В доме было холодно и пахло нежилой сыростью. Веранда отозвалась негромким скрипом на их шаги, качнулись кресла-качалки.

– Я здесь не была с того самого дня, – сказала Кристина. – Не могу! Вот кухня…

Они прошли мимо кухни. Мимо большой комнаты. Шибаев мельком заглянул туда. Диван, кресла, телевизор. Дача, видимо, охранялась не на шутку. Они поднялись на второй этаж по деревянной лестнице.

– Это спальня…

Они вошли. Здесь было совсем темно. Окно, заросшее диким виноградом, не пропускало света. Широкая кровать, грубая крестьянская скамья у изножия. Тусклое зеркало. Домотканая дорожка на полу.

Он развернул ее к себе. Она не то всхлипнула, не то вздохнула. Ее теплое дыхание обожгло его. Он нашел губами ее губы…

Они целовались как когда-то, сто лет назад, когда их распирало и разрывало молодое страшное желание. У нее были мягкие податливые губы. Он притиснул ее к себе, смял, накрутил на руку недлинные теперь волосы.

Покрывало полетело на пол. Они поспешно стаскивали с себя одежду.

– Сашенька! – прошептала она. – Мы вернулись, да?

– Да!

Близость с ней ударила Шибаева. Кристина вскрикнула, и он вспомнил, что она всегда вскрикивала, а он боялся, что их услышат, и спешил зажать ей рот поцелуем…

…Они в ту осень сошли с ума. Желание настигало их с силой пожара, землетрясения, цунами.

И в ту зиму. Он помнит, как они лежали в стогу, выкопав пещерку, а вокруг было заснеженное поле. Снег пах арбузом, сено пахло сыростью, где-то в глубине шуршали мыши. Он неосторожно сказал, что это мыши, и Кристина завизжала. А он привычно закрыл ей рот поцелуем…

И в ту весну. Он помнит свою куртку на земле. Кристину… И белые цветы в лесу, как яркие солнечные пятна… Ничего вокруг, только земля, бурая от прошлогодних листьев, и вдруг – белые цветы! Как взрыв. Кристина знала их название. Не вспомнить сейчас. Шибаев в цветах не разбирался.

Они лежали, обнявшись.

– Почему ты развелся? – спросила Кристина.

– Да так как-то… – Ему не хотелось говорить о своей семейной жизни. – Не сложилось.

– У меня тоже не сложилось. Муж уже четыре года в Португалии. А я здесь.

– Почему? Почему ты здесь?

– Да так, была одна история… А потом ему предложили контракт, и мы решили, пусть едет пока один, а там посмотрим. Он все время меня зовет…

– А ты?

– Не знаю. Не решила пока. Ну, а сейчас, наверное, мне нельзя уехать.

– Почему?

– Ну, как же! А эта… история?

– А ты при чем?

– Все равно как-то не по-людски.

– Глупая! Какая же ты у меня глупая!

– Я знаю! – прошептала она ему в ухо, и он рассмеялся. Оперся на локти и стал рассматривать в полутьме ее лицо.

– Старая? – спросила она.

– Не очень!

– Бессовестный!

Он целовал ее лицо с закрытым глазами, испытывая восторг, нежность и желание…

– Вспомнил! Тебе звонила женщина, – сообщил Алик Дрючин, возникая на пороге комнаты. Слово «женщина» он произнес с придыханием. Интеллигент, он никогда не опускался до того, чтобы сказать «баба» или «телка», даже после бутылки.

– Я знаю, – отозвался Шибаев с дивана, где он лежал и сосредоточенно думал.

– Кто? Клиентка или… Кто?

– Одноклассница.

– Опять? Мой тебе совет, держись от них подальше. Народ как с ума сошел, тусуются на сайте, пацанские воспоминания, картинки, ура! Однокласснички! – Он хмыкнул иронически. – О чем говорить, если жизнь прошла! И сразу приколы – и лысый, и старый, и вообще…

Алик, как и весь остальной народ, в ностальгическом угаре вылез на сайт одноклассников и огреб по полной программе. Оказалось, он был дуб дубом в математике, списывал домашние задания, не ходил на физкультуру по причине общей ослабленности организма и безнадежно таскал портфель за первой красавицей класса. Это – минимум, который он обнародовал в беседах с Шибановым.

– Тьфу! – отреагировал чуткий к критике Алик. – Кому это, на фиг, надо? Старые тетки распускают виртуальные сопли, воспоминают, видите ли! Видел бы ты эту первую красавицу!

– Ты показывал, по-моему, ничего, – рассеянно отозвался Шибаев.

– Именно ничего, – буркнул Алик. – А самомнения… И что ей надо? Этой, твоей?

– Слушай, ты помнишь, в кооперативе «Славинка» выкопали скелет?

– Помню. Желтая пресса билась в истерике. И больше всего мне у них нравятся заголовки. Все – сплошной шок, и все шокированы до поросячьего визга. И что?

– Это ее дача.

Алик присвистнул.

– Ничего себе подарочек. Думаешь, это убийство?

– А что еще? Кто-то же ее закопал.

– Мой знакомый из прокуратуры рассказывал, что в костях нашли морфин. Может, передоз?

– Может, да, а может, нет. Даже если передоз… кто-то же был рядом, постарался обрубить концы.

– Говорят, она пролежала в земле лет двадцать-двадцать пять. А эта твоя школьная подруга ничего не помнит? Может, родственница?

Шибаев некоторое время внимательно рассматривал Алика. Потом сказал:

– Ага, тетя. Приехала в гости и скоропостижно скончалась. Ты и в суде с такими версиями выступаешь?

– А чего ей надо?

– Жалко, говорит, хочет похоронить по-человечески. Может, эту женщину до сих пор родные ищут.

– А твоя знакомая при чем? Говорят, дело открыли…

– Как открыли, так и закроют. Старый труп, тут с новыми разобраться бы. Ужин скоро?

– Ой! – опомнился Алик и убежал на кухню. – Она красивая? – спросил он уже за столом.

По «морскому» закону, который действовал у них в коммуне, ужин готовили по очереди. Кто готовил – тот не накрывал на стол и не мыл посуду. И наоборот. Почему это называлось «морским» законом, история умалчивала. Так говорили в семье адвоката Дрючина, где отродясь не было никаких матросов. Сегодня накрывал на стол Шибаев и по рассеянности забыл положить вилки, за что Алик строго ему попенял.

Вообще-то у Алика есть своя квартира, но приходя в гости к приятелю и общаясь за полночь, он иногда оставался ночевать. В шибаевском стенном шкафу имеется даже специальная полка, где хранятся его пижама, пара чистых рубашек и носки. Бывшая супруга Шибаева Вера пыталась поломать мужское единение – нечего, мол, тут ошиваться, пусть спит дома, то ли из ревности – Алик ей никогда не нравился, – то ли в силу командирских замашек, но Александр пресек ее попытки резонным: «Мужа своего учи!», и она отстала. Но это все в прошлом – Вера к Шибаеву больше не приходит и котлет не жарит. И перестала рассказывать общим знакомым, что он без нее не сегодня завтра пропадет, не ест, не пьет, в результате чего похудел, и вообще! Последнее обстоятельство очень радовало Алика, который ее побаивался. Хотя и уважал. «Надежный тыл, – говорил он про бывшую жену друга, – но так и тянет от ее сентенций повеситься!»

Спартанское меню друзей не блистало разнообразием. Жареная или вареная картошка, отбивные из полуфабрикатов, помидоры, без которых Алик не мог жить, а Шибаев ел, потому что стояли на столе. Хлеб. Водка или пиво. И роскошь человеческого общения на разные темы, как уже было упомянуто. Темы ограничивались в основном политикой, женщинами и профессиональными достижениями. Женщинами в большей степени, причем здесь выступал, как правило, один Алик.

– Красивая, – ответил Шибаев. – Мы с ней сидели за одной партой.

– Замужем?

– Замужем.

– Как зовут?

– Кристина. – Шибаев невольно улыбнулся.

– Кристина, – повторил Алик. – Красиво! Первая любовь?

Шибаев задумался и не ответил. Жевал сосредоточенно. Алик разлил водку, поднял стакан:

– За любовь!

Тост не вызвал протестов со стороны Александра, и они выпили. Алик откусил от помидора, забрызгал соком рубашку, чертыхнулся и спросил:

– И как ты? Ничего в душе не шевельнулось?

Шибаев пожал плечами.

– У тебя от одноклассников сильно шевелится? – И после паузы добавил: – Ты не можешь его порезать?

– При чем здесь я? Я же вижу, что ты не в себе! Я не люблю резаных помидоров! Пока порежешь, вся кухня будет в томате, сто раз повторял!