– Я извиняюсь, Дмитрий Федорович, давайте перейдем прямо к делу, – прервала его монолог Лариса, побоявшись, что он отклонится от главного. – Убитая в ванной напоминает ту самую девчонку, с которой у вас была связь?

Панаев поднял глаза на Котову, пристально посмотрел на нее, потом затянулся большой, очень большой затяжкой и тихо сказал:

– Это она и есть.

Котова, на которую это заявление произвело эффект разорвавшейся бомбы, тем не менее сделала вид, что она предполагала такой вариант ответа.

– Правда, я ее не сразу узнал, – сглотнул слюну Панаев. – Только потом пригляделся и понял, что это она. Ужас… Убийство, возможно, совершенное моим сыном. Не думал я, что наши пути снова пересекутся вот таким образом…

Он посмотрел куда-то вдаль, обращаясь скорее к какому-то образу, чем к реальному лицу. Его взгляд затуманился, и он на мгновение остановился, тяжело переводя дыхание.

– Кстати, как вы думаете, почему я сознался в том, что я ее узнал? – с вызовом воскликнул Панаев-старший.

Лариса решила не оставлять эту провокацию без внимания. Есть прекрасная возможность поупражнять себя в выдвижении предположений. Тем более их сейчас же или опровергнут, или подтвердят. Ко всему прочему, это укрепит ее авторитет и усилит доверие.

Взяв небольшую паузу, чиркнув зажигалкой и глубоко затянувшись, она начала:

– Версия первая. Буду нескромной. Может быть, я расположила вас к себе и отношусь в вашем восприятии к той категории людей, которые не вызывают у вас чувства угрозы или опасности. Версия вторая, – методично продолжала Лариса. – Когда на человека сваливаются различного рода стрессы, у него появляется влечение к доверительности. Она может выплеснуться на любого встречного. Этим встречным в данном случае оказалась я. Я могу продолжать… Есть и третья версия. Я увидела, как вы среагировали на труп в ванной. Ваша реакция была очень прозрачной и откровенной.

– Да, почти все ваши стрелы летели если не в десятку, то уж в девятку точно, – согласился Панаев. – Я сначала подумал, что этого не может быть. Потом присмотрелся: вроде бы не она. Потом – что она. Шутка ли – двадцать лет прошло. Она тогда девчонкой была пятнадцатилетней…

– Вы давно с ней расстались?

– Связь между нами продолжалась года полтора. Потом она уехала по распределению.

– То есть вы хотите сказать, что с тех пор ее не видели? – Котова цепко посмотрела на Дмитрия Федоровича.

– Нет, не видел.

– И в последнее время тоже?

– Конечно, нет! Я вообще не знаю, откуда она здесь взялась. Как привидение какое-то свалилась.

– Судя по ее одежде, Дмитрий Федорович, она была проституткой, – вкрадчиво сказала Лариса.

Панаев только тяжело вздохнул и метнул взгляд на стоявшую на журнальном столике бутылку коньяка.

Лариса тут же поняла его желание и быстро налила ему. После того как Дмитрий Федорович выпил, он продолжил:

– Ее звали Белла Смирнова. Она поступила в ПТУ, над которым шефствовала наша ткацкая фабрика. Она тогда была совсем молодая, с деревенской хваткой и обаянием. Правда, несколько грубоватая для своего возраста.

– Вы познакомились на фабрике?

– Да, она проходила там практику. Она сама изъявила желание познакомиться со мной поближе.

– Она вас соблазнила?

– Да, можно сказать, что и так, – чуть усмехнулся Панаев. – В обеденный перерыв она ко мне подсела в столовой. Разговорились… Уже не помню, о чем дословно мы говорили. Но договорились встретиться вечером. Я вел себя как пацан – вообще не был уверен, что мною могут интересоваться вот такие девчонки. Хотя умом понимал, что такое в принципе возможно. И чудо произошло.

– И как же это все было?

– Я решился прямо в конце нашего первого вечера, – чуть улыбнулся Панаев, наливая себе еще одну рюмку коньяка. – Я внезапно начал жадно и неуклюже от стеснения целовать ее, а ее рука вдруг скользнула в мою ширинку. Она ласкала меня там пальцами, а я с силой надавил на ее сосок. Потом Белла закричала и пыталась убежать. Я догнал ее, а она, зареванная и напуганная, повторяла одно и то же: «Ты такой же, как он. Все мужчины одинаковы». Тогда эта фраза заставила меня сомневаться в себе как в мужчине, вселяла неуверенность. Лишь спустя некоторое время я понял смысл этих слов.

– В чем же было дело?

– Белла родилась в деревне недалеко от нашего города. Мать ее нагуляла от шабашника-армянина. А чтобы прикрыть грех, вышла замуж за местного скотника, который и дал ребенку свою фамилию, а матери – печать в паспорте. Однако девочку, как просил настоящий отец, назвала Беллой.

– Отношения в семье Беллы, надо полагать, были не из лучших? – сочувственно спросила Лариса.

– Белла рассказывала мне, что все ее детство прошло в унижениях и побоях, – вздохнул Панаев, опрокидывая рюмку. – Мать, вечно униженная попреками пьяницы-мужа, сама со временем спилась. А в тринадцать лет Беллу изнасиловал отчим. Потом это неоднократно повторялось. В милицию заявить она боялась, так что желание вырваться из этой трясины было ее своеобразной первой победой. Возможно, что я тогда ей нужен был больше как отец, чем как любовник.

– Вы говорили, что она была груба…

– А с чего ей быть нежной – детство было таким, что не дай бог никому. А я по-своему ее любил. Даже не знаю, была ли это полноценная любовь мужчины к женщине. Она была тогда ребенком, наглым и развратным. А иногда мне казалось, что Белла боится и ненавидит мужчин.

– Она вела себя агрессивно?

– Доброй я ее не назвал бы. Скорее чутко чувствовала чужую беду, остро чувствовала… А была она красивой, страстной… – подумав, добавил Панаев.

Лариса посмотрела на него и отметила его задумчивый взгляд и внутреннее напряжение, обозначившееся в складках губ и продольных морщинах лба. Ей было искренне жаль этого пожилого человека, так некстати и неожиданно, при странных обстоятельствах встретившего свою любовь через двадцать лет.

– И еще один вопрос, Дмитрий Федорович. Вы что-нибудь знаете об отношениях вашего сына и Беллы?

– Нет, ничего не знаю, – твердо ответил Панаев-старший. – Я был просто шокирован, когда увидел ее мертвой в ванной.

– Мне кажется, стоит подвести итоги, – мягко сказала Лариса. – Думаю, что скоро все равно все раскроется. Поэтому лучше будет, если я объявлю о том, кто эта женщина.

– Может быть, не надо? – робко попробовал возразить Дмитрий Федорович.

– Без этого не обойтись. Кстати, может быть, Сергей и не убивал ее вовсе. Хотя, конечно, очень подозрительное совпадение. Он начисто отрицает, что знает ее.

– Помню, что Сергей тогда, двадцать лет назад, несколько отдалился от меня. Резко со мной разговаривал, – наморщив лоб, сказал Панаев.

– Это было, когда вы встречались с Беллой? – уточнила Лариса.

– Да. Это я к тому, что он мог – ну, как это… – Панаев замялся.

– Мог испытывать к вам неприязнь из-за нее, – помогла ему Лариса. – Если, конечно, знал о вашей связи.

– Я не хочу с ним говорить на эту тему, – неожиданно резко сказал Панаев.

– И не надо, – поддержала его Лариса. – Потому что времени все равно, видимо, не будет. Надо звонить в милицию и прекращать этот бардак.

Она встала с кресла и вышла в гостиную. Там было очень накурено – так, что Мария Ильинична распахнула настежь окно и сама встала возле него, с облегчением вдыхая струи свежего воздуха.

Нонна Леонидовна, не обращая внимания ни на кого, с аппетитом поглощала жареного цыпленка, держа его кусочки большим и указательным пальцем и демонстративно оттопырив остальные. Ела она так вызывающе, что ей вполне можно было сниматься в рекламном ролике каких-нибудь полуфабрикатов. Заметив взгляд Ларисы на себе, мадам Харитонова, играя голосом, сказала:

– Ларочка, не обращайте на меня внимания. Это у меня нервное. Когда я взволнована, я поглощаю много калорий.

– А переживать тебе вредно, – начал тут же подхалимничать ее муж, Александр Иванович.

– Лариса, у тебя есть что нам сказать? – нетерпеливо и нервно спросила Вероника.