В очередной раз пораженный избирательностью Лёкиных познаний я объяснил, что Петр сам об этом попросил — чтобы не уподобляться своему Учителю, то есть Христу. А насчет того, чем не угодил… Известно чем. Нерон провозгласил себя богом. А тут появились христиане во главе с Петром и Павлом, которые популярно объяснили, что Бог один и это не Нерон. Вот он и ликвидировал смутьянов.

Но для Гарика такая версия событий была слишком очевидной, поэтому он изложил мне сразу несколько занимательных и противоречивых римских легенд. Одна из них утверждает, что Петр обратил в христианство жен Нерона, и они перестали выполнять супружеские обязанности.

— Я бы на их месте тоже отказалась, — заметила Лёка Ж., накладывая на веки тени с эффектом сияния драгоценных камней.

Не отрицаю. Только с фактами тут неувязочка. Потому что, как известно из исторических источников, свою первую жену, Октавию, Нерон к тому времени давно уже отправил в ссылку. А его вторая жена, Поппея, была иудейкой и все свои обязанности выполняла исправно — как раз в период расправ над христианами она носила второго ребенка от Нерона. Правда, не доносила — однажды, во время ссоры, Нерон, изрядно выпив, пнул беременную Поппею в живот и убил ее.

— Ой, Господи! Такого мужа, как Нерон, и врагу не пожелаешь, — возмущенно отреагировала Лёка Ж., принимаясь за бровь. — То лягушку рожает, то беременную жену лупит! Козел…

Я разделил возмущение Лёки Ж. и рассказал еще одну легенду. Согласно ей, Нерон казнил Петра, чтобы отомстить за своего любимчика, мага Симона. Был такой модный в ту пору фокусник. Он превращался в животных, изменял облик, причем не только свой, стряпал привидения и летал по воздуху, как Дэвид Копперфилд.

Симону понравилась христианская идея Единого Бога в трех лицах, поэтому он крестился и объявил себя воплощением сразу всех трех ипостасей: и Отца, и Сына, и Святого Духа. Затем выкупил в борделе проститутку и сказал, что она реинкарнация гомеровской Елены, через которую Бог родил ангелов, сотворивших мир. Полагаю, в те времена это было что-то запредельное для понимания.

Затем Симон пришел в Рим и втерся в доверие к императору, забавляя его разными фокусами и философскими измышлениями. Но тут на его карьерном пути возник Петр. У одной богатой римлянки умер сын, совсем еще юноша. Римлянка позвала на похороны апостола Петра и волхва Симона — оба они славились тем, что умели воскрешать мертвых. Симон согласился воскресить юношу с одним условием: если покойник оживет, Петра сожгут заживо на глазах волхва. Народ, охочий до зрелищ, с радостью согласился.

Симон использовал известные ему магические приемы и заставил-таки покойника пошевелить головой. Люди бросились на Петра и собирались уже устроить большой пионерский костер, но Петр сказал им: если парень шевелит головой — это еще не значит, что он жив. Вот пусть встанет, откроет глаза, ходит и говорит. Симон снова приступил к покойнику, но ничего больше сделать не мог. Тогда Петр стал молиться, и юноша воскрес. Посрамленный волхв бежал.

Чтобы восстановить репутацию, Симон придумал свой самый известный трюк — полет над Римом.

— Ну это все выдумки! — фыркнула Лёка Ж.

— Выдумки — невыдумки, но в назначенный день на глазах у тысяч римлян и в присутствии императора Нерона Симон воспарил над городом, — возразил я. — На перформансе был и Петр, он обратился к Господу с просьбой развеять бесовские чары волхва, и Симон брякнулся наземь, опрыскав своей кровью одежду Нерона.

Вот тогда-то Нерон и решил казнить Петра. Правда, есть и другая легенда, которая утверждает, что Симон остался жив после падения, еще долгое время пудрил всем мозги и даже обзавелся кучей учеников. А когда его арсенал фокусов иссяк, он попросил своих учеников похоронить его заживо, чтобы доказать им, что он бог. Симон обещал, что если его откопают через три дня, он будет жив. И это был его последний трюк. Некоторые полагают, что он и не собирался воскресать, просто хотел уйти красиво. Сделать эскейп…

— На что только люди ради красоты не идут… — заметила Лёка Ж., рассматривая накрашенный глаз в зеркало. — Так. Один глаз готов. Как тяжела участь идеальной женщины…

Лёка Ж. принялась за второй глаз, а я начал печальную повесть Беатриче Ченчи, двадцатидвухлетней отцеубийцы, обезглавленной и похороненной там же, в церкви Сан-Пьетро-ин-Монторио. Согласно легенде, граф Франческо Ченчи заточил свою дочь Беатриче в замке и стал ее домогаться. А Беатриче обратилась за помощью к папе римскому. Но ее просьба осталась без ответа.

Лёка Ж. на секунду замерла, словно хотела было о чем-то спросить, но потом передумала и продолжила свое занятие. Папа римский смотрел на злодейства графа сквозь пальцы, потому что граф всегда и хорошо откупался. Тогда Беатриче сговорилась со своей мачехой и двумя братьями убить старого греховодника. И вот когда Франческо Ченчи в очередной раз попытался совратить свою дочь, она дала ему опиум. Но яд не подействовал…

— Она бы ему лучше мышьяка дала! — заметила Лёка Ж. со знанием дела. — От опиума граф, наверное, завелся еще сильнее…

Я подтвердил догадку Лёки Ж. и сказал, что на этот случай Беатриче наняла убийцу, который пронзил его сердце кинжалом, как раз когда тот завелся не по-детски. Затем тело развратника выбросили из окна, чтобы все выглядело как несчастный случай.

Однако следствие неожиданно вышло на убийцу наемного убийцы. Оказалось, что Ченчи решили убрать киллера, который убил графа, — чтобы киллер их не сдал. Но арестованный убийца киллера во всем сознался.

— Да это просто семейка Аддамс! — изумилась Лёка Ж.

Само собой, всю семью арестовали. Целый год их пытали самым жестоким образом. Беатриче, несмотря на суровые пытки, так ни в чем и не призналась. Папа был беспощаден. Беатриче, ее мачеху и старшего брата казнили. Им отрубили головы на мосту Святого Ангела.

На надгробии Беатриче в церкви Сан-Пьетро-ин-Монторио, как рассказал Гарик (лично убедиться в этом мне, разумеется, не удалось), вырезано одноединственное слово: «Orate» — «Молитесь». Говорят, призрак казненной девушки до сих пор бродит ночами по пустынным улицам Рима…

— Боже мой! — Лёка Ж. давно уже отложила зеркальце и совсем забыла про второй глаз. — Зачем ты мне все это рассказываешь? Ты хочешь, чтобы я вообще не закончила сегодня? Может, у тебя есть какая-нибудь более оптимистичная история?

— Есть, — сказал я и изложил другую версию событий, согласно которой Беатриче не убивала своего отца и он не принуждал ее к сожительству. Просто у Беатриче был любовник, от которого она родила. Отец укрыл ее в замке, наказывая за распутство. Поэтому любовник Беатриче, чтобы освободить девушку, убил графа Ченчи. Возможно, Беатриче действительно ничего об этом не знала, как она и утверждала.

— Бедная девушка… — Лёка Ж. задумалась. — Слушай, а про нее никто не писал?

— Кто только не писал про Беатриче Ченчи! — сказал я и перечислил: — Моравиа, Диккенс, Стендаль, Уайлд, Шелли…

— Вот-вот. Точно! Шелли! — обрадовалась Лёка Ж. и вдруг, вперив в меня скорбный взгляд, начала с выражением декламировать:

Затем Лёка Ж. вышла из образа и представила:

— Перси Биши Шелли в переводе Константина Бальмонта! — Лёка Ж. раскланялась.

— Какие глубокие познания в литературе английского романтизма! — вымолвил я, отойдя от культурного шока.

— Если бы ты столько лет посидел замужем, сколько я, то у тебя были бы такие же глубокие познания, — сказала Лёка Ж. — Когда безвылазно находишься дома, как эта несчастная Беатриче в отцовском замке, поневоле перечитаешь всю домашнюю библиотеку. Книг у всех моих мужей было много, а память у меня хорошая… — Лёка Ж. посмотрела на недокрашенный глаз, парой штрихов придала ему законченный вид и повелела: — Хватит на сегодня кошмарных историй. Пойдем брать Колизей.