Так что из всего сказанного ясно, на какой почве расцвела роза, покорившая сердце наследника престола, роза воистину прекрасная и благоуханная, но не лишенная шипов, в коей красота и прелесть сочетались с опытностью зрелой женщины, полностью завладевшей телом и душой юноши. Но ведь она завоевала его на всю жизнь.

Герцогиня д’Этамп сразу же заподозрила, «что между престолонаследником и Дианой де Пуатье что-то происходит». Она хорошо запомнила эту женщину со времени «турнира красоты» и чувствовала в ней опасную соперницу, способную повлиять если не на короля Франциска I, то на того, кто неминуемо должен был прийти ему на смену. Удостоверившись в связи дофина Генриха с Дианой, мадам д’Этамп стала вынашивать планы мести. «Сатира показалась ей хорошим оружием, и она решила выжить свою соперницу с помощью придворных шуточек и сарказмов», — как говорит Ги Бретон [167]. Герцогиня д’Этамп не даром слыла самой ученой из красивейших женщин. За весьма краткое время ей удалось подготовить план, призванный сокрушить все более укрепляющееся влияние своей соперницы. Для его осуществления был приглашен известный поэт из Шампани по имени Жан Вуте, которого она попросила «написать насмешливые и жестокие стихи о любовнице престолонаследника». В ход пошли язвительные латинские эпиграммы, в которых, как уже знает читатель, Диану де Пуатье обвиняли в исключительном пристрастии к итальянским белилам и румянам, в склонности к искусственным зубам и волосам, призванным заменить давно уже у нее отсутствующие атрибуты женской красоты.

Диана была поражена и решила не спускать влиятельной насмешнице ее дерзких выходок. Исподтишка она распустила нелестный слух относительно верности фаворитки королю.

«Итак, война между двумя дамами была объявлена» ^[168].

Постепенно сражение приняло более ожесточенный характер. Стремясь достойно отплатить немилосердной сопернице, госпожа Диана «пустила в ход новые, на сей раз куда более конкретные обвинения в надежде, что это взволнует короля. С ее легкой руки стали шептаться, что пылкая фаворитка „неоднократно считала балки на потолке в обществе господина де Дампьер, графа делла Мирандолы, Клемана Маро (так хорошо знакомого нам поэта — прим. автора) и некоторых других господ, кроме того, при дворе было более десяти человек, которые могли, не впадая в грех, утверждать, что тоже с ней переспали…“ ^[169]

Так что „если госпожа д’Этамп лгала, называя Диану морщинистой старухой, то Диана не совсем ошиблась утверждая, что фаворитка изменяла королю“³.

Франциск I не слишком доверял сплетням, источником которых он не без основания считал любовницу сына, но однажды ему представился случай убедиться в их правоте. Явившись в неурочный час к своей возлюбленной, он застал ее обнаженной с молодым дворянином Кристианом де Нансе. Казалось, скандал неминуем. Однако, не желая выносить подобный сор из своего дворца, король повел себя не только как истинный рыцарь, но и как подлинно галантный кавалер своего века, сделав вид, что совершенно ничего не видит и принимает увиденную им женщину за служанку госпожи Анны. И все же Кристиана де Нансе он отправил в тюрьму, чтобы впредь никому не повадно было затевать интрижки даже с горничными его возлюбленной герцогини.

Так при дворе вскоре образовались два враждующих и непримиримых лагеря — сторонников госпожи д’Этамп и Дианы де Пуатье. И придворные охотно поддерживали либо одну, либо другую, верно полагая, что обе могут быть им одинаково полезны. „Образовалась партия дофина и партия короля“. На стороне Франциска I и Анны д’Этамп были его сестра Маргарита Ангулемская, Дю Белле, адмирал де Брион и многие вельможи, в это время весьма благосклонные к идеям Лютера. „На стороне наследника и Дианы де Пуатье были королева Элеонора, мажордом де Монморанси, принцы Лотарингские, представители старинного семейства, владевшего в описываемое время обширными землями на северо-востоке Франции. Но самым странным и достойным примечания было то, что эту группировку, а следовательно, и Диану де Пуатье, поддерживала и Екатерина Медичи, всегда с большой мягкостью и предупредительностью относившаяся к любовнице своего мужа.

Так обстояли дела при дворе, когда в октябре 1537 года до короля дошел слух о внезапной кончине мадам де Шатобриан. Она умерла в возрасте сорока трех лет, „сохранив до последнего дня свою ослепительную красоту“, но сама смерть ее была окружена тайной. Прошел слух, что в ней был повинен ее муж. Уже в 1538 году по Бретани стала бродить ужасная история, которую мы расскажем вослед за Бретоном. По словам бретонцев, соотечественников Жана де Лаваля, этот чудесный и почти что идеальный супруг-альтруист под маской добродушия и алчности годами копил в душе гнев, который осмелился излить на свою жену лишь в начале 1537 года, когда стало известно, что „король сделал своей официальной любовницей госпожу д’Этамп“.

„Объявив, что его жена заболела, он запер несчастную в ее спальне, обтянутой, как гроб, черной тканью, и которой она оставалась целых полгода, никого не видя. 16 октября 1537 года он привел туда шесть человек в масках и двух хирургов, вооруженных длинными, остро наточенными ножами. Не говоря ни слова, они набросились на Франсуазу, вопившую от ужаса, и вскрыли ей вены на руках и ногах. После чего несчастная скончалась у ног графа де Шатобриана. И пока кровь бывшей фаворитки заливала горячей струей комнату, граф стоял у стены и молча взирал на умирающую“ ^[170].

Конечно же, известие это потрясло короля Франциска, и он тотчас велел мажордому де Монморанси расследовать его подробности, однако самое придирчивое и строгое расследование не принесло никаких результатов, так и не пролив свет на происшедшее. Но те же бретонцы поговаривали, что такая странная безрезультатность его была связана с тем, что безутешный господин де Шатобриан, лишив наследства своего племянника, завещал все свое имущество мажордому де Монморанси…

Именно в это время благословенная страна вступила в полосу длительного религиозного противостояния. И такой раскол нашел свое отражение даже в борьбе любовниц Франциска и его наследника. Речь идет о различных церковных направлениях в христианстве, отколовшихся от католической церкви во время Реформации XVI века. Название „протестант“ [171] первоначально было дано германским князьям и городам, подписавшим в 1529 году на имперском сейме в городе Шпейере так называемую „Протестацию“ — официальный протест против решения большинства этого сейма об ограничении распространения учения великого еретика, основателя нового направления в христианстве, Мартина Лютера. В дальнейшем протестантами стали называть всех последователей новых, возникших в период Реформации церковных учений. Протестанты отрицали верховенство римского папы, институт монашества, древнейшую опору христианской религии и римской церкви, большую часть таинств, догмат католической церкви о „спасении“ верующих „добрыми делами“, отвергали почитание святых, икон, обязательное безбрачие духовенства, большую часть общепринятой с давних времен католической символики.

Напротив, борясь с этим, протестанты выдвигали требование обязательного создания свободной от Рима национальной церкви, богослужения на родном языке, источником и средоточием учения считая лишь Священное писание и отвергая, таким образом, Священное предание. Помимо этого, протестанты, отвергнув принцип „добрых дел“, на его месте оставляли лишь принцип „оправдания истинной верой“. Отсюда ясно, сколь серьезны были противоречия внутри христианского вероучения и сколь радикально новые принципы лишали католическую церковь ее руководящей роли в жизни тогдашнего общества, подрывая самую основу ее духовного, идеологического, морального, экономического и политического могущества.