Мы прибыли следующим утром. Именно «прибыли», потому что никто не сомневался, что это место и есть цель нашего многодневного похода.

Поднявшись на небольшой холм, я увидел две огромные скалы, в щель между которыми ныряла наша тропа, и понял: перед нами вожделенные ворота.

Вдали высились горы, те самые, которые не так давно были похожи на размазанное фиолетовое пятно. Фиолетовость все еще оставалась, и это она отбрасывала на голубую землю, по которой мы шли, свою угрюмую тень.

Во всем — и в этих горах, и в воротах, и в ощущении того, что мы у цели — во всем этом была такая завершенность, что я стал опасаться подвоха.

— Хух! — сказал я громко.

Он не откликнулся, хотя и стоял рядом с нами, так же глядя на всю эту странную правильность.

— Пошли? — вопросительно предложила Сара, и мы двинулись по тропе вниз к огромному каменному порталу.

Приблизившись, мы увидели на одной из скал металлическую пластину с одним и тем же текстом, повторенным на множестве языков. Часть каракулей адресовалась к владеющим космическим арго. И вот что там было написано:

— Ну и ладно, — сказал Пэйнт. — Я составлю компанию нашему неуклюжему генератору рифм. И присмотрю за оружием. Только прошу не задерживаться. После этой жизни вверх ногами мне страшно оставаться без биологических персон. Соседство настоящей протоплазмы успокаивает…

— То, что мы идем туда совершенно беззащитными, мне очень не нравится, — сказал я Саре.

— Но ведь мы уже у цели! — напомнила она. — Вред ли следует нарушать вполне безобидное предписание! Ведь там мы будем в полной безопасности, Майк! Разве вы не чувствуете?

— Чувствую, чувствую… Но все же мне это не нравится. Я не стал бы так уж доверять своим чувствам. Никто не знает, на что мы там напоремся… Кстати, если бы мы не обратили внимания на табличку, то…

«Би-ип!» — пискнула табличка, или скала, или неизвестно что. И мы прочитали следующее:

— Ишь ты! — сказал я. — И какие же, вонючка, могут быть последствия?

Пластина не удостоила меня ответом — на ней остался прежний текст.

— Вы как хотите — а я пошла, — сказала Сара. — Причем, соблюдая все правила. Проделав такой путь, я не поверну назад.

— А кто собирается поворачивать?! — удивился я. «Би-ип!» — пропищало снова, и на пластине появилась надпись:

Сара прислонила свое ружье к скале, прямо под пластиной, и рядом положила патронташ.

— Идем, Хух! — сказала она. «Би-ип!» — и пластина изобразила:

— Знай же, вонючка! — яростно прогудел Хух. — Я высижен по всем правилам!

— Меня трое! — с достоинством ответил Хух. — Перед тобой мое второе «я». Оно выше первого, но во многом уступает третьему.

Текст исчез. Казалось, кто-то или что-то размышляет. «Би-ип!» — прозвучало наконец, и появилась надпись:

Сара вопросительно посмотрела на меня.

— Ну?

Я бросил оружие на землю.

Она шла первой, и я не возражал. В конце концов, это был ее бенефис и ее денежки. Хух легко катился за ней. А я тащился сзади.

Мы спустились по тропе вниз, почти в потемках — так как нависающие над нами скалы заслоняли свет. Мы прошли по канаве шириною около трех футов. Затем канава резко повернула, и впереди вспыхнул свет.

Оставив за собой камни и темноту, мы ступили на обетованные пределы.

Перед нами был вид Древней Греции, о которой я читал в школе, когда нам прививалась любовь к истории Земли. В те годы я плевал и на колыбель человечества, и на ее содержимое. Но концепции этого древнего народа поразили меня своим совершенством… Потом я, конечно, забыл о них и никогда больше не вспоминал. И вот теперь передо мной снова лежал школьный учебник…

Тропа не кончилась. Под шум сверкавшего на солнце ручья, который нещадно грохотал по уступам, она бежала по долине.

Ландшафт был довольно суров, но каменистую почву то тут, то там оживляла зеленая заплатка с деревцом-загогулиной.

Тропа то приближалась к ручью, то отдалялась от него, огибая встречные камни. А в вышине, на почти неприступных склонах, виднелись игрушечно маленькие, сложенные из мрамора, поразительные по благородству линий домики.

Даже солнце казалось здесь греческим — во всяком случае, именно таким я представлял его. Исчезла голубизна плато, исчезли мрачные тени, и был только чистый, безудержно льющийся на бесплодную почву солнечный свет.

Это было оно — место, которое мы искали, сами того не зная. Искомое могло оказаться и человеком, и вещью, и даже идеей. Мы тыкались наугад — и вот… Правда, в этой долине можно было обнаружить еще и человека, или могилу его, а может быть, какие-то следы, способные нам поведать о случившемся с этим легендарным странником.

При одном взгляде на долину уже невозможно было подумать, что тропа, приведшая нас сюда, могла иметь какой-то другой конечный пункт.

С тех пор, как мы вышли из холодного полумрака под эти греческие лучи, никто из нас еще не проронил ни слова. Слов просто не было. И когда Сара двинулась дальше, Хух и я молча последовали за ней.

Мы обнаружили узкую тропинку, тянувшуюся к первой из вилл, которая стояла на склоне горы, почти нависая над потоком. Чуть в стороне от тропинки стоял столб с прикрепленной к нему дощечкой. На дощечке было что-то написано, но что — мы не могли разобрать.

— Табличка с именем? — остановившись, спросила Сара.

Я кивнул. Это вполне могло быть именем какого-то существа, живущего там, наверху, на вилле.

Табличка-то была, но никаких признаков чьего бы то ни было обитания не проявлялось. Нигде никто не шевелился, не выглядывал Ниоткуда и не летал над нами. Не было слышно жужжания насекомых или насекомоподобных. По-видимому и слышимому, единственными живыми существами здесь были мы.

— Да, — сказала Сара. — Скорее всего, это действительно табличка с именем…

— Допустим, — ответил я. — Допустим и пойдем дальше. Поищем табличку с именем Лоуренса Арлена Найта.

— Даже теперь вы не в состоянии отнестись к этому серьезно! — возмутилась она. — То, по-вашему, он уже умер, то и не жил никогда, то еще что-то…

— Я могу, конечно, ошибаться, Сара, но здесь нет ничего, представляющего для нас хоть какой-то интерес. И это была ваша идея…

— Против которой вы были с самого начала!

— Захвачен я ею не был, что правда — то правда…

— Мы проделали такой путь?.. — жалобно воскликнула она.

— Ладно. В конце концов, мы ничего не теряем. Давайте в самом деле пойдем и рассмотрим все надписи.

И мы пошли, то сбегая по скатам вниз, то карабкаясь вверх. Нам попадались столбики с табличками, на которых были начертаны неведомые нам знаки — если это вообще были знаки. Солнце палило, прозрачный поток разбивался о камни, и брызги искрились. Но все остальное сохраняло прежнюю неподвижность.

Очередная табличка крупными печатными — и главное, понятными — буквами извещала:

Это было, конечно, форменным безумием. Невозможно пересечь всю Галактику и наткнуться на того, кого искал. Невозможно найти человека, давно умершего. Невозможно оживить легенду… Тем не менее перед нами красовалась надпись:

И тут меня осенило! Это не жилище, а могила! Гробница!