Услышав пароль, баритон сменился колоратурным сопрано:

– Здравствуйте, синьор директор!

– Есть новости?

– Да, синьор директор. Ознакомьтесь, прошу вас.

На столике возникла, раскрываясь, старинная книга: переплет из тисненой кожи, желтоватые страницы. Последняя запись сразу бросилась в глаза: летящий почерк клиента прожег бумагу насквозь. Внизу, в глубине, рдели угли костра, играя алыми сполохами.

«Виконт Асканте дель-Торья желает воспользоваться услугами „Вертепа“. Свяжитесь с секретарем его светлости без промедления».

И номер для связи.

Лючано чиркнул ногтем указательного пальца по строчке с номером. Вспомнив, что сидит перед терминалом голый, он скосил глаза на панель видеокоммуникатора и дал приказ театральному гардеробу подобрать накладку. Теперь собеседник видел синьора директора в парадном сюртуке и все такое.

Абонент отреагировал мгновенно.

«Не спит?» – удивился Тарталья. Впрочем, к причудам заказчиков он давно привык.

В кресле за столиком возник пожилой мужчина с холеным, гладко выбритым лицом. Благородная седина на висках, маникюр, осанка лорда. Лицо выкрашено светло-серой краской в тон остывшего пепла. «А костюмчик-то не дешевый, – отметил Лючано, разглядывая гостя. – Не накладка, реал-костюмчик, от кутюр. Бен-Хазри или Мишимото, клянусь черной дырой…»

– Доброе утро. Извините за ранний вызов, но его светлость виконт дель-Торья настаивал на немедленной связи. Лючано Борготта, директор театра контактной имперсонации, к вашим услугам.

– Не стоит извиняться, мэтр Борготта. Ваш поступок делает вам честь. Меня зовут Эмиль Сандерсон, я – гарант-секретарь его светлости. Мне поручено уточнить с вами условия разового контракта. С общей формой я уже ознакомился. Цены меня устраивают. Вы берете надбавку за срочность?

– Это зависит от степени срочности.

– Вы понадобитесь его светлости сегодня. Начиная с шестнадцати часов.

Лючано на миг задумался.

– Десять процентов надбавки. Скажи вы «через час» – было бы сорок.

– Мне нравится ваша откровенность, – едва заметно улыбнулся секретарь. – В развлечении пожелают принять участие от пятнадцати до двадцати человек. Ваша труппа справится?

– Какова поставленная задача? Шоу? Карнавал? Частное увеселение?

– Костюмированный маскарад. Вы должны обеспечить соответствие заявленным маскам. Манеры, походка, интонации…

– Я понял. Значит, до двух десятков масок… Это максимум наших возможностей.

– Вы торгуетесь или просто уведомляете?

– Я не торгуюсь. Вы должны понимать, что если на маскарад к его светлости внезапно приедет барон фон Дейрель и захочет присоединиться к компании наших клиентов – мы не сможем обслужить барона без ущерба для остальных.

– Нет, барон не приедет. Думаю, в действительности будет шестнадцать человек, не больше. Двадцать – это для перестраховки. Его светлость желает, чтобы остальные участники маскарада померкли рядом с его друзьями. Как полагаете, мэтр? Померкнут?

– И умрут от зависти. Мне потребуются характеристики масок. И подробное описание.

– Сейчас вышлю.

– Еще нужны троекратные подписи всех участников под контрактом.

– Я в курсе. До начала выступления подписи будут.

– Хорошо. Транспорт?

– Транспорт предоставляет его светлость. В оба конца.

– Очень любезно со стороны его светлости.

– Судя по номеру, вы остановились в отеле «Макумба». Ждите, за вами прибудут.

Определитель номеров у Сандерсона стоял выдающийся: Тарталья связывался с гарант-секретарем из вирта, а не напрямую с гостиничного терминала! Лючано всегда с опаской относился к людям, которые снабжают свою технику системами удаленной слежки. Но не отказываться же из-за этого от выгодного контракта, который сам плывет в руки?

– Если возникнут вопросы – свяжитесь со мной еще раз.

Секретарь вежливо кивнул, прощаясь, и растаял в воздухе.

Наверняка виконт, или кто-то из знакомых дель-Торья побывал на вечеринке у Шармаля-младшего. Возможно, даже «веселился» на эстраде. Что ж, гастроли начинаются удачно…

– Новое сообщение, синьор директор.

На странице гостевой книги зажглась свежая запись:

«Гай Октавиан Тумидус. Гард-легат ВКС Великой Помпилианской Империи. Персональный заказ. Срочно».

Тарталья скривился, словно по ошибке раскусил зернышко хинного лайма. Едкая горечь пополам с кислятиной, сводящей зубы – сочетание не из приятных. Ничуть не больше приятности таило в себе воспоминание о давнем опыте работы с одним помпилианцем. Опыт этот стоил молодому невропасту трех лет заключения в Мей-Гиле. Правда, срок ему с «шестерни» скостили вдвое, и наказание он отбывал не обычным сидельцем, а подручным тюремного экзекутора. Но это дела не меняло. Лючано не любил вспоминать годы, проведенные за решеткой. Иногда он думал, что лучше было бы отсидеть в колонии от звонка до звонка, чем…

Хватит!

Усилием воли он воздвиг барьер на пути тяжелых воспоминаний. Глупо бередить душу. Прошлое не подправишь, как неловкий жест куклы. В одну и ту же реку нельзя войти дважды…

Зато можно дважды наступить на одни и те же грабли.

Проигнорировать заказ? Труппа занята, у нас аншлаг, ничем не могу быть полезен. Но, с другой стороны… Если время заказов виконта и легата не совпадет? Если удастся вписаться, выделив помпилианцу пару невропастов? Персональный заказ – это хорошие деньги. А с гард-легата мы три шкуры сдерем! Деньги нужны. Ты ведь знаешь, Тарталья, зачем тебе нужны большие деньги?

Знаешь.

Так чего привередничаешь?

Доводы «за» выглядели разумными и убедительными. Доводы «против»… Их не существовало, кроме дурацкой мнительности и личной антипатии. Для Человека-без-Сердца такие чувства – непозволительная роскошь.

«А может, ты боишься?» – спросил издалека маэстро Карл.

– Доброе утро, Тарталья!

– Это кулеш? Кулеш, да?

– Ой, оно шевелится! Я боюсь!

– Мамочки…

– Нет, это не кулеш… никакой это, братцы, не кулеш…

– Не буду я его есть. Оно само кого хочешь слопает!..

В трапезной на первом этаже завтракал «Вертеп». Кроме невропастов, за столиком в углу сидела четверка нагих брамайнов, с отрешенным видом поглощая рис из общего блюда. Аскеты поддевали рис деревянными лопаточками строго по очереди. Со стороны их завтрак производил впечатление религиозного ритуала.

Возможно, так оно и было.

Лючано сел за стол во главе труппы, придвинул ближе миску, содержимое которой отчетливо шевелилось, и запустил в еду узкую двузубую вилку. Выудив упругое тельце, он обмакнул его в острый соус…

Вся труппа завороженно глядела герою в рот.

– Пальмовые улитки в сыре, – сообщил он, распробовав. – Деликатес.

– Живые, да?!

Очень хотелось ответить утвердительно. Но Лючано сдержался: того и гляди, труппа голодной останется.

– Нет, дохлые.

– А почему шевелятся? – не унимался Никита. – Врете вы, Тарталья, смерти нашей хотите…

– Потому что миска с самоподогревом. На дне сырная масса кипит, наверх пузыри поднимаются. Думаете, стал бы я живой деликатес есть?

Последний довод показался невропастам убедительным. Степашка храбро ткнул вилкой в булькающую миску, с третьего раза подцепил-таки улитку и, зажмурившись, сунул в рот. Вскоре лицо его приобрело восторженно-обалделое выражение.

– Класс! Братцы, оно навроде ухи из ершей! Только с кислинкой и в нос шибает…

– А это что?

– Яйца с мозгами и сметаной.

– Чьи мозги-то?

– Твои, дурила…

– А это?

– Ебаб.

– Тарталья! Анюта, заткни уши…

– Ебаб – это хлебный суп. С изюмом и медом.

– Васька, гад! Сам затыкай уши! Тарталья, передайте мне капельку ебабу…

Глядя на директора и расхрабрившегося Степашку, навалившего себе гору всякой всячины, невропасты оживились, зазвенели посудой, переговариваясь с набитыми ртами. В итоге за двадцать минут они смели со стола все подчистую. Включая жареную саранчу с зеленой фасолью. О составе этого блюда Тарталью спросить забыли, а сам он благоразумно промолчал.