— Ну что теперь? — уныло поинтересовалась Наташка. — Везем «уголовника» к нам? Где машину-то оставил, мелированный ты наш?

— В гараже. — Похоже, Виталик был не намерен шутить. — К вам на такси добирался. Спасибо, что очередной раз подставили и… выставили. Зачем было устраивать весь этот спектакль с задержанием? Впрочем, он не единственный.

— Тебя просили позвонить перед прибытием! — жестко напомнила ему Наталья.

— Я помню. Встречу назначили у Ирины Александровны, я ей позвонил за полчаса до прибытия.

— И она тебе ответила? — удивилась Наташка.

— Нет. Была плохая слышимость. Я назвал время приезда и обещал еще раз перезвонить от подъезда.

— Видишь ли, Виталий… — вежливо начала я.

— Да ни хрена он не видит! — перебила меня Наташка. — Телефон Ирины Александровны был на прослушке у мента. Он после твоего звонка, между прочим, кинулся нас спасать аж из другого района. И тебе, дружок, большое от нас мерси. Есть за что! А касаемо твоего прямого попадания в «обезьянник»… Короче, мы и сами не могли предвидеть такого. Садись в машину, невинная жертва ареста. Что ты оглядываешься по сторонам? «Шкоду» ищешь? Ничего, доедешь на иномарке попроще. По дороге обсудим всю глубину твоего морального падения.

Несмотря на кажущуюся стройность, Виталий загрузился в машину с трудом. Правда, ссылался не на ограниченные удобства, а на больные ребра, которые ему лихо пересчитали при задержании.

Ехали медленно, вызывая стойкую неприязнь других водителей. Наташка равнодушно гасила всплески их возмущения. Один даже ухитрился выматериться в стихотворной форме. Отговорка подруги была весомой: «Разуй глаза! Баба за рулем». Ситуацию с задержанием Виталия прояснили быстро. Тем более он был свидетелем того, как я выклянчивала у участкового мой собственный мобильник, вольно или невольно умыкнутый им у меня.

Виталий всей правды не рассказывал. Скорее всего, был «закодирован» отцом. Скупо поведал, что Серегин и Кириллов давнишние друзья. В свое время, когда Владимир Родионович покинул службу, Валерий Павлович почти сразу последовал его примеру. Наконец-то прояснилась причина, по которой Серегин покинул «контору».

Многим была известна увлеченность Владимира Родионовича поисками кладов. Он был чистым «теоретиком», к своему увлечению относился серьезно. У него имелась куча литературы по интересующим его темам. Результатами своих открытий поначалу он делился со многими, затем число доверенных лиц уменьшилось, а в последнее время даже единственный друг Серегин точно не мог сказать, чем он занимается.

В Германии Кириллов и Серегин служили в одно время. Иногда после субботних политзанятий навещали друг друга. Жена Валерия Павловича Лерочка, милая жизнерадостная женщина, обожала своих мужчин — мужа и сына — и всегда гостеприимно привечала всех, кого муж считал своими друзьями. Особенно Владимира.

К великому сожалению, судьба не делит людей на плохих и хороших. Такое впечатление, что в суматохе дней она никак не разберется со своими запасами счастья и горя и иногда, разгребая завалы, преподносит очередной специфический «подарок», не глядя, лишь бы отделаться. В том числе тем, кто его явно не заслуживает. Но на нее нет суда, нет управы, и вопрос, принять или не принять подношение, не стоит. Она просто сбрасывает его вам в руки без права передачи.

Диагноз жены «рак легких в мелкоклеточной форме» прозвучал из уст врача местного военного госпиталя, как смертный приговор самому Серегину. Он пытался определить Леру в больницу к немецким специалистам, заронившим крохи надежды на возможность если не выздоровления, то продления срока жизни, но политотдел был против — лечение дорогостоящее, а в Союзе и своих специалистов хватает.

Специалистов и в самом деле хватало. Не хватало денег на импортные лекарства. Вот тогда Владимир Кириллов и проявил себя как истинный друг. В отличие от Серегина, хватавшегося за любую соломинку надежды, он прекрасно понимал, что дни Лерочки сочтены, и тем не менее снабдил Серегина деньгами, продав кому-то два кольца старинной работы, принадлежавших его матери. Это был подарок давно умершей прабабушки, поделившей свое имущество между двумя внучками еще при жизни. Старенькое, пожелтевшее от времени завещание, по которому упомянутые кольца отходили к внучке Анне, впоследствии и помогло восстановить справедливость. Несправедливость же заключалась в том, что вскоре после смерти Лерочки на Кириллова Владимира Родионовича поступила анонимка, в которой неведомый «доброжелатель» уведомлял его руководство о безнравственном и преступном поведении сотрудника столь серьезной организации. Кириллов обвинялся в том, что, обнаружив старинный клад, скрыл это обстоятельство и, преследуя цели исключительно собственной наживы, тайно реализует принадлежащие государству ценности. В качестве доказательства приводился факт продажи частному лицу двух старинных перстней. Далее следовало их описание. Имелось и еще не менее серьезное обвинение — сокрытие Кирилловым факта нахождения родственников за границей.

С родственниками разобрались быстро. Родная сестра матери Владимира была замужем за российским дипломатом и кочевала с мужем и сыном по всему свету. Что касается факта продажи драгоценностей, Кириллов его не отрицал. Мать, которой они принадлежали, приняла сторону сына, а вот жена повела себя до неприличия базарно. В присутствии ответственных лиц Тамара визжала так, что у слушателей закладывало уши. Сквозь этот невыносимый шумовой эффект проглядывали рациональные обвинения: Кириллов безнадежный дурак — бессребренник, продавший второпях за гроши бесценные семейные реликвии и этим непростительным деянием лишивший собственную семью возможности хоть когда-нибудь пожить по-человечески.

Кириллов так до конца и не простил жене этого «концерта», несмотря на то, что Тамара, до момента разборок и не подозревавшая о существовании драгоценных раритетов, таким образом спасала его. По своему разумению. Об этом же ему твердил Серегин. Впустую! Сам он ни словом не обмолвился о личности покупателя, заявив, что продал украшения какому-то случайно подвернувшемуся дельцу.

— Ясное дело, — заметила я. — Покупатель наверняка был упакованный и с положением. При осуществлении сделки потребовал молчания о своей персоне. Откуда у простого советского человека большущая сумма денег в наличии? Наверняка еще и пригрозил, например расправой над семьей, если нарушит обет молчания. Прости нас, Виталик. Честно говоря, мы думали, что анонимщик — твой отец.

— Да вы что?! — подпрыгнул на заднем сиденье Виталик. — Да вы вообще знаете, что за человек мой отец?! Да он жизнью своей рисковал…

— Что ж ты так голосишь-то, родимый? — невозмутимо заметила Наташка. — Если на то пошло, все мы жизнью рисковали. Не ты ли первый обещал нас удавить?.. Ир, он удавить нас обещал или?.. Ой, даже говорить страшно. Ириша, ты лучше свою версию не озвучивай. Мы ведь, милый великовозрастный мальчик, после этой твоей живой картинки в метро тебя Годзиллом обозвали. Кстати, как ты попал на свято место Даниловского монастыря, где у нас была назначена встреча с дочерью Кириллова?

— «Как, как…» На машине. По просьбе отца. Он вечером в среду переговорил с Маринкой о состоянии матери, та ему и сказала, что какие-то сумасшедшие тетки набиваются на свидание в Свято-Даниловом монастыре. Скорее всего, аферистки, выдающие себя за ясновидящих. Отец заподозрил неладное. Вы ведь знаете подоплеку — историю со звонками Владимира Родионовича «с того света». Как мог, успокоил, сказал, что все выяснит. Ваши телефонные номера взял на заметку, ну и попросил меня ему помочь. А меня как раз перекрасили, к съемкам рекламного ролика подготовили. Я изображал одиночку на необитаемом острове, выжившего исключительно за счет витаминизированной жвачки. Ну после съемок я сразу и рванул. С бородой.

— Ты что, артист?! — Я резко развернулась назад и ойкнула. Что-то вступило в поясницу.

— Да нет. Отец деньгами особо не балует. Приятель выручил — дал подработать. За съемку в рекламных роликах хорошие деньги платят… Так вот, на месте вычислил вас сразу, сделал несколько снимков. Даже обрадовался, что все так удачно. Ну, думаю, сейчас рвану за вами и определю среду вашего обитания. А вы оказались «безлошадными», своим ходом отправились. И следом очередная неприятность: переулок, где я пристроил свою тачку, узкий. Какой-то подлец долбанул меня в зад, подфарник вдребезги. Такая злость разобрала! В том числе и на вас. За вами-то все равно пришлось тащиться. В метро вы, конечно, классно ушли от слежки. Отец после моего отчета в восторге был. А жест этот… Ну, бес попутал. Дурацкая угроза, разбитым подфарником рожденная. Простите, если не сложно. Действительно угрожал — хотел, чтобы вы поняли: у Кирилловых есть защитники, следует прекратить эти потусторонние запугивания. Никто ни копейки вам за предсказания платить не будет. Мало того, если не прекратятся издевательства… Словом, голову оторвем.