Под наклонной крышей поспешно соорудили алтарь, перед зажженными свечами переступали с ноги на ногу священники, в глазах которых читалась тревога. Рядом раздавал последние приказания новоиспеченный архиепископ Кранмер, доктор Ли о чем-то спорил, а незнакомый монах в трясущихся руках держал чадящий вощеный фитиль.

Да, это был день свадьбы Анны. Ее тайное венчание, совсем как у Мэри Саффолк, которой еще девчонкой она страшно завидовала. Но как этот день мало походил на тот! Анна мысленно перенеслась в прошлое. Париж, раннее весеннее утро, Мэри вся светилась от радости и любви, счастье переполняло молодых влюбленных, правда с годами любовь почему-то угасла…

В небольшой невзрачной комнате толпился народ. Кругом знакомые лица, только монаха-францисканца Анна видела впервые. Она оглядела присутствующих: все непохожи на самих себя — глаза заспанные, одежда наспех натянута — видно, на рассвете их подняли из теплых постелей.

У противоположной стены, прямо напротив алтаря и перешептывающихся священников, стояли члены ее семьи. У них был хоть и слегка встревоженный, но победоносный взгляд. У всех, кроме Джокунды: она плакала, украдкой вытирала глаза платочком, от которого исходил до боли знакомый запах лаванды, запах родного дома, он струился к Анне через всю эту уродливую комнату. Чуть впереди всех стоял герцог Норфолк, который изо всех сил старался показать всем, что даже в такой необычной ситуации может сохранять непринужденный вид. Отец и брат держались подтянуто, готовые в любую минуту поддержать Анну.

Позади нее поспешно расправляла воздушный шлейф ее простого белого платья Арабелла Савайл. Она была взволнована до глубины души торжественностью момента и не могла прийти в себя от радости, что именно ее выбрали прислуживать Анне.

Через минуту-две ключ в замке повернулся, и в комнату вошел Генрих в сопровождении Норриса и Хениджа. Король не поражал пышностью наряда. Поспешно поцеловав руку Анне, он присоединился к перепуганной группе у алтаря. Даже сейчас он не мог, подобно другим мужчинам, остаться подле невесты. Анна слышала, как Генрих пытался успокоить совесть священников, божился, что, хотя его бывшая жена и жива, у него есть разрешение на второй брак. Правда он не упомянул, откуда он получил это разрешение.

Новоявленный архиепископ поспешно заверил, что никто и никогда не может выдвинуть против примаса Англии обвинения в повторном осквернении таинства брака. Доктор Ли подозревал, что не папа, а сам архиепископ подписал разрешение на второй брак.

«Конечно он прав, — думала Анна. Она стояла гордо, опустив руки. Ее фигура еще сохраняла стройность. — Разве он не послушный инструмент в руках короля? А раз так, то должен же он сделать что-то для признания законным будущего наследника престола». Потому что она, Анна Болейн, маркиза Пембрук, была на втором месяце беременности.

Только вчера она открыла свою тайну королю, и он, млея от счастья, немедленно направил к ней личных врачей. Доктор Баттс подтвердил ее важное сообщение, и Кранмеру дали указание подготовить к утру тайное венчание.

Но до сих пор Анна не верила, что все это происходит наяву! Ее смущала не мысль о ребенке от человека, которого она страстно полюбила, а сознание того, что ее тело стало предметом торга на брачном рынке, что оно уже более не принадлежит ей. И в то же время она полностью разделяла убеждение отца, что она шагнула на последнюю ступень, ведущую к успеху, и, по крайней мере, сейчас настала пора воспользоваться преимуществом женщины, которым она всегда в жизни с успехом пользовалась.

Ее охватило сильное чувство раздвоения, все предметы в затемненной комнате приобретали черты нереальности. Ей казалось, что она парит над собой, наблюдая с высоты и понимая неуместность происходящего.

Она вдруг ощутила рядом с собой присутствие Генриха, он крепко сжал ее холодные пальцы, и тепло его руки немного успокоило ее.

Венчать их собирался высокий францисканец, который время от времени бросал на нее взгляды, полные восхищения.

— Кто это? — шепотом спросила она Генриха.

— Джордж Браун, — также шепотом ответил он.

Самое обычное имя, так часто встречающееся в Англии, первое попавшееся, какое может прийти на ум… У Анны закрались подозрения относительно его подлинности, но она отбросила сомнения. Какое значение имеет на самом деле этот францисканец, если у него хватило смелости пойти на этот решительный шаг.

Анна встала на колени рядом с Генрихом. Она слышала, как он с готовностью отвечает на вопросы, затем вместе с ним дала священный обет. Словно сквозь туман до нее донесся вздох облегчения ее отца, который наконец добился этого в сущности смешного статуса — тестя короля.

Но мыслям Анны было тесно в маленькой запертой комнатушке на верхнем этаже Уайтхолла. Они рвались наружу через слуховое окошко, смотревшее на восток, туда, где Темза делала поворот. Анне показалось, что она увидела, как ярко вспыхнуло солнце, предупреждая, что родился новый морозный день. Но мысли летели дальше, мимо крохотной деревушки Шеринг, примостившейся между деревьями на левом берегу реки, к высоким крышам и остроконечным шпилям Лондона, вдоль Лондонского моста, словно улица пролегшего над водой и соединившего два берега, туда — на простор до поворота реки, где вдали возвышались мрачные и могущественные белые стены Тауэра.

В этот миг ей открылось пророческое видение грядущих великих событий, заслонив от нее лишенное торжественности постыдное настоящее. Она проедет по улицам столицы государства, где правит ее муж, на свою коронацию; ее будущий ребенок со временем сядет на престол; во всех церквях Сити прозвучит слово Божье, и оно станет понятным каждому. Кто может предсказать больше?

Будущее — ненаписанная история, история, которую она привела в действие в эту самую минуту, когда венчалась с королем Англии.

Генрих помог ей подняться. Все немного успокоились, вновь собрались небольшими группками и ради приличия вели тихие беседы.

Тайное венчание, о котором она мечтала, состоялось. Белое платье, украшенное жемчугом, как у Мэри Тюдор… Но что-то все-таки было не так! Где то весеннее сияние солнца, где та безрассудная страсть?

— Я так долго ждала! — сказала тогда добрая и милая Мэри.

И Анна может так же сказать.

Но ждала ли она любовь? Чистую и светлую любовь молодых сердец, с ее тайничками с записками, дрожью от случайного соприкосновения рук, а затем с экстазом, когда сливались в единое целое два тела, принесенных в дар друг другу. Но для Анны любовь умерла, и не ее вина в том, что ее место заняли чувства более сильные и захватывающие.

— На этот раз никакого Фицроя! — тактично заметил Генрих, когда целовал свою невесту.

А Анна в душе благодарила сестру за то, что она не пришла на церемонию: и так было достаточно неприятностей и унижения, чтобы еще лицезреть ее крепкого сына с копной огненно-медных волос.

Свечи задули, прозвучали скупые пожелания благополучия невесте, которую открыто не хотели признать королевой, поспешные поцелуи родственников, расставание с Джорджем, который заранее оделся в дорожный костюм, готовясь отправиться в Париж, чтобы сообщить радостную весть «нашему дорогому брату Валуа». По приказу гости быстро разошлись по своим комнатам, коридор опустел, все вновь вернулось на прежнее место, как будто начался обычный день.

Арабелла помогла расстегнуть белое подвенечное платье. Анна не собиралась требовать от веселой девушки, чтобы та держала язык на замке. Анну устраивало, чтобы о происшедшем узнали все: рано или поздно, но об этом станет известно и, в первую очередь, Екатерине, которая томилась в Бакдене.

— Итак, я жена короля Англии, — громко произнесла Анна, но вдруг почувствовала головокружение, присела, позволив поскорее надеть на себя красивую ночную рубашку — подарок короля.

Усталую отрешенность Анны нарушила Мэри.

— Меня не пригласили на венчание, но я упросила Джокунду позволить мне увидеть тебя, пожелать всего доброго и преподнести скромный подарок, — быстро проговорила она без тени обиды.