В мемуарах Константин Константинович признался, что «с юношеских лет увлекался военно-исторической литературой, отображавшей развитие военного искусства, начиная с походов Александра Македонского и римских полководцев…». По воспоминаниям Хелены, Константина особенно увлекали военно-исторические романы Валерия Пшиборовского «Шведы в Варшаве» и «Битва под Рашином». Военная романтика в конце концов привела его в русскую кавалерию и определила жизненный выбор.
24 августа 1909 года умер и сорокасемилетний Михаил Рокоссовский. Его похоронили рядом с Александром в фамильном склепе на престижном варшавском кладбище Повонзки. С гимназией Константин был вынужден расстаться. Как мы помним, он не получил образования даже в объеме четырехклассного городского училища. Почему так произошло, до сих пор не ясно. Не исключено, что оставшиеся родственники не сочли возможным оплачивать учебу племянника, хотя среди них были и люди вполне состоятельные, как, например, Стефан Высоцкий (о нем чуть ниже). Но, возможно, продолжать учебу не захотел сам Константин, предпочтя вместо классического образования получить хорошую профессию в мастерской своего дяди, с которой можно было всегда заработать себе верный кусок хлеба с маслом.
Константин перебрался к сестре отца, Софье Высоцкой, которая проживала на улице Конопацкой, 11. В соседний четырехэтажный каменный дом по улице Карбовской переехала тетка Стефания со своим мужем Мечиславом Давидовским. Мысль вернуться к матери у Константина, очевидно, не возникала, хотя та была еще жива. Антонина Рокоссовская умерла только в начале 1911 года, по некоторым данным, от туберкулеза. Вероятно, тогда она уже сильно болела. Не исключено, что между Константином и матерью пробежала какая-то тень. Характерным представляется следующее обстоятельство: после того как в 1945 году Рокоссовский вернулся в Польшу, он поставил памятник на могиле отца, но так и не нашел могилу матери. И мы до сих пор точно не знаем, где похоронена Антонина Рокоссовская. По одной версии — на одном из варшавских кладбищ. По другой, более правдоподобной, она покоится в родной деревне Телеханы. После Второй мировой войны, когда Рокоссовский был в Польше, ему пришло письмо от местных жителей, представившихся родственниками Антонины Овсянниковой (Рокоссовской). Они утверждали, что мать маршала похоронена в Телеханах, но почему-то на католическом кладбище, и указывали конкретную могилу. Они также спрашивали, что маршалу известно о судьбе его матери после смерти отца. Константин Константинович ответил, что в момент смерти отца был слишком мал и поэтому не помнит, что случилось с матерью. По воспоминаниям его внука Константина Вильевича, на кладбище в Телеханах маршал так и не побывал. Очевидно, он сомневался, что там действительно похоронена его мать.
Между тем нельзя исключить, что после смерти мужа Антонина Рокоссовская вторично вышла замуж за поляка или за белоруса-католика, и поэтому ее могила оказалась на католическом кладбище. Если эта гипотеза подтвердится, она может объяснить, почему ее дети оказались у родственников Ксаверия.
Константин пошел работать. Сначала он будто бы был помощником кондитера, потом помощником дантиста, но поссорился с хозяином и пошел рабочим на чулочную фабрику на улице Широкой. Нельзя, однако, исключить, что на этой фабрике, равно как у дантиста и кондитера, Константин на самом деле не работал, а сразу же пошел учеником каменотеса в мастерскую, принадлежащую мужу тетки Софьи Стефану Высоцкому (улица Стшелецкая, 2). В автобиографии 1940 года Рокоссовский отнес это событие к 1911 году. Однако в этой автобиографии, как и во всех других, он сделал себя на два года моложе, чем был на самом деле, и соответствующим образом передвинул и некоторые другие даты, например, смерть отца, которую отнес к 1905 году. Вполне вероятно, что точно таким же образом Константин Константинович сдвинул и время начала своей работы в дядиной мастерской. Вполне логично, что, переехав после смерти Михаила Рокоссовского к Высоцким в конце 1909 года, Рокоссовский тогда же и начал трудиться в каменотесной мастерской. В декабре 1909 года ему как раз должно было исполниться пятнадцать лет, а физически развит он был не по годам. Насчет же чулочной фабрики Константин Константинович мог написать исключительно для подкрепления своей пролетарской родословной.
Если верно мое предположение, что на работу в каменотесную мастерскую Константин устроился в 1909 году, то к моменту поступления на военную службу он проработал каменотесом уже около пяти лет. Неудивительно, что сослуживцы отзывались о нем как об опытном и умелом мастере. Мастерская изготовляла надгробные плиты (именно здесь был сделан гранитный склеп Рокоссовских на кладбище Повонзки), каменные ограды, занималась облицовкой зданий и сооружений. В частности, именно мастерская Высоцкого получила заказ на изготовление каменной облицовки пятисотметрового моста Николая II (ныне мост Понятовского). Но вскоре мастерскую пришлось перевести в местечко Груец (Гроец) в 35 километрах юго-западнее Варшавы, где легче было достать сырье. Вместе с ней в Груец переехали бабушка Констанция и сестра Константина Мария. Некоторое время там же, на улице Варецкой, 12, жила и младшая сестра Хелена. Примерно через год Рокоссовские переехали на Могельницкую, 12 (этот дом до нашего времени не сохранился).
По примеру других мастеров Константин высекал на изготовленных памятниках свои инициалы. Наверное, и сегодня еще сохранились изготовленные им надгробия на кладбищах Варшавы, Груеца, Мрогельницы и Гошчина. Сын Стефана Высоцкого Роман и сестра Константина Елена свидетельствовали, что в семье Высоцких о сиротах Рокоссовских всячески заботились, стремились создать им максимальный уют. По воспоминаниям старожилов Груеца, Константин любил петь, танцевать и неплохо играл на губной гармошке. Можно предположить, что у почти двухметрового красавца-каменотеса не было отбоя от поклонниц.
Существует легенда, впервые появившаяся в биографии маршала, написанной В. И. Кардашовым, будто бы Рокоссовский был арестован за участие в первомайской демонстрации 1912 года в Варшаве, когда он пытался спрятать за пазуху сорванное жандармами красное знамя. Константин будто бы два месяца (по другой версии, озвученной польскими биографами Рокоссовского Тадеушем Конецким и Иренеушем Рушкевичем, — только шесть недель) провел в тюрьме Павиак. Затем его выпустили якобы потому, что ему не было шестнадцати лет, но с трикотажной фабрики уволили. Конецкий и Рушкевич утверждают, будто сыграло роль то, что за Константина поручился его дядя Мечислав Давыдовский.
Эта версия вызывает большие сомнения, хотя ее подтверждает сам маршал. В автобиографии 1940 года Рокоссовский писал, что «за участие в первомайской демонстрации в 1912 году подвергнут месячному тюремному заключению». Однако в той же автобиографии Константин Константинович писал: «Самостоятельно начал работать с 1909 года. Работал рабочим на чулочной фабрике в г. Варшава (предместье Прага) до 1911 года и с 1911 года до августа 1914 года работал каменотесом на фабрике Высоцкого в г. Гройцы Варшавской губернии». Если вся эта информация соответствует действительности, то участие Рокоссовского в первомайской демонстрации становится весьма сомнительным. Получается, что в 1912 году его уже не было в Варшаве и уволить его с чулочной фабрики за участие в демонстрации никак не могли, поскольку он сам ушел оттуда годом ранее. В Груеце, крошечном местечке с населением чуть более пяти тысяч человек, никаких первомайских демонстраций вплоть до 1917 года не происходило. Представить же себе, будто Рокоссовский отправился из Груеца в Варшаву, чтобы принять участие в демонстрации, довольно трудно. У рабочих большой чулочной фабрики, на которой, вполне возможно, действовали профсоюзы и ячейки революционных партий, участие в демонстрации выглядело вполне естественным как борьба за свои права. Но совершенно другим было положение в каменотесной мастерской. Каменотесы фактически были не рабочими, а ремесленниками. Труд их, несомненно, был тяжелым, но и зарабатывали они очень хорошо, гораздо больше, чем рабочие чулочной фабрики. И бороться им против хозяина не было никакой нужды — с его разорением они теряли выгодное место работы. Ведь в одиночку гораздо труднее было искать заказы и доходы мастеров резко уменьшились бы. Тем более что экономические кризисы на каменотесной мастерской существенно не сказывались — люди ведь все равно продолжали умирать и им требовались надгробия. Для Константина же мастерская была, можно сказать, семейным предприятием: ею владел муж его родной тетки, против которого он вряд ли собирался бороться. Кстати сказать, на точно таком же «семейном» предприятии, у своего дяди-скорняка, перед Первой мировой войной работал Георгий Константинович Жуков, чьим соперником в популярности всегда был Рокоссовский.
