— Есть у меня билет, есть, запропастился только куда-то, — затараторила она. — Подождите-ка минуту. Ага, вот! Мой билет и моя карточка.

У дамы был четкий лондонский выговор, к тому же она обладала голосом, который, как говорят, способен расколоть хрусталь. Что-то в ней насторожило Ричарда. Анетт и Майлз тоже это почувствовали. Сработала психическая сигнализация.

— Что? — спросил Гарри, увидев, что вся группа одновременно насторожила уши.

— Спокойно, — произнесла Анетт.

Ричард почувствовал, как учащенно забилось сердце в груди. Он сделал пару глубоких вдохов, и оно немного успокоилось. Майлз присвистнул.

— Моя карточка, — повторила женщина. — Эльза Никлс. Миссис. Медиум-экстрасенс. Я еду помогать несчастным душам, привязанным к этому месту. Душам, которые не могут обрести покоя. Которые застряли на вашем призрачном поезде.

Арнольда интересовала не столько ее карточка, сколько билет, который оказался в вагон третьего класса. И не на полку, а на сидячее место рядом с багажным вагоном, на котором спать мог разве что опытный гуттаперчевый акробат, не ощущающий боли ни в спине, ни в ногах.

Проводник сообщил ей, что этот зал ожидания предназначен для пассажиров, едущих первым классом. Ее это не смутило.

— Я не собираюсь ехать первым классом. Мне всего лишь нужно найти купе мясника. Я ощущаю сильнейшие вибрации. Неудивительно, что ваш поезд набит призраками.

«Медиум-экстрасенс» вытянула шею и обвела зал взглядом, в отличие от Ричарда, открытым и недвусмысленным. Она внимательно, не скрываясь, осмотрела каждого из присутствовавших.

— Добрый вечер, святой отец, — сказала она угрюмому священнику, который улыбнулся в ответ, показав гнилые зубы. — Вам бы подправить их надо, — посоветовала она. — Сходите в Службу здравоохранения, там вам их вырвут и поставят новые, фарфоровые, как у меня. — Она широко улыбнулась, обнажив черный провал между ровными белыми пластинками.

Священник не обиделся, но, когда выдавил из себя ответную улыбку, выглядел еще страшнее.

Взгляд миссис Никлс, скользнув по Гарри, Ричарду и американским морячкам, прошелся по Анетт («хотела бы я иметь фигурку для такого платья, красавица») и остановился на Волшебных Пальчиках.

— У тебя дар, дружок. Я это сразу чувствую. Ты видишь то, что находится за Сферой Видимого.

Майлз не стал возражать.

— Чувствую беспокойную душу. Или ее скорое появление, — сообщила она. — Но ничего, я наведу порядок. Для этого мы и нужны, чтобы порядок наводить.

Миссис Свит спряталась за «Таймс» и стоически не обращала внимания ни на что.

Гарри что-то пробормотал, так, чтобы его не услышала миссис Никлс.

Эта женщина была осложнением, не предвиденным «скучными процедурами» Гарри. Ричард почувствовал, как Самый ценный член клуба лениво подумал, что миссис Никлс лучше будет не сесть на поезд, а лечь под него.

Впервые подобные размышления он «подслушал» еще в школе, когда ему во всей отчетливости представились фантазии учителя латинского языка: тот воображал, как расстреливает из пулемета их третий класс. Ричард пришел в ужас и растерялся: что лучше, промолчать и тем самым взять на себя часть вины или рассказать и превратиться в глазах окружающих в сумасшедшего? Даже если он предотвратит бойню, никто об этом не узнает. Два дня он боролся с этой дилеммой, цепенея от страха всякий раз, когда встречал на школьном дворе учителя латыни с рассеянной улыбкой на лице и кровавой баней на уме. Потом Ричард уловил подобную мысль во время чемпионата по крикету, когда капитан одной из команд очень живо представлял себе, как забьет битой своего бэтсмена, постоянно терявшего мяч. С нервной дрожью, но и с облегчением он понял, что все людикаждый день представляют себе какие-нибудь зверства. Пока что ему не встретился ни один человек, который действительно хотел бы воплотить свои фантазии в жизнь. Более того, мысли о насилии до определенной степени приглушали склонность к убийству — люди, не думающиеоб убийствах, были более склоны их совершать.

— Прошу, прошу, — сказала миссис Никлс, отступая в сторону, чтобы пропустить в зал кого-то с правильным билетом.

Девочка лет восьми-девяти в голубой куртке с капюшоном и с очень серьезным заспанным лицом была вверена заботам «Шотландской стрелы» в лице проводника Арнольда. Ричард, имевший немного опыта общения с детьми, надеялся, что ее посадят подальше от него. Дети в его представлении были часовыми минами со включенным таймером.

— Как тебя зовут? — спросила Анетт, наклонившись.

Девочка ответила что-то невнятное и еще глубже спряталась под капюшон.

— Не знаешь? Тут нечего стыдиться.

Миссис Никлс и Анетт были сражены. Интуиция подсказывала Ричарду, что ни у первой, ни у второй нет живых детей. Если миссис Никлс в самом деле была медиумом, этому можно не удивляться. Дети — они как губки, впитывают в себя все твое внимание. Многие таланты зачахли, когда в доме появилась коляска.

Анетт обнаружила на шее девочки большую бирку, прямоугольник коричневого картона.

— «Собственность капитан-лейтенанта Александра Коатса, ВМФ», — прочитала она. — Это твой папа?

Девочка покачала головой. Под капюшоном был виден только нос в веснушках. В своей курточке она была больше похожа на гнома, чем на ребенка.

— Ты что, посылка?

Капюшон кивнул. Анетт улыбнулась.

— Но ты же не в багажном вагоне будешь ехать?

Капюшон снова покачался из стороны в сторону.

Арнольд объявил, что поезд подан на посадку. Американцы сгрудились там, где англичане начали выстраиваться в ровную очередь. Анетт взяла девочку за руку.

Посылка Коатса подняла голову, и Ричард увидел лицо девочки. Его поразили ее глаза: огромные, изумрудные, взрослые. Остальное лицо вокруг этих очей пока еще не выросло. Полоса веснушек пересекала нос, как боевая раскраска апачей. Рыжие косички выглядывали из-под капюшона и лежали на груди, как две колокольные веревки.

— Меня зовут Ванесса, — сказала она, обращаясь прямо к нему. — А тебя?

Девочка была странной. Он не чувствовал ее, совершенно.

— Это Ричард, — ответила за него Анетт. — Не обращай внимания на его вид. Я уверена, вы подружитесь.

Ванесса протянула лапку, и Ричард с удивлением пожал ее.

— Добрый вечер, Ричард, — сказала она. — Я могу это по-французски сказать: «Бонсуар, Ришар». И по-немецки: «Гутен абенд, Рихард».

— И тебе добрый вечер, Ванесса.

Она вежливо присела, а потом обхватила его руками за талию и прижалась щекой к его животу.

Это сбило Ричарда с толку окончательно. Его обнимали, как пони, как подушку или как дерево, но не как человека.

— У тебя появилась поклонница, — обронил Волшебные Пальчики. — Мои поздравления.

Ванесса прижалась к нему покрепче, но он все так же не знал, что с ней делать.

На помощь пришла Анетт. Она оторвала от него девочку.

— Не советую подбирать приблудных животных и детей, — заметил Гарри.

Ричард проследил взглядом за Анетт, которая повела девочку из зала. Протянув билет Арнольду, Ванесса обернулась.

Эти глаза!

V

Ричард был последним в очереди к Арнольду. Все разошлись по своим вагонам. Миссис Никлс прошествовала по платформе до вагонов третьего класса. Моряки последовали за ней.

Он осмотрел локомотив № 3473-5. С первого взгляда он производил впечатление большой мощной машины. Огромное хитроумное устройство из поставленного на службу человеку железа. Потом заметил следы износа. Некогда гордые пурпурные бока потускнели и покрылись грязью, медные детали почернели и потрескались. Гигантская труба изрыгала похожие на грибы облака дыма. Ричард почувствовал запах угля, огня, смазки, нефти. Почувствовал давление в бойлере и жар, который от него исходил. Махина обдала струей влажного пара платформу.

— Плохой зверь, — сказал Майлз, приложив кончики пальцев к металлу.

Как говорила Анетт, его талант заключался в том, что он мог понимать суть неодушевленных или считающихся неодушевленными предметов. Его прислали сюда, чтобы он оценил локомотив.