Когда он подавал чашку, их пальцы соприкоснулись. Джеймс тихонько вздохнул, и глаза их встретились.

Ее розовые губы дрожали, вне всяких сомнений. Что это значит? Мысли и чувства мешались в его голове.

В это время к дому подъехала машина, и они оба услышали, как кто-то пошел по длинной дорожке к дому. Резко зазвенел звонок входной двери.

— Кого это могло принести сюда в обеденное время? — Джеймс прислушался к спокойным шагам Барни в холле. Открылась входная дверь, и раздался знакомый властный голос. Джеймс напрягся.

Только не Фиона! Что она здесь делает?

Пейшенс явно было неловко. Кажется, она тоже узнала ледяные нотки голоса Фионы.

Они слышали возражения Барни, потом звук высоких каблуков. Дверь в гостиную резко распахнулась. Джеймс мог ожидать этого — и все же вздрогнул, как испуганный заяц, встретившись глазами с ледяным взглядом Фионы.

— Так она снова здесь! А может быть, и не уходила? Она была тут всю ночь?

Пейшенс порозовела и произнесла, задыхаясь:

— Послушайте, я пыталась объяснить вчера вечером: я ухаживаю за его матерью, поэтому и приехала сказать, что у нее был сердечный приступ.

— Его мать умерла!

— Нет, она жива, но очень больна. Мы только что навещали ее в больнице, и Джеймс захотел поговорить о том, как устроить ее будущее. Поэтому он пригласил меня пообедать.

Некоторое время Фиона обдумывала ее слова, глядя на поднос с пустыми кофейными чашками.

— Вы сиделка? — Тон был оскорбительно небрежным. Пейшенс это не очень понравилось, но она вежливо ответила:

— Нет, я держу пансион для престарелых, где жила до сих пор миссис Ормонд. Так я познакомилась с Джеймсом, мистером Ормондом.

— Я ничего не понимаю, Джеймс, — сказала Фиона, обращаясь теперь к нему. — Ты никогда не упоминал о матери. Я была почти уверена, что ты говорил о ее смерти.

Он пожал плечами:

— Многие годы я не получал от нее никаких вестей. Для меня она была почти мертва. Родители развелись, когда я был совсем маленьким. Я никогда не думал, что снова увижу мать, для меня было настоящим потрясением, когда она снова появилась. — Потом он нетерпеливо добавил: — Фиона, что ты делаешь здесь?

— Мой отец хотел поговорить с тобой и звонил в офис. Там сказали, что тебя нет на работе, потому что у твоей матери сердечный приступ. Разумеется, мы очень удивились. Мы думали, что твоя мать давно умерла. Честно говоря, мы решили, что это не более чем выдумка, маскирующая твое нежелание говорить с нами. Поэтому я и приехала выяснить, что же на самом деле происходит. Почему ты не мог сказать мне об этом вчера вечером?

— Я думал о другом, — кратко ответил он. Ее голубые глаза впились в лицо Джеймса, пытаясь прочитать намек на его истинные мысли и чувства.

— Мне казалось, что ты захочешь объясниться со мной. Или мое мнение тебя больше не интересует?

— Конечно, интересует! — вмешалась Пейшенс. — Разве вы не знаете, как это с ним бывает? Он не может говорить о своих чувствах. Его ужасный отец приучил его быть всегда сдержанным, не распускать нюни и все такое. Он просто не в силах признать, что тоже способен чувствовать. Он боится проявить свои чувства. — Она встала. — Пока я здесь, он и рта не раскроет, так что я лучше пойду к Барни и Инид. Я все равно хотела с ними познакомиться. Оставляю Джеймса вам.

Джеймс вскочил, но она успела выскользнуть из комнаты и прикрыть за собой дверь. Что ж, ничего не попишешь. Какие еще нужны доказательства? Она не оставила бы его наедине с Фионой, если бы хоть чуть-чуть интересовалась им. Уж он-то точно не оставил бы ее с другим мужчиной, даже с тем вечно таскающимся за ней мальчишкой. Любовь превращает человека в яростного собственника и ревнивца, а она его не любит. Джеймс почувствовал холод в сердце.

— Эта девица считает, что знает тебя лучше, чем я, — отметила Фиона. — Как долго вы знакомы?

Джеймс посмотрел на нее пустыми глазами, не сразу поняв, о чем его спрашивают.

— Она же сказала. С тех пор, как я узнал, что моя мать живет в ее пансионе.

— Значит, несколько месяцев?

— Дней, — сказал он, подумав про себя, что эти дни стоят многих лет, так много произошло с ним с тех пор, когда Пейшенс ворвалась в его офис.

Фиона удивленно подняла подведенные брови.

— Я знаю тебя несколько лет, но, похоже, эта девочка нашла ключик к тебе, который мне обнаружить не удалось.

Глаза их встретились. Джеймсу хотелось сказать: «Пожалуйста, уйди, Фиона. Просто уйди и забудь, что мы были знакомы». Но это было бы слишком грубо. Человеческие отношения так сложны, так запутанны, что слова не способны их выразить.

Вероятно, его взгляд был достаточно красноречив, потому что Фиона поджала губы и ее голубые глаза блеснули гневом. Она прямо спросила:

— Все кончено, так? Что бы ни говорила эта девочка, правда заключается в том, что между нами все кончено.

Он глубоко вздохнул: лучше горькая правда, чем неопределенность. Он должен сказать все как есть и покончить с этим навсегда.

— Да, ты права, все кончено. Извини, Фиона, я совершил ошибку. Думаю, мы оба ошиблись. Очень жаль, если я ввел тебя в заблуждение, но, говоря по совести, Фиона, не без твоей помощи. Мы приятно проводили время вместе, между нами много общего. Мы могли бы стать преуспевающими партнерами, но хорошими супругами — никогда. Я не любил тебя, и ты меня не любила. Мы не можем быть счастливы вместе.

— Так ты романтик, Джеймс! Что мне в тебе всегда нравилось, так это холодный здравый смысл. Вот уж не ожидала услышать от тебя лепет о розах и слезах!

— Влюбившись, человек меняется, Фиона. Я уже не тот, кого ты знала, или думала, что знала. Я и сам-то в себе уже не могу разобраться.

— О чем ты говоришь? Я не понимаю ни слова. Полнейшая бессмыслица.

— Напротив, я вижу в этом больше смысла, чем во всей своей предыдущей жизни.

— Ты действительно думаешь, что будешь счастлив с этой скучной, ничем не примечательной девочкой?

Он выпятил челюсть и гневно сверкнул глазами:

— Не трогай Пейшенс.

На ее губах появилась циничная улыбка, она вдруг стала уродлива. Красота этой женщины — тонкая оболочка. Сними ее, и то, что откроется, будет вовсе не красиво.

— Ну хватит. Не лги мне. Думаешь, я не заметила, как ты на нее смотришь?

Он ужаснулся. Неужели все так очевидно? Голос Фионы изменился, стал приторно-сладким.

— Джеймс, будь же благоразумен. Она тебе не пара. Начать с того, что она слишком молода. А кроме того, эта наивная простушка не умеет ни одеваться, ни вести себя. Конечно, она хорошенькая на первый взгляд, и энергии ей не занимать. Очень напористая девица. Но все твои друзья будут в ужасе. Ты станешь посмешищем. Мужчины в твоем возрасте часто увлекаются юными девочками из простонародья. Но это временное помешательство. Ты переболеешь без больших осложнений, если только не дойдешь до такой глупости, чтобы жениться на ней! Неужели ты не видишь, что она совершенно тебе не подходит? Она никогда не научится разговаривать с твоими друзьями и правильно вести дом. Через несколько недель тебе станет с ней нестерпимо скучно, а избавиться от нее будет стоить очень дорого.

Джеймс вдруг разозлился так, что уже не мог сдерживаться.

— Это ты так думаешь. А вдруг ты ее недооцениваешь? Может быть, в ней есть много такого, о чем ты даже не подозреваешь.

— Ты имеешь в виду секс? — Фиона посмотрела на него сквозь ресницы. Она что-то оценивала и подсчитывала. — Ты уже спишь с ней? Может быть, оно и к лучшему — побаловаться вне своего круга, пока не убедишься, что эта девица не подходит для твоего стиля жизни.

— Ты сама заметила, что Пейшенс невинна и проста. Нет, я не сплю с ней. Она не из тех, с кем можно переспать мимоходом. Но если бы и спал, тебя это не касается. — Он повернулся и направился к двери, но Фиона схватила его за руку и произнесла задыхаясь, с пылающим лицом:

— Я говорила, что предпочитаю подождать с постелью до брака, но я не фригидна, Джеймс. Просто я хотела, чтобы все было красиво. Это может быть чудесно!