Литмир - Электронная Библиотека

— Блестящий бросок, Уайетт! — воскликнул Генрих.

— И последний в этой игре, — с досадой заметила Джейн Рочфорд, сделавшая ставку больше, чем могла себе позволить.

Когда волнение улеглось, король встал на место Уайетта.

«Что будет, если он не выиграет?» — подумала Анна.

Всем сердцем она болела за Уайетта, милого Томаса, друга ее счастливого детства и безоблачной юности. Она поняла, что втянула Генриха и Томаса в опасное соперничество, и испугалась. Испугалась за себя, но еще более — за Уайетта.

В любой другой день Генрих не слишком огорчился, если бы проиграл. Он вернулся бы во дворец в обнимку со своим противником, обсуждая по дороге, когда еще им удастся вместе сыграть. Но сегодня он играл для того, чтобы доказать любимой женщине, что ему нет равных ни в силе и ловкости, ни в любви.

Удивительно подвижный при его сложении, он взял тяжелый отполированный шар и, подбрасывая его на ладони, стал метить в белый шар. В его руке чувствовались уверенность и сила. Согнув правое колено, Генрих метнул шар. Плавно прокатившись по площадке и сделав дугу, шар потерял скорость и тихонько подкатился к белому, не коснувшись его. Но с того места, где стоял Генрих, казалось, что они сомкнулись.

На лице короля появилась торжествующая улыбка. Повернувшись, он обрадованно хлопнул по плечу своего партнера.

— Чарльз, мы выиграли! Последний бросок — наш. Я попал в белый шар! — воскликнул он.

Но Брайен и Уайетт, стоявшие теперь у галереи, где лежали все шары, лучше видели их расположение.

Вместо поздравлений на этой стороне площадки повисло неловкое молчание. Саффолк, казалось, не знал, что сказать, а Норфолк, главный судья, в замешательстве смотрел на шары.

Анна увидела, как Томас решительно подошел к шарам. Осторожно шагая между ними в легких туфлях без каблуков, он добрался до центра, где лежал белый шар, шар короля и его собственный. Он вопросительно взглянул на Норфолка, и тот молча и неохотно кивнул ему.

«Господи, это всего лишь игра. Сделай так, чтобы он промолчал! Накажи лучше меня за все то, что я наделала!» — молилась про себя Анна в отчаянии.

Она вскочила и впилась ногтями в подоконник, когда раздался голос Уайетта.

— С вашего позволения, сир, вы не попали в белый шар, — сказал он почтительно, но совершенно уверенно.

Возглас изумления замер на губах у зрителей, и забегавшиеся пажи испуганно притихли. Анна увидела, как нахмурился Генрих и зашагал к галерее. В споре между ними не могло быть посредников, они должны были решить его сами, а она, Анна, выступала в их поединке как «казус белли». Теперь даже от самых ненаблюдательных не могло укрыться, до какой степени были враждебны друг другу эти два человека.

Дойдя до середины площадки, Генрих остановился.

— Уайетт, говорю тебе, мой шар ближе! — сказал он, делая попытку к примирению.

Но Томас не принял ее, почтительно промолчав и выказав этим несогласие.

Ну почему, почему он такой неисправимый идеалист? Ведет себя, как старомодный рыцарь, пытаясь защитить ее честь, не дать опозорить ее имя.

Вдруг на солнце сверкнуло кольцо короля. «Мое кольцо», — вспомнила Анна. И Уайетт должен был узнать его, потому что знал все ее украшения так же хорошо, как свои собственные стихи.

Король и Уайетт стояли прямо под ее окном, и она могла видеть их лица. Генрих вновь, вытянув руку, показал на шар, а затем медленно, не опуская руки, подошел к Томасу, так, что палец с кольцом Анны оказался под самым его носом.

— Говорю тебе, Уайетт, мой шар ближе, — повторил он угрожающе.

Анна чутко уловила тот момент, когда Уайетт узнал ее кольцо. Она увидела, как он побледнел, выпрямился и покачнулся, как будто получил неожиданный удар в сердце. Что он сделает? Что скажет? Любого другого человека он бы ударил или вызвал на поединок. Но короля не ударишь.

Все замерли, затаив дыхание, в ужасе от того, что один из придворных осмелился спорить с самим Тюдором по такому, казалось бы, пустяковому поводу.

— Измерим расстояние! — резко бросил Генрих.

Но прежде чем Норфолк успел что-либо предпринять, Томас Уайетт расстегнул ворот камзола и снял с шеи золотую цепочку, на какой дамы обычно носят флакончик с духами. Это была та самая цепочка, которую он когда-то, шутя, взял у Анны, пытаясь досадить Перси. На круглом замке цепочки были отчетливо видны инициалы «А. Б.»

Томас нарочито долго держал цепочку перед королем, и взгляд Генриха становился все темнее.

— Если Ваше Величество не возражает, я измерю расстояние этой цепочкой. Смею надеяться, что мой шар ближе, — произнес, он невозмутимо.

Сердце Анны разрывалось от отчаяния: «О, Томас, Томас! А я еще поддразнивала его, говорила, что он не рискнет оспаривать меня у короля!»

Она почувствовала, как Маргарэт схватила ее за руку, услышала сдавленные рыдания бедной девушки.

На мгновенье им обеим показалось, что Генрих, ослепленный ревностью и гневом, ударит Томаса, но Уайетт, держа туго натянутую цепь между рук, посмотрел ему в лицо открыто и решительно. Затем он повернулся к шарам, чтобы измерить чей шар ближе к белому.

— С вашего позволения, Ваше Величество, мой шар ближе на два звена этой цепочки, — спокойно объявил он.

Норфолк и несколько придворных, стоявших рядом, вынуждены были согласиться с ним.

Ярость застилала глаза Генриху. Он был посрамлен, посрамлен в глазах любимой женщины, хотя внешне все выглядело пристойно, и Уайетт вел себя безукоризненно.

Уайетт… Как щедро его одарила судьба: ум, талант, красота и, вне всякого сомнения, мужество. У него есть все, за что женщина любит мужчину. А, кроме того, его тело молодо и прекрасно: ведь ему еще нет и тридцати.

Он и Анна Болейн знают друг друга всю жизнь. Он называет ее «моя прелестная сестричка» и, наверное, не раз целовался с ней в зарослях тиса в Хевере. «Бог знает, что она могла позволить себе с ним», — растравлял свою рану Генрих.

Чувствуя устремленные на него взгляды придворных, он сделал усилие и, как актер, который надевает другую маску, изобразил на лице холодное достоинство. Проигрывать также надо уметь.

— Допускаю, что я не прав, — произнес он высокомерно. — Издалека мне показалось, что мой шар ближе.

Вежливо поблагодарив Томаса Говарда за судейство, Генрих поддел ногой свой несчастливый шар и запустил его в водосточную канаву. Затем повернулся и зашагал к своим апартаментам. Проходя мимо галереи, он украдкой посмотрел на Анну, и она успела заметить в его глазах жалкую обескураженность и гнев.

Она прекрасно понимала, что он должен чувствовать. Король хотел показать всем и ей, какой он ловкий, сильный, а ему доказали, что он просто неповоротливый дурень. И кто доказал? Его же подданный, оказавшийся не таким сговорчивым, как, например Блаунты или Болейны.

Впервые на пути могущественного Генриха VIII встал человек, решившийся защитить попранную королем честь женщины.

Глава 23

Нетронутые яства остывали, и к терзавшей Анну тревоге прибавились еще и муки голода.

— Король не придет сегодня, — не удержалась Маргарэт.

— А я говорю, придет! — резко возразила Анна. — Прикажи принести дров и затопить камин.

Она ходила по своей великолепной комнате взад и вперед, и бусинки четок у нее на поясе вздрагивали и позвякивали. В комнату заглянул Билл Бриртон и сказал, что король отужинал вместе с королевой.

— И с милордом кардиналом, наверное? — спросила Анна.

Бриртон помедлил с ответом, бросив взгляд через окно на неспокойные воды Темзы.

— Уолси все еще в Вестминстере, к тому же лодочнику придется везти его против течения. По-видимому, король отойдет ко сну, не дождавшись доклада Уолси. — Откуда-то из дальних покоев донесся мелодичный бой часов, и Бриртон заторопился. — Без пятнадцати девять. Мы с Уэстоном сегодня несем дежурство в спальне короля. Я должен идти.

— Это очень опасно — навлекать на Томаса гнев Его Величества, — с упреком сказала Маргарэт, как только они вновь остались одни.

41
{"b":"179597","o":1}