Ролла. Поэма Альфреда Мюссе. Перевод Н. П. Грекова. Москва. 1864*
«Совр.», 1864, № 8, отд II, стр. 201–207.
Эту рецензию не следует рассматривать как критический разбор собственно творчества Альфреда Мюссе, хотя она и отражает, притом в самой резкой форме, неприятие Салтыковым эстетики и мировоззрения французского поэта-романтика, в особенности его философии социального пессимизма. Русским изданием поэмы «Ролла» (1833), в очень плохом переводе Грекова, Салтыков воспользовался, в своей постоянной борьбе за реализм и общественную содержательность искусства, как убедительным, в его представлении, материалом для очередной атаки на романтическую эстетику, на эстетику «искусства для искусства» и на присущие им теории «вдохновенно-бессознательного» творчества.
Примечательны в рецензии отзывы о «царе поэтов» Шекспире, у которого «всякое слово проникнуто дельностью», и высокая оценка «поэтической прелести» прозы Тургенева, данная в момент, когда Салтыков остро полемизировал с ним в своей публицистике, как с автором «Отцов и детей».
С природой одною он жизнию жил. /Он чувствовал трав прозябанье — неточная цитата из стихотворения Баратынского «На смерть Гёте» (1832).
И не знаю я, что буду /Петь, но только песня зреет — неточная цитата из стихотворения Фета «Я пришел к тебе с приветом…» (1843).
Спит с Фетидой Феб влюбленный… /С ярким факелом бежит — неточная цитата из стихотворения Фета «Ночь весенней негой дышит» (1854).
«Солнце село… навстречу вашему выстрелу». — Описание взято из рассказа И. С. Тургенева «Ермолай и мельничиха» («Записки охотника»).
Здравствуй!.. Серебром окаймленная! — начало стихотворения Фета «Здравствуй! тысячу раз мой привет тебе, ночь!..» (1842).
…если бы, вместо истории Роллы, рассказать историю какого-нибудь Катилины… возможно ли было бы обвинить по поводу его Вольтера и страсть к анализу? — В поэме «Ролла» впервые у Мюссе получает сильное развитие тема «трагедии века». В трагедии этой Мюссе готов винить материалистическую философию Вольтера, будто бы отнявшую у людей утешительную силу веры. Отсутствие веры — по мысли Мюссе — и мешает его герою, кутиле и картежнику Ролле, встать на путь добродетельной жизни. Комментируемое здесь ироническое замечание направлено на то, чтобы развенчать устанавливаемую Мюссе зависимость легковерия и пессимизма Роллы от учения и взглядов Вольтера.
В своем краю. Роман в двух частях. К. Н. Леонтьева. С.-Петербург. 1864*
«Совр.», 1864, № 10, отд. II, стр. 177–183.
Рецензия-памфлет Салтыкова, дискредитировавшая подражательную книгу К. Н. Леонтьева «В своем краю» определением «роман-хрестоматия», непосредственно содействовала прекращению дальнейшей художественно-беллетристической деятельности автора, известного впоследствии публициста и критика правого лагеря, призывавшего опереться на «византизм» и «подморозить» Россию, то есть задержать прогрессивное развитие страны[188].
Авторство Салтыкова впервые было указано самим К. Н. Леонтьевым (а не А. Н. Пыпиным, как до сих пор считалось). Во второй части воспоминаний «Мои дела с Тургеневым…», написанных в 80-е годы, но опубликованных посмертно в 1914 г., читаем: «Ловкие консульские дела гораздо больше меня радовали, чем признание моего таланта в разговорах, на словах (я не говорю о статьях, которых никогда никто обо мне не писал, кроме Щедрина)». «Библиография Современника» 62–63[189] о романе «В своем краю) (К. Леонтьев. Собр. соч., т. 9, СПб. 1914, стр. 134). А в заметке «Где разыскать мои сочинения после моей смерти» К. Леонтьев писал: «Есть очень злая критика, видимо, Щедрина по манере, в «Современнике». Роман очень язвительно сравнен с хрестоматией, в том смысле, что он будто бы весь слит из кусков Тургенева, Л. Толстого, Писемского и Григоровича… Критика очень хороша, и роман за грубость некоторых приемов заслуживает строгого разбора… По мысли, конечно, он самобытен» («Русское обозрение», 1894, № 8, стр. 814).
В 1863 г. в «Голосе» К. Леонтьев поместил три фельетона под общим названием «Наше общество и наша изящная литература». В двух из них — последних (№№ 63 и 67) значительное место уделено Салтыкову. Положительные отзывы о «Невинных рассказах», о лиризме сатирика, перемежались с обвинениями в однообразии его произведения[190].
Татьяна Борисовна… — героиня рассказа Тургенева «Татьяна Борисовна и ее племянник» («Записки охотника»).
…молодой цыган — шалопай… — помещик Веретьев из повести Тургенева «Затишье».
…цыганка — любовница Чертопханова… — Маша из рассказа Тургенева «Чертопханов и Недопюскин» («Записки охотника»).
…старик-полковник… — Степан Петрович Барсуков из повести Тургенева «Два приятеля». Салтыков ошибается, называя его полковником.
…вот дети гр. Л. Н. Толстого, которых без всякого законного акта усыновляет г. Леонтьев… — В романе Леонтьева повествовалось об усыновлении мальчика Юшки — сына горничной и бывшего мужа Катерины Николаевны Новосильской. Этот эпизод лишь отчасти восходит к судьбе осиротевшей Любоньки и ее братьев — падчерицы и пасынков молодой жены их отца («Детство, отрочество и юность» Л. Н. Толстого).
Иона-циник… — помещик Дедовхин, прозванный Ионой-циником, один из персонажей антинигилистического романа А. Ф. Писемского «Взбаламученное море».
Проскриптский… — персонаж из романа А. Писемского «Взбаламученное море», являющийся злостной карикатурой на Н. Г. Чернышевского.
О добродетелях и недостатках…*
Рецензия, написанная в конце октября — начале ноября 1864 г., предназначалась для № 10 «Современника», но не появилась в журнале. Впервые опубликована В. Э. Боградом в «Литературном наследстве», т. 67, стр. 368, 381–387. Печатается по сохранившимся в бумагах А. Н. Пыпина корректурным гранкам.
Рецензия относится к последнему этапу острой полемики между «Современником» и «Эпохой». Одновременно Салтыковым были написаны статьи «Журнальный ад» и «Литературные кусты», которые также не появились в печати (см. эти статьи и комментарий к ним в т. 6 наст. изд.).
В рецензии «О добродетелях и недостатках…» как и в «Литературных кустах», предметом сатирического обличения является программная статья «почвенников» «Объявление о подписке на журнал «Эпоха» в 1865 году», («Эпоха», 1864, № 8). Статья — она не была подписана — принадлежала перу Ф. М. Достоевского. В этом выступлении, как и во всей почвеннической идеологии, которую публицисты «Современника» называли «птичьей» («стрижиной»), социальные проблемы подменялись проблемами национальными и отвлеченно нравственными. Если в «Литературных кустах» Салтыков сосредоточился на разоблачении реакционной сущности национальной доктрины «почвенников», трактовавших национальную самобытность как национальную исключительность, то в рецензии сатирик зло высмеивает стремление «Эпохи» постоянными призывами к нравственному самосовершенствованию заменить обсуждение насущных вопросов современного общественного развития. Обращаясь к генеалогии «почвеннической добродетели», Салтыков видит ее истоки в сентиментальной и нравоучительной литературе XVIII в., русской и переводной. В этой связи упоминается повесть Н. М. Карамзина «Бедная Лиза» («обращение русской литературы в «Лизин пруд»), а также роман Г. Виланда «Агатон» и «пастушеская повесть» «Алексис». Отмечая дворянский, антидемократический характер многих популярных нравоучительных сочинений, Салтыков утверждает, что в настоящее время они представляются для «взрослого читателя» глубоким анахронизмом. Наивные наставления о пользе добродетели и советы о том, как надобно вести себя, сохраняются лишь в детской и «стрижиной» литературе («Вот лошадки для езды, /Пистолетик для стрельбы…» и т. д.).
