— Ловко придумано, — засмеялся Дорохов.

— План подходит, — одобрил Мельников. — Пошли посмотрим. А вы, — кивнул он Косте и Дорохову, — поезжайте за оружием. Дорога туда хорошая?

— К конюшне подъезд отличный, — сказал Костя.

— Зачем к конюшне? — удивленно спросил Николай Романович.

— Я, папа, — объяснил Костя, — заводскую конюшню для одного дела приспособил. Там сток когда-то был, яма цементированная. Ну я ее досками обложил и складывал туда оружие. Прошлым летом, когда пас Красулю. Потом жестью, досками и разным хламом завалил, песком присыпал.

Настала очередь удивляться кузнецу. Ай да сын!

— Идемте, времени у нас в обрез, — поторопил Мельников.

Взошла и повисла над лесом большая белая луна. От деревьев и кустов на землю легли таинственные, зыбкие тени.

Костя и Дорохов кончили грузить подводу и теперь ходили вокруг нее, пытаясь воткнуть между ящиками с патронами и стволами винтовок еще хоть что-нибудь — оружия у мальчика оказалось больше, чем предполагали.

— Хороший улов! — обрадовался старший группы, увидев телегу, заполненную оружием и боеприпасами до самого верха.

— Все не смогли забрать. Вон еще в яме сколько. Николай Романович постоял, помолчал, видно, что-то обдумывая.

— Я сейчас, — сказал он и ушел с заводского двора. Вскоре послышалось тихое ржание. Кузнец вернулся с подводой.

— Вот, Рыжего запряг. Часть оружия сюда переложить можно. И то, что в яме осталось. Да и сами посвободнее сядете.

— А коня как же вернуть? — спросил Мельников.

— Зачем? — удивился Николай Романович. — Пусть Рыжий вместе с сыном служит.

— Папа! — только и смог вымолвить Костя. Мальчик обхватил руками худую отцовскую шею, прижался к засаленной фуфайке.

— Чтоб не скучал без тебя… — Кузнец грустно улыбнулся. — Я здесь и одежку положил, ночи пока холодные…

Партизаны выехали на дорогу. Последняя подвода приостановилась у ворот.

— Прощайте, родные! — прошептал Костя. Помолчал. Потом, как клятву, произнес: — Простите, не могу иначе. Я вернусь, мама! Обязательно вернусь!

— Не задерживайся, сынок. От своих отстанешь, — послышался из-за ограды отцовский голос. — Береги себя! — И кузнец вдруг закашлялся.

В матово-белом свете луны отчетливо вырисовывалась темная заводская труба. Острые мальчишеские глаза рассмотрели на ней маленький металлический флажок. Так и не смогли сбить его фашисты. Звездочку, серп и молот нельзя было сейчас различить, но Костя знал: они там.

— До свидания, Рысевщина!

Застоявшийся в последнее время Рыжий рысью рванул с места. Прошло немного времени, и над заводом начало разгораться зарево. Один за другим прогремели четыре мощных взрыва. Высоко в небо взметнулось пламя. И тотчас в лесу прозвучали автоматная очередь и два винтовочных выстрела — короткий партизанский салют.

Костя энергично натер песком котел, окатил его водой из ушата, собрался пойти сполоснуть тряпку, и в этот момент как из-под земли вырос перед ним Яков Бочкарев. Загадочно улыбаясь, протянул маленькую записку. Костя взглянул на буквы, и сердце радостно дрогнуло: папа!

«Сынок, у нас все в порядке, — писал отец. — Мама поправилась. Слушайся старших, учись хорошо стрелять», — прочитал он и выразительно посмотрел на пустой ушат и тряпку, которую держал в руках. Бочкарев перехватил его взгляд.

— На сегодняшний день, — улыбнулся он, — это твое главное оружие.

На боевые задания Костю пока не брали, поручали дела попроще: он рыл траншеи вокруг базы, маскировал пулеметные гнезда, заготавливал дрова, помогал повару на кухне. Но при этом мальчик не пропускал занятий по военному делу. Вместе с другими молодыми партизанами изучал свое и трофейное оружие, стрелковое, подрывное дело, проходил строевую подготовку.

Отряд, бойцом которого стал Костя, был сильный, хорошо вооруженный, держал постоянную связь с Большой землей. В окрестных деревнях у него имелись свои глаза и уши. День ото дня боевые товарищи Кости наносили все более чувствительные удары по врагу. Фашисты начали готовить карательную экспедицию. В Зеньковичах, Даниловичах, Валерьянах были усилены гарнизоны. Больше стало немцев в Станькове, Узде, Телякове.

Подпольщики из Минска передали: с инспекцией по гарнизонам Узденского и Дзержинского районов выезжает майор Шрам. Он везет план уничтожения партизанской базы на Долгом острове.

…В стороне от базы партизаны строили ложную систему укреплений. Костя вместе со всеми копал траншею, когда его разыскал посыльный из штаба.

— Пойдешь на задание! — буднично сказал он.

Костя прислонил к дереву лопату, вытер травой сапоги. Шел за посыльным, по-военному отбивая шаг. А хотелось бежать, лететь на крыльях: наконец-то дождался!

В землянке было несколько человек.

— Рядовой Будник по вашему приказанию явился! — срывающимся от волнения голосом доложил мальчик и замер перед Никитиным по стойке «смирно».

— Вольно, — сказал Никитин. — Ну что ж, добрый молодец, пришло и твое время. Готов?

— Всегда готов! — снова вытянулся в струнку Костя и добавил с горячностью: —Хочу бить фашистов!

— Отлично. Но пока надо попасти телку.

— Телку? — восторженное выражение на Костином лице сменилось разочарованием.

— Да. Вблизи шоссе.

— Товарищ командир, я дома по уши напасся…

— Рядовой Будник! — прервал его Никитин. — Слушай боевую задачу!

Юный партизан сразу подобрался, лицо его посуровело. В коротком «есть!», которым он ответил командиру, прозвучала готовность выполнить любой приказ. Как ругал себя в душе Костя, что не сдержался, раскис, повел себя, словно несмышленый пацан.

Видимо, состояние мальчика не ускользнуло от внимательного взгляда комиссара Муравьева.

— Вот что, Кастусь, — серьезно, но мягко сказал Муравьев. — На нас готовится нападение. Отступать не будем, дадим бой. Но нужно выведать планы врагов. В наши края едет важная фашистская птица, майор Шрам. Мы знаем марку, цвет и номер машины Шрама. Примерно знаем день, когда он должен выехать из Минска. Но какой дорогой проследует господин майор, нам неизвестно. Это должны выяснить разведчики. Понял?

— Понял, — кивнул Костя.

— Ну вот и хорошо. Остальное доскажет командир.

Телка сосредоточенно щипала траву, шаг за шагом продвигаясь вдоль дороги. Костя был доволен: спокойная попалась скотинка, никаких с ней хлопот. Только раз побежала к кустам, но услышала окрик мальчика и послушно вернулась. Не то что Рогуля у тетки Мальвины — пойдет рыскать по чаще, только успевай за ней гоняться, за весь день не присядешь… А тут от дороги нельзя и на минуту отойти. Отлучишься — машина с майором проскочит в момент. Считай — провалил задание.

Костя подошел к телке, погладил ее. В который раз окинул взглядом дорогу. В одной стороне — Узда, в другой — Валерьяны. Напротив, через шоссе, деревня Заболотье. Тихо, пусто на дороге.

…В полдень со стороны Валерьян показались полицейские. Было их человек тридцать. Усталые, хмурые, они тянулись цепочкой по обочине. «С засады возвращаются», — догадался Костя.

Двое задержались возле мальчика.

— Откуда? Кто такой? — отрывисто спросил высокий рыжий детина.

Костя хорошо запомнил, как отвечать ему на вопросы врагов и местных жителей.

— Здешний я, дяденьки. Из Заболотья, — мальчик показал хворостиной на деревню. — Махначи наша фамилия.

В Заболотье большая часть жителей — Махначи. Сошло: проверять полицейские не стали.

— Ладно, паси свою худобину, — сказал второй полицейский, и оба ушли.

Когда часом позже с Костей заговорила женщина, которая шла из деревни, он ответил иначе, чем полицейским:

— Из Хотлян я, тетенька. Арестовали нас, пастухов, которые коров возле леса пасли, в Узду пригнали. Меня вот отпустили. Теперь с телушкой помалу домой добираюсь.

Так дежурил он у шоссе до захода солнца. Ночевал в лесу. Рано утром, еще и солнце не встало, снова погнал телочку к дороге.