Папа был умным. Весной, когда дерн на крыше начал оттаивать и в дом повалились змеи, он подвесил под потолком одеяла, чтобы ловить их. Больше всего там было сосновых змей, но иногда попадались и гремучие. Они издавали такие звуки, как будто кто-то тряс коробочку с зернышками. Папа сказал, что они после спячки еще сонные, поэтому он и не боялся к ним подходить. Каждое одеяло он свернул, вынес на дальний конец выгона и вывалил их извивающееся содержимое в наш ручей. Из-за того что в горах таял снег, вода в ручье поднялась, сделалась быстрой и унесла их с собой. На всякий случай папа запретил нам подходить к ручью ниже по течению от того места, куда он бросил змей. Мама хотела перебить их, но папа сказал, что они слишком сонные и не опасны для нас, а убивать то, что убивать незачем, нехорошо.

Змеи падали с потолка, потому что папа пристроил хижину к склону холма. На балки крыши он положил дерн и присыпал его сверху землей. Под такой крышей летом было прохладно, а зимой тепло. Еще она защищала нас от ветра, который носился по долине в плохую погоду. Со временем на ней выросла трава, но, пока земля наверху была мягкая, в ней любили прятаться змеи. Перед тем как упасть, змеи сначала шевелились, и мы всегда слышали этот звук. Это становилось предупреждением. И их было немного. И падали они только несколько недель весной.

Папа был очень умным, он делал самое лучшее мыло во всей долине. Все знали, как делать мягкое мыло. Для этого нужно полить водой золу, чтобы растворить в ней поташ. Потом пропустить воду через слой соломы, чтобы убрать из нее всю грязь. Добавить воду с поташом в кипящий животный жир. Дождаться, пока они остынут, и собрать пену. Это и будет мыло. Но на нашем участке имелось обнажение залежи соли, и папа стал экспериментировать: он добавил соль в кипящую воду и жир. Когда смесь остыла, она затвердела. Еще папа добавлял в мыло песок, и все думали, что в этом его секрет, но никто не мог изготовить твердое мыло, как у нас, потому что настоящий секрет был в соли. Папа взял с нас слово никому об этом не рассказывать.

Мы держали десять кур, лошадь, корову, овцу, собаку и кошку. Собака у нас была породы колли. И она, и кошка сами к нам пришли в разное время. Откуда они появились, мы так и не узнали. Еще мы разводили латук, горох, морковь, фасоль, картошку, помидоры, пшеницу и тыкву. Когда к нам на огород повадились кролики, нам пришлось построить прочный забор. Но птиц, которые клевали зерна, это не останавливало, поэтому папа выменивал твердое мыло на ткань и ставил навесы. Птиц они отпугивали, а кроликов, которые все равно пытались пробраться за забор, папа убивал. Он говорил, что их нужно убивать, чтобы спасти огород. К тому же их мясо очень вкусное, если его потушить.

Мы никогда не голодали. Папа вырыл под хижиной подвал, и всю зиму мы ели морковь, картошку и тыкву. Мама заготавливала на зиму горох и фасоль. Папа научил ее запечатывать воском крышки. У нас даже была старая яблоня, которая росла там еще до того, как мы поселились в долине. Мама делала самые лучшие яблочные пироги, и яблок было столько, что хватало даже на зиму. Мы все работали. Папа показал нам, что нужно делать.

Жаркими летними ночами, когда они с мамой учили нас читать по Библии, мы иногда слышали вой в горах. Ау-ау-ау-аууу.Они выли на луну. «Божьи собаки, — сказал как-то папа. — Так их называют индейцы». «Почему?» — спросила Джудит. «Потому что они почти невидимые, — ответил папа. — Только Бог может их увидеть».

«А как они выглядят?» — спросил Дэниел. «Глупый, — сказала я, — если только Бог их видит, откуда кто-то может знать, как они выглядят?» «Но пару раз люди их все же видели, — вставил отец. — Они коричневые. У них заостренные уши и хвосты с черными кончиками».

«А они большие?» — спросила Джудит, сидевшая у него на коленях. «Чуть больше Честера», — ответил папа. Так звали нашу собаку. «Весят они примерно тридцать фунтов, — рассказывал папа. — Они немного похожи на обычных собак, но отличаются от них тем, что во время бега хвосты у них опущены, а собаки бегают с поднятым хвостом».

«Похоже, кто-тохорошенько их рассмотрел», — сказала тогда я, и папа кивнул. «Я видел одну, давно, — сказал он. — До того как познакомился с вашей матерью. Я сидел один у костра. Она вышла из ночи и уставилась на меня из темноты с другой стороны костра. Наверное, ее привлек запах кролика, которого я жарил. Постояв там немного, она ушла. Но прежде чем раствориться в темноте, обернулась и посмотрела на меня через плечо укоризненно, как будто винила в чем-то».

«Ты испугался?» — спросил Дэниел.

«Пора спать», — сказала мама и посмотрела на папу. «Нет, — сказал папа, — я не испугался».

Тогда было полнолуние, и вой доносился с холмов несколько часов.

На следующий год не пошли дожди. У остальных фермеров пересохли колодцы, и им пришлось сниматься с места. Но растаявшего снега с гор хватило, чтобы наполнить наш ручей, и этой водой мы поливали огород. Однако осинам на склонах этого было мало. Они совсем высохли, и бывало, что из-за молний начинались пожары. По ночам склоны гор озарялись красным мерцанием. В долину опускался дым. Джудит было трудно дышать.

Наконец пошел дождь. «Господь смилостивился», — сказала мама, наблюдая за тем, как ливень разгоняет дым и гасит огни в горах. Утром после первого сильного мороза в хижину вбежал Дэниел. Лицо у него было совсем белое. «Папа, идем скорее!» — закричал он.

Наша овца лежала посреди луга с растерзанным горлом. Живот ее был разодран. Кругом валялись окровавленные клочки шерсти. Остальные животные дрожали в стороне.

Я видела, как у папы на шее вздулись вены, когда он побежал на холм. «На ночь закроем корову и лошадь в загоне у хижины, — сказал он. — Тут еще осталось мясо. Рут, — обратился он ко мне, — сбегай домой, принеси топор и нож. Мы с Дэниелом разделаем тушу. Принеси ножницы, — сказал он маме. — Снимем с нее шерсть».

На следующий день утром папа велел нам сидеть дома, а сам пошел проверять оставшуюся живность. Не возвращался он долго. Мама то и дело подходила к нашему единственному окну. Я слышала, что папа во дворе копал землю. Когда он пришел, лицо у него было хмурое. «Кур больше нет, — сказал он. — Всех перебили. — Он повернулся к маме. — Остались только головы и перья. Тебе даже на суп не хватит. Я их закопал». «А яйца?» — спросила мама. «Нет», — ответил он.

Вечером папа зарядил ружье, надел куртку и пошел в сарай, где стояли лошадь и корова. Ау-ау-ау-аууу.Я посмотрела на потолок и прислушалась к вою. Но они были далеко. Эхо воя перекатывалось от одного края долины до другого. Когда на следующее утро папа вернулся, дул холодный ветер и срывался снег. Виду него был усталый, но в голосе чувствовалось облегчение. «Похоже, они ушли», — сказал он, кладя ружье на полку. «Продадим мыло и купим новых кур», — сказала мама, подавая ему чашку кофе.

К полудню стало еще холоднее. Облака облепили горы. «Судя по всему, ранняя зима пришла», — заметил папа. «И слава богу, — сказала на это мама. — После такой засухи горам нужна влага. Ручью нужен талый снег». За ужином мы услышали, как во дворе заскрипело дерево и заржала лошадь. Папа бросил вилку и схватился за ружье, которое не разряжал. Мама протянула ему фонарь. В окно мы смотрели, как фонарь раскачивался из стороны в сторону в темноте, когда папа бежал к загону рядом с сараем. Продолжая бежать, он миновал забор. Светлая точка становилась все меньше и меньше, а потом и вовсе потерялась в темноте. Я прислушалась к ветру и вздрогнула от испуга, когда раздался выстрел. После этого снова был слышен только ветер, разгонявший снег. Мама, всматриваясь в темноту за окном, что-то прошептала. Мне кажется, она сказала: «Прошу, Господи!» Мы ждали. «Рут, принеси Дэниелу куртку и фонарь, — сказала мне мама. — Он должен пойти проверить, не нужна ли папе помощь».