— Тихо-тихо, Агрипина, — погладила собачку, оказавшуюся сукой, хозяйка, — дяди хорошие, они нас не обидят.

Магнат через силу улыбнулся, чтобы показать, что он действительно хороший дядя. Собачка ему не поверила и тихонько зарычала. Женщина прошла в подъезд, а они за ней. Таким вот образом Хорьковский, Алмаз и два мордоворота из джипа охраны оказались сначала в подъезде вместе с хозяйкой мопсов.

— А вы, наверное, к Татьяне? — поинтересовалась женщина, когда они оказались вместе в просторном лифте. — Я живу в квартире как раз сразу же над ней.

— Да-да, мы к Татьяне, — ответил Хорьковский вместо Алмаза.

— Ой, я обожаю ваши песни, Алмаз, — томно произнесла мадам с мопсом, — но что-то вас последнее время не видно по телевизору с вашими песнями.

— Я ставил серьезный мюзикл «Амбивалентность», — гордо ответил Алмаз, — мне было не до попсы!

— Не болтай! — приказал ему Хорьковский. — Закрой свою пасть!

Алмаз заткнулся, женщина с удивлением посмотрела на хмурого мужчину от которого пахло дорогим одеколоном и который так грубо разговаривал с её любимым певцом. Агрипина рычала на Хорьковского, но он не обращал на неё внимания. Хозяйка мопса хотела попросить у Алмаза автограф, но лифт уже приехал на этаж квартиры Татьяны, створки дверей открылись и хам вытолкнул из них Алмаза буквально взашей. Женщина хотела возмутиться, но два мордоворота-телохранителя, которые молча стояли возле неё, пропуская хозяина, выглядели угрожающе и она промолчала. Лифт закрылся, хозяйка мопса уехала на этаж выше, Алмаза подтолкнули к двери квартиры Татьяны, а Хорьковский и его амбалы спрятались, чтобы их не было видно из глазка. Алмаз позвонил в звонок, Татьяна с той стороны откликнулась сразу, заглянула в глазок на двери, увидела певца и спросила:

— Ты один?

— Да, я один, ты что не видишь? — ответил Алмаз. — Открой, дело есть…

— Ты же обещал больше не возвращаться, — напомнила Татьяна, открывая замок, — и уже приперся обратно…

Но только лишь она приоткрыла створку двери как один из мордоворотов схватился за неё, распахнул с такой силой, что Татьяну выбросило в подъезд и она свалилась в объятия прямо ко второму мордовороту. Хорьковский ворвался в квартиру, как ураган с криками:

— Где он?

Тот мордоворот, что распахнул двери выхватил пистолет и помчался за хозяином, а второй телохранитель Хорьковского подхватил Татьяну подмышку и вместе с ней кинулся в открытую дверь. Алмаз, оставшийся без присмотра, сначала опешил, растерялся, но потом понял, что это его шанс, развернулся и кинулся бежать вниз. Но вдруг, сбежав на пролет, вспомнил, что там внизу сидят в джипе еще два охранника Хорьковского — ему не уйти.

— Ой-ой, что же делать? — испуганно пробормотал Алмаз, озираясь по сторонам.

И вдруг его осенило, он повернулся и он помчался не вниз по лестнице, а наверх. Поднялся всего на этаж выше и подбежал в квартире своей поклонницы, той самой, что ехала с ними в лифте с мопсом Агрипиной и которая проживала как раз над Татьяной. Алмаз взлетел на этаж, как ракета, кинулся к двери и стал звонить. Женщина взглянула в глазок, узнала Алмаза и сразу же открыла двери.

— Ради бога, спасите меня, меня преследуют маньяки!!! — взмолился он.

Поклонница рада была помочь своему кумиру, впустила его в квартиру, захлопнула за его спиной дверь и закрыла на все замки.

Татьяна попыталась вырваться из захвата мордоворота, но сделала себе только хуже — пытаясь освободиться она ударилась лбом о косяк двери с такой силой, что искры из глаз посыпались, в голове помутилось и она перестала что-либо соображать. Мордоворот бросил её на диван, а Хорьковский тем временем заглянул в комнату Татьяны, никого там не нашел, потому залетел в комнату Краба, где отсыпался от ночных похождений Матвей. Услышав крики и стук, Спичкин вскочил с кровати и в это время, распахнув двери как раз влетел в комнату Хорьковский. Магнат увидел молодого человека, торопливо натягивающего джинсы, остановился, как вкопанный, словно его током ударило. Матвей натянул штаны и застегнул ремень. Спросонья он не мог понять что произошло.

— Вот ты где, нерв седалищный, — сказал магнат, разглядывая сонно хлопающего глазами Спичкина, — попался мне всё-таки…

За спиной ворвавшегося в комнату Краба мужчины появился телохранитель, вооруженный пистолетом. Матвей спросонья так понял сложившуюся ситуацию — что его всё-таки нашли менты и теперь они пришли за ним, чтобы посадить в тюрьму за убийство собственной жены. Выхода из положения не было практически никакого, если не считать того, что ему оставалось только начать врать и отпираться, что он это не он, заставить милицию поверить, что он — не Спичкин, а например… кто? А например, родственник Татьяны… родственник Владик! Это было идеей! Он Владик! Тем более, что Матвей сбрил бороду и волосы и стал практически неузнаваем. Он соврет, что он Владик, а Татьяна подтвердит, что он сказал правду. Другого выхода у него не было.

— Вы меня с кем-то спутали, — сказал он, пытаясь выглядеть правдивым, — я не Матвей Спичкин, меня Владик зовут, я родственник Татьяны из Рязани!

Ворвавшийся в спальню человек, похоже ничему не удивлялся, он несколько раз медленно и самодовольно кивнул в ответ на его объяснения, потом неторопливо шагнул к Спичкину и стремительно и очень больно врезал ему кулаком поддых. А потом, когда Матвей уже завалился на колени, кашляя и пуская длинные, как сыр в пицце, слюни на пол, магнат нагнулся над ним, по-отечески похлопал его мягкой ладошкой по стриженому затылку и сказал:

— Я знаю, падла, что ты Владик, только вот уж никак не думал, что моя жена польститься на такого лысого урода…

И тут до Матвея дошло, что он сморозил глупость, что эти люди не менты и пришли-то не за ним, а как раз за Владиком, и что они ворвались сюда не для того, что бы конвоировать его в тюрьму, а для того чтобы расправиться с Владиком, которым он по глупости назвался. И тогда, восстановив немного дыхание Матвей стал отпираться, что он на самом деле не Владик, а как раз Матвей Спичкин. Но его уже никто не слушал, никто ему уже не поверил, жестокие мордовороты по приказу хозяина подхватил его под руки и с размаху кинули в стену, к которой он припечатался, как магнит на холодильник и стек, как манная каша. Его схватили и потащили к лифту.

— А с этой девкой что делать? — спросил мордоворот к Хорьковского, ткнув стволом пистолет на Татьяну, которая сидела на диване, обхватив свою гудящую от боли голову обеими руками.

— Ничего не делать, — ответил Хорьковский, выходя из квартиры, — нам она не нужна…

Телохранитель воспринял эти слова по-своему и передернул затворную раму оружия.

Виктория Хорьковская в семейном загородном пятиэтажном тереме на Рублево-Успенском шоссе ждала приезда мужа из офиса и не смогла не прикорнуть на диванчике перед телевизором. После проведенной с Владиком ночи и бурного утра в тренажерном зале в её удовлетворенном организме разливалась сладкая истома и успокоенность. Она вспоминала сильные руки молодого жеребца, его булатный меч и марафонскую неутомимость. Владик, как цирковая лошадь, всё скакал и скакал, не зная усталости. Мозг Виктории погружался в сладкую дремоту и в нахлынувших видениях она снова видела, как Владик хватает её своими сильными руками по-деревенски грубо и настырно, не воспринимая жалоб на усталость и сонливость. Вот этого и надо было Виктории — немного грубости, немного внимания к её прелестям, подправленным косметологами. Она настолько крепко погрузилась в сон, что проснулась только тогда, когда в комнату зашел муж. Хорьковский остановился на пороге, увидев спящую жену и кашлянул, чтобы она проснулась. Виктория приоткрыла глаза, увидела его и разулыбалась.

— Милый, ты приехал? — спросила она, потягиваясь. — А я заснула, извини… Иди же ко мне, я по тебе очень соскучилась!