— Чудесный город, — как-то заметил король, — не следует совершать ошибки и покидать его слишком рано.

Так Его величество на шесть долгих сладостных месяцев задержался на берегу Роны. И хотя ему по-прежнему верно служил его сераль, все же ему не удалось избежать очаровательных сетей местных молодых женщин и их неотразимого обаяния. Еще до того, как вступить в земли врага, он предался яростным плотским сражениям и битвам, немало изнурявшим его организм. Ходили слухи, что втайне от королевы он дал себе слово (ставшее, впрочем, известно придворным) овладеть всеми красавицами высшего лионского общества, прежде чем отбудет в Неаполь. И надо сказать, что скоро ему удалось завоевать благосклонность всех этих дам, ибо уже через несколько недель он познал их всех.

Верно ли это, трудно сказать, во всяком случае так об этом рассказывает один из французских историков XVI вика Арнольд де Феррон в первой книге своего труда «О деяниях галлов», изданной в 1549 году в Париже, когда блаженной памяти король Карл VIII уже свыше пятидесяти лет как благополучно почивал в могиле.

Увы, развратная жизнь начала утомлять его, по словам другого летописца, до такой степени, «что его плоть таяла на костях, а тело было похоже на проткнутый бурдюк, опустошавшийся в честь дам». Вот каковы были воистину галльский темперамент и пыл этого человека.

Кое-кто был очень встревожен подобной досадной слабостью короля и попытался объяснить ему, что величие трона не вяжется с постоянным развратом. Однако никому этого сделать не удалось, ибо Карла постоянно толкал на путь сладострастия герцог Орлеанский, который, как сообщает историк его времени Сен-Желе, был распорядителем фривольного времяпрепровождения государя. Что ж, следует признать, что расчет был верен. Силы довольно слабого короля и в самом деле следовало истощить, чтобы потом самому не только возглавить Итальянскую кампанию, но и, что было вполне вероятно, возложить королевскую корону на свою голову. Впрочем, пока время для короны еще не пришло, чего нельзя было сказать о славе и трофеях Марса. Поход обещал быть нетрудным и к тому же легко мог проложить ему путь к сердцу королевы, о которой Луи никогда не забывал.

Одним словом, разврат истощал Карла VIII, однако он худел, но держался, ибо Людовик Орлеанский совсем «забыл, что худые люди нередко поразительно выносливы, особенно в любовных делах. Правда, король появлялся с огромными мешками под глазами и с явными признаками изнурения, но тем не менее был в отличном здравии» ^[28].

Тем временем в Генуе, где от имени короля находился обер-шталмейстер Франции сеньор д’Юрфе и другие, начали снаряжать военный флот.

Наконец, в июле 1494 года король решил начать поход в Италию, но не тут-то было. Неаполитанцы, хорошо осведомленные о его склонности к слабому полу не только через своих агентов, но и из-за множества циркулирующих повсюду слухов и домыслов, поспешили нанести предупреждающий удар. Их люди в Лионе нашли одну удивительно красивую, но совершенно незнатную женщину, которой поручено было, проявив все чудеса и немалую изобретательность в играх Венеры, задержать его отъезд на как можно более длительный срок.

И в самом деле, то, что умела эта красавица проделывать в постели, поразило и покорило Карла, так что теперь он уже не мог думать ни о чем другом, кроме ее любовных подвигов. Более того, король даже поселился у нее, совершенно позабыв королеву Анну, которой было хорошо известно об этом приключении.

Сторонники Франции среди итальянских государей недоумевали: чем же в действительности намерен заняться король славного королевства? Лодовико Сфорца, герцог Миланский, поручил своему послу во Франции Бельджойозо ехать в Лион и начать серьезные переговоры с королем Карлом.

Тот прибыл в город, выяснил все и просил об аудиенции у короля. Представ пред ним, Бельджойозо не смог скрыть своего изумления и негодования.

— Государь, — сказал он весьма сурово, — опасаюсь, что ради одного месяца удовольствий вы готовы поставить на карту не только успех всего военного предприятия, но и собственную честь.

Король мрачно молчал и, помедлив несколько мгновений, произнес:

— Мы непременно выступим в поход не позднее конца будущей недели. Слово короля! [29]

Увы, ухищрений сладострастницы оказалось на этот раз явно недостаточно, чтобы заставить его нарушить королевское слово. Узнав, что вопрос с отъездом, наконец, решен, королева постаралась поскорее найти как можно больше некрасивых женщин, служанок, камеристок, прачек для прислуживания Его Величеству в походе. 23 августа 1494 года армия вышла из Лиона в Гренобль, в котором королевская чета, наконец, рассталась. Впрочем, принимая во внимание свидетельство известного французского историка тех времен Филиппа де Коммина, король выступил в поход из города Вьенн, в дате же начала похода расхождений не возникает. Прежде всего войско двинулось прямо на Асти и даже через Альпы на Турин. Приближаясь к городу, король совершенно неожиданно для себя обнаружил, что денег для продолжения едва начавшейся кампании у него явно недостаточно — весьма запоздалое открытие, свидетельствующее не столько о том, что военные приготовления были чересчур огромны и тяжелы для казны, но еще и о том, как опасна даже государственной казне и государственным мужам всякая, и особенно королевская, склонность к чрезмерным и неумеренным удовольствиям.

«Вы можете легко представить себе, — писал очевидец этих событий уже известный нам историк Коммин, — как началась бы эта война, если бы о ней не позаботился Бог». Но и на сей раз счастье в любви не оставит Карла VIII. Дамы слишком почитали короля Франции, и некая маркиза де Монферрат стала новой жертвой поклонения со стороны короля. Вот что говорит об этом Коммин: «…король пошел на Турин, где одолжил у мадам Савойской, дочери покойного маркиза Гульельмо Монферратского и вдовы Карла Савойского, ее драгоценности, которые заложил за 12 тысяч дукатов. Несколько дней спустя он прибыл в Казале к маркизе Монферратской, юной и мудрой даме, вдове маркиза Монферратского. Она была дочерью короля Сербии, и когда Турок захватил эту страну, то император, которому она приходилась родственницей, взял ее к себе и выдал замуж в Монферрате ^[30]. Она также предоставила свои драгоценности, которые также были заложены за 12 тысяч дукатов. Так что вы можете понять, каково бы было начало войны, если бы сам господь не вел нас!» ^[31].

Об этом жесте, продиктованном любовью, поведал нам и Брантом.

«…Однако, — говорит он, — у него были и другие причины любить ее, ибо она помогла ему всеми своими средствами и отдала ему свои каменья, жемчуга и украшения, дабы он заложил их по своему усмотрению. Это было величайшей услугой, ибо дамы обычно очень дорожат своими каменьями, перстнями и украшениями и скорее отдадут и заложат ценнейшую часть собственного тела, чем свои драгоценности. Впрочем, я говорю о некоторых, но не о всех. Конечно, эта услуга была велика, ибо, не будь этой любезности, король с позором возвратился бы с половины пути, в который пустился без денег».

В другом месте своих «Галантных дам» Брантом говорил именно следующее: «Мне хотелось бы, продолжая повествование о прекрасных вдовах, в кратких словах сказать еще о двоих. Одна принадлежит уже прошлому, это прекрасная госпожа Бланш де Монферрат, принадлежавшая к старинному итальянскому семейству; впоследствии она стала герцогиней Савойской и самой прекрасной и совершенной из тогдашних принцесс, а к тому же отличалась мудрой опытностью и отменно справилась с управлением страной, будучи опекуншей своего малолетнего сына… притом что овдовела в каких-нибудь двадцать три года.

Именно она так достойно привечала молодого короля Карла VIII…»