Расчистили мы бульдозерами вход, бронированную дверь с трудом, но открыли (а ведь немцы вроде бы все здесь взорвали – как дверь-то могла уцелеть?!), спустились, а внизу все целехонькое, разве что стены первого уровня кое-где трещинами от взрыва пошли!
Это я не заговариваюсь, внучок, именно «первого уровня», потому что было их там ровно семь. Да и вообще, другой это бункер был, не тот, в котором я в прошлый раз побывал… Правда, мы ниже четвертого спуститься не смогли – там такие двери с кодовыми замками стояли, что их только взорвать можно было. Но апартаменты Гитлера все-таки обнаружили, даже кое-что из личных вещей с собой забрали. Кстати, те фашистские побрякушки, что ты в сейфе нашел, я именно оттуда прихватил. А на нижние ярусы можно было только через шахты остановленных лифтов, которых там несколько было, пробраться – у нас поначалу необходимого снаряжения не было, а потом… Потом, внучок, из Москвы приказ пришел: самостоятельное исследование «объекта» прекратить, дождаться прибытия специальной бригады ученых и сдать им его с рук на руки. Ну а на мой счет отдельный приказ пришел – остаться, организовать охрану, на территорию никого не впускать и не выпускать.
Что они там делали, нашли ли, что искали, и смогли ли на нижние уровни пролезть, я так до сих пор не знаю. Я там как раз и был поставлен, чтоб утечки информации не происходило да лишние разговоры не велись. Хотя слухи-то, конечно, все одно ходили – вроде как и не смогли они в самый низ спуститься, да и вообще столько всего странного происходить стало, что их обратно чуть ли не сумасшедшими отправили…
А еще через неделю – новый приказ. Все работы свернуть, бункер законсервировать, входы снова завалить и замаскировать, вроде тут никто ничего после взрыва и не трогал. Да еще и, не поверишь, снова к нам лично товарищ Берия прилетел, осмотрел все, да с учеными и всей собранной документацией назад в столицу отбыл. А я остался следы, так сказать, заметать. Вот тут-то все и произошло…
В тот день мои ребята как раз консервацию закончили, а я, сам понимаешь, все время рядом с ними под землей находился, контролировал. А место это – я не только сам бункер имею в виду – не зря, видно, у местных дурной славой пользовалось, проклятым считалось. Были у меня и такие сведения: мы ж, как ты понимаешь, в окрестных селах тоже побывали, сведения, какие смогли, подсобрали. Они сюда даже по грибы не ходили, нечистой силы боялись. Да и сам я кое-что прочувствовать успел: например, когда в бункер спускался, часы начинали то отставать, то, наоборот, вперед уходить. И вообще, давило оно на меня как-то, место это; так давило, что я, скажу тебе по секрету, старался лишний раз вниз вообще не соваться. Голова болеть начинала, подташнивало, мысли какие-то непотребные приходили – неприятные, внучок, ощущения. Но куда денешься? За консервацию объекта я ж отвечал, не кто-то.
Вот и пришлось почти весь день под землей просидеть – еле выдержал. А как закончилось все, решил я по лесу пройтись. Я всегда после этих подземелий прогулку себе устраивал, воздухом дышал, курил да чувства свои в порядок приводил. Поделиться-то не с кем было, одно лишнее слово – и все, отслужился Толик Кондратский. Могли б, пожалуй, и под трибунал отправить «за подрыв боевого духа среди подчиненных» – и все такое прочее.
Вот иду я, значит, по территории, у меня для этих прогулок свой маршрут был проложен, так, чтобы на мины случайно не зайти, трофейной сигареткой дымлю да с мыслями пытаюсь собраться. Темнеет потихоньку, сумерки уже – осень все-таки. Вдруг слышу: впереди, на полянке, металлом кто-то лязгнул. Раз, другой…
Ну, я пистолет из кобуры вытащил да потихоньку вперед пошел. За кустиком схоронился и жду, наблюдаю. Я эту полянку хорошо знал: там пригорочек небольшой был с валуном, в землю вросшим, я на нем во время своих прогулок обычно вторую сигарету выкуривал. И вдруг вижу, как валун этот с места сдвинулся и в сторону отъехал! У меня аж мурашки по коже – ну, думаю, не то я окончательно мозгами двинулся, не то и вправду нечистая сила шалит! Ан нет: валун-то, оказывается, непростой был, под ним дверь металлическая пряталась. Если не знать, ни за что не догадаешься!
Открылась она, в сторону отъехала, и из проема человек спиной вперед вылезать стал. В камуфляже пятнистом, какие эсэсовские солдаты носили, с автоматом да небольшим плоским чемоданчиком в руках. Я, понятно, ждать, пока он, диверсант этот, полностью вылезет, не стал. Подскочил, пистолет ему в затылок нацелил да ору по-немецки: «вылезай, мол, бросай автомат да ложись на землю, только без глупостей – я с такого расстояния, мол, не промахнусь».
Вылез он, на землю дисциплинированно плюхнулся, правда, чемоданчик из руки так и не выпустил. Лежит молча, ждет, видно, когда я подойду. Только я ж не такой дурак, чтоб с диверсантом из СС в рукопашной сходиться: подбежал да и врезал ему рукояткой по затылку. Вырубил, в общем. И пока он без чувств валялся, я его аккуратненько его же ремнем повязал. Потом водой из фляжки лицо сбрызнул, смотрю – очухался фриц. Подергался, конечно, немножко, пока не понял, что освободиться не получится, да и успокоился. Ну, я его, понятное дело, спрашиваю: «кто, мол, откуда, с каким заданием сюда?». Думал, честно говоря, что он молчать будет. А фриц вдруг разговорчивым оказался, сам ко мне обратился, да еще и с предложением, вот ведь какой наглец. Он, мол, здесь с особым заданием в составе спецгруппы, с самолета пару дней назад на парашютах сброшенной, а задание его в том, чтоб на нижние ярусы пробраться да важные документы вот в этом самом чемоданчике вывезти. И ведь вижу: не врет! Я про этих диверсантов уже слышал, приходила нам информация. Только не повезло им – то ли пилот ошибся, то ли еще что, но десантировались они в стороне от заданного района и напоролись на наши тыловые части. Бой, говорят, серьезный был – наши почти всех их положили, в плен никто не сдался. Но и наших полегло немало. Так-то вот.
А немец дальше продолжает: «я, мол, знаю, что ваши так вниз и не смогли проникнуть, потому как про запасные выходы не знали, а у меня, мол, и схема есть, и ключ. Потому он мне сделку и предлагает: я его отпускаю, а документы, план расположения запасного входа да секретный ключ себе беру. Войне, мол, все равно капут, а потому у него особого желания за своего фюрера погибать нету». И на чемоданчик свой указывает – сам, мол, посмотри. Открыл я его и вижу – не соврал фриц. Внутри папки какие-то, все с грифом «совершенно секретно» да с личной резолюцией Гитлера – серьезные, видать, документики! А фриц опять за свое: «отпускай, мол, меня, а своим скажешь, сбежал; а тебе за такую информацию все на свете простят».
Тут бы мне, конечно, возмутиться: офицеру государственной безопасности какой-то паршивый диверсантишка сделку предлагает! Да только чувствую, что не могу, что наплевать мне на этого немца с большой горы. Главное – вот оно, то, что лично товарищ Сталин с товарищем Берией ищут; то, ради чего я здесь столько времени безвылазно сижу да с ума потихоньку схожу.
И знаешь, внучок, что я дальше сделал? Догадываешься, наверное… Ну да, отпустил я его… Сначала, конечно, потребовал показать, как вход в бункер открывается, и ключ у него забрал, а потом, не поверишь, отпустил. А ведь за такое уже не просто трибунал – высшая мера светила! Что со мной тогда происходило, не могу тебе объяснить: я вроде и контролировал свои поступки, а вроде за меня кто-то решал, что и как сделать нужно. Забрал я документы, ноги немцу развязал: «беги, говорю, пока не передумал! Глупость какую-нибудь сделаешь – пристрелю, имей в виду». А он только усмехнулся криво да и исчез в темноте, вроде его и не было. Меня, честно говоря, аж страх пронял – немец-то куда большим профессионалом оказался, чем я думал! Похоже, ему меня завалить даже и со связанными руками раз плюнуть было. Только вот не стал он этого делать, да и не собирался, как я понимаю. И не столько он от меня этими документами откупился, сколько избавился от них, как от тяжкого груза!
