что бинтов на голове Вана уже нет, с сочувствием посмотрел на его оцарапанные руки; мол, господин, похоже, занимался нелегкой работой. После того, как они выпили по чашке чаю, Ван, не таясь, расплатился деньгами из кошелька бонзы, а потом еще и проводил своего гостя до храма, желая посмотреть, что стало с лестницей. Оба прониклись большой симпатией друг к другу, особенно Ван — к Доу, потому что ощущал свое превосходство над стариком, который, казалось, это превосходство признал. Доу Цзэнь по просьбе Вана достал стоявшую в углу лестницу, прислонил ее к крыше храма, полез вверх. Ван, удивленный его ловкостью, вслед за ним забрался на крышу.

Ван внутренне торжествовал: борьба, которую он на каждом этапе одновременно выигрывал и проигрывал, сегодня будет достойно завершена!

Когда наступила ночь, он на ватных ногах и с одеревеневшим позвоночником, голодный и возбужденный, пробрался во двор Доу, поднял лестницу, которая почему-то опять валялась на земле, приставил ее к коньку крыши и — хотя сердце у него колотилось — полез вверх. Кошелек висел на прежнем месте, на руке воина. Но Ван вдруг встревожился и замер, распластавшись на крыше: он как будто услышал во дворе шорох, да и лестница покачнулась. Он опять быстро спустился вниз, без каких бы то ни было помех.

И — остался стоять под лестницей, словно укорененное в земле дерево. Не мог сдвинуться с места. Его войлочные туфли увязли в густой жиже, доходившей ему до лодыжек. Он застонал; ухватившись за лестницу, все-таки высвободился — но туфлями пришлось пожертвовать. От ярости и перенапряжения Ван почти потерял рассудок. Остановившись — босой и со слипшимися штанинами — посреди двора, он с силой запустил кошельком в дверь бонзы. И крикнул в ночной тишине под звон рассыпавшихся кэшей: «На, получай свое, черепашье отродье[38]!» А потом барабанил кулаками по тонкой дощатой стенке, пока из-за нее не донесся медоточивый голос: «Чего желает мой возлюбленный друг? Чем хочет одарить сына черепахи нынешней ночью?»

«Давай, черепахов выползень, выползай! Я заставлю тебя раскаяться в твоей подлости! Ты мне заплатишь и за погубленные туфли, и за штаны!»

«Но, возлюбленный мой, ты, кажется, уже получил плату за то и другое…»

«Выходи, пустобрех и мошенник! Увидишь, что я понимаю под платой!»

Пока продрогший Ван Лунь топтался на дворе, Доу Цзэнь при свете масляной лампы долго облачался в праздничную одежду, поставил на огонь чайник и лишь потом невозмутимо открыл дверь. Ван хотел было броситься на него и поучить вежливому обращению, но из-за слипшихся штанин мог передвигаться лишь маленькими шажками, да и то каждый из них давался непросто. Бонза светил ему лампой, не переставая кланяться. У здоровенного вора, чувствовавшего, как он смешон, от ярости и боли на глазах выступили слезы. Доу Цзэнь шагнул в сторону, пропуская его, и указал на теплую лежанку; Ван, застонав, тут же на нее повалился.

Чашку горячего чая, которую со всеми надлежащими церемониями поднес ему хозяин, Ван опорожнил в два глотка; Доу Цзэнь же тем временем скинул священническое облачение и, макая тампон в какую-то пахучую жидкость, оттирал с Вановых ступней налипший вар. Между делом Доу сбегал на двор, прихватив лампу. «Не ровен час заявится какой-нибудь вор и украдет наши денежки…», — объяснил он, когда вернулся с кошельком и прикрыл за собой дверь. Вану он принес чистые штаны и хорошие войлочные туфли. Сын рыбака из Хуньганцуни уже сидел за столом гостеприимного хозяина, уплетал арбуз и выхлебывал одну чашку чая за другой. Волна злости иногда все-таки поднималась в нем, но потом вновь спадала, потому что чай был горячим и вкусным, а арбузная мякоть таяла на языке.

За разговором выяснилось, что Доу Цзэнь — великий знаток человеческих сердец и столь же великий мошенник. Его недавний противник, признав свое поражение, в задумчивости качал заклеенной пластырями башкой, дивясь многогранным талантам бонзы. Доу Цзэнь, как он и рассчитывал, обрел в лице Вана надежного помощника.

ТАК СТРАННЫЕ ОТНОШЕНИЯ,

связывавшие обоих, переросли в настоящую дружбу.

Доу Цзэнь занимался немудреным делом. Он управлял храмом бедной общины музыкантов. Они платили ему крохотное жалование, а кроме того, предоставили в его распоряжение комнатку; предполагалось, что бонза сам будет обеспечивать себе пропитание продажей ароматических палочек и проведением ритуалов — все в конечном счете зависело от его усердия и умения[39]. Потому что на другом конце города имелся еще один храм для музыкантов; и если бог Доу Цзэня почему-либо не исполнял желания своих почитателей, то они, ругаясь и жалуясь, отправлялись туда, что никак не способствовало процветанию первого храма.

Теперь Ван Лунь и Доу Цзэнь работали вместе. Ван стал зазывалой и помощником бонзы. Когда по утрам они бродили по улицам и многолюдным рынкам, здоровенный Ван в зеленом храмовом облачении вышагивал впереди, удерживая на плечах концы двух — метровой длины — труб; Доу Цзэнь, следовавший за ним по пятам, время от времени прикладывался к мундштукам; тогда из раструбов вырывались жутковатые гортанные звуки, и прохожие шарахались в стороны, освобождая дорогу. В тех местах, где собирались богатые купцы, торговавшие шелками или фарфором, друзья громко восхваляли великолепные и редкостные способности своего бога: мол, в его храме можно получить самые действенные рецепты от всех болезней, а заказанная посетителем служба будет и полезной, и недорогой. Их кумир, как и всякое божество, нуждался в периодических «подновлениях», и они приписывали ему все новые сенсационные качества: рассказывали, например, что Покровитель музыкантов обладает особым даром раскрывать преступления и, в частности, кражи. Когда их куда-нибудь приглашали, они, совершая ритуальный обход с маленькой статуей бога, старались высмотреть, где что плохо лежит, а после сами что-нибудь крали и — якобы с помощью Хань Сянцзы — «обнаруживали» большую часть пропавших ценностей в каком-нибудь отдаленном месте. Разумеется, если добыча была богатой, они говорили, что бог на сей раз отказал им в своей помощи.

вернуться

38

…черепашье отродье… По китайским поверьям, черепаха способна забеременеть, просто подумав об этом; поэтому выражение «черепашье отродье» означает внебрачного ребенка.

вернуться

39

…бонза сам будет обеспечивать себе пропитание продажей ароматических палочек и проведением ритуалов, — все в конечном счете зависело от его усердия и умения… Ср.: «Расходы по сооружению и содержанию [даосского] храма в большинстве случаев покрываются подпиской… Собственное духовенство имеют только большие храмы… маленькие же храмы, не располагающие определенными доходами, управляются жителями данного квартала, которые делят между собой обязанности по службе в храме, сменяясь помесячно. Эта служба состоит в ежедневном подношении богам требуемого количества курительных свеч, а также в содержании храма в чистоте и порядке. Бывают случаи, что житель квартала берет на себя постоянное управление храмом, за что иногда получает жалованье, а иногда и нет. Если храм располагает небольшим имуществом, то обычно предпочитают поручить управление им буддийскому жрецу — обычай, особенно резко иллюстрирующий индифферентизм китайцев в области религии» (Грубе, Духовная культура Китая, с. 163).

6
{"b":"179716","o":1}