– Америка будет вам очень признательна, – затряс мою руку президент. Хотя, я в общем-то ничего еще и не обещал. Так, сболтнул по дурости. Облакогоны рассекречивать пока никто не разрешал.

– Вы лучше спойте обо мне в своих индейских песнях, – пошутил я, вспомнив слова любимого Директора. Но американский президент шуток не понимал и отдал, не отпуская моей совсем уж растрясенной руки, соответствующее распоряжение какому-то голубчику.

Не успел я вырвать окончательно затертую ладонь из цепких тисков высокого человека с бородкой, как из-за угла выбежала рота местных солдат. С голым торсом, в затертых до дыр трениках. И стройным солдатским добровольным хором заорали настоящую индейскую песню, отбивая такт стоптанными ботинками на покрытой обычным асфальтом беговой дорожке.

– Кто на свете всех умнее? – заголосил товарищ в голове колонны.

– Всех резвее и быстрее? – хором вторила ему рота.

– Это наш майор Сергеев! – снова первый голос.

– Всем спасателям спасатель! – окончательно выбиваясь из сил гаркнула рота и скрылась за другим углом президентского домика.

– Польщен, – признался я, стараясь не замечать обиженного взгляда второго номера. Мал еще обижаться. Пусть с мое послужит, отдаст всего себя нашей трудной и неблагодарной профессии. Может когда и про него споют. Что-нибудь вроде "Еда, еда! Жареной картошки большие города!" Не обращайте внимания. Я не Герасим, складно не умею.

Президент посторонился, пропуская русскую команду внутрь дома. Уже в дверях я обернулся, почувствовав затылком приближение холодных масс воздуха.

На американскую столицу быстро наползала тяжелая и неприятно серая туча. Первые капли шипящего и прожигающего все и вся дождя врезались в мгновенно пожелтевшую траву. И почти сразу с неба посыпался густой серый снег. Сезон дождей закончился слишком быстро. Наступило время вьюг и буранов.

В неимоверно тесной прихожей я ненадолго задержался и закапал в глаза специальные капли, разработанные российскими оборонными фармакологами для нужд все того же оборонного министерства. Глазки, конечно, немного пощипало, зато стали видны внутренности стен.

Я же говорил, никакого представления об охране!

Все стены, включая перегородки, а также потолки и полы и даже светильники, оплетены проводами разведывательных систем. Подслушивающей, снимающей, записывающей и просто компрометирующей аппаратуры столько, что непонятно, кому все это было нужно. Сощурившись для увеличения резкости, я сумел прочитать, что большинство из них были изготовлены давным-давно, уже не работали, но находились в прекрасном состоянии. На многих "божьих коровках", как их называют оборонные специалисты, отчетливо читалась надпись изготовителя.

– Милашка! – чуть шевеля губами вызвал я спецмашину. – Узнай, что за террористическая бригада, обозначающая себя тремя большими буквами "сы" и одной "ры" на конце? В стену невозможно гвоздь забить, все в прослушке. Но осторожно. Работали высокие профессионалы. Пока дом к чертям не снесешь, и не узнаешь.

Дальнейший осмотр ничего интересного не принес. Следуя за президентом по непривычно узким коридорам, мимо обыкновенных дверей, треща рассохшимся паркетом, смахивая с лица паутину и назойливых не спящих в зимний сезон мух, я отметил лишь, что в подвале, под толстым слоем многометрового бетонна работает мощный потребитель. Ох и обманывает Америка мировое сообщество заявляя, что у нее нет ни одного работающего компьютера!

– Милости прошу, к нашему шалашу, – мудрено выразился президент, приглашая нас с Бобом внутрь крохотной комнаты.

Плохонько живут местные президенты. Такую каморку с шалашом сравнивать, что мой карман с багажным отсеком Милашки. Сесть-то куда?

– Любезный, – обратился президент к товарищу в дверях. – Две табуретки из красного дерева и три… нет, пожалуй, две чашки кофе.

– А кваса нет? – поморщился я. С раненого детства не привычен русский человек к кофейной отраве. Нам уж лучше пивом травиться, чем черной и мутной гадостью.

– Кваса нет, – отчего-то растерялся человек с бородкой, – но кофе, поверьте, настоящий. С Кубани. Еще старые, довоенные запасы специально для официальных встреч.

– Мы в сухомятку, – заворчал второй номер, устраиваясь рядом с камином и доставая из заплечного рюкзака трехслойные печенюхи с мясом, яйцом и рисом. Я и не знал, что у нас что-то после гуманитарных обедов осталось кроме, конечно, кукурузных хлопьев.

Притащили табуретки. Из красного дерева не было, пришлось довольствоваться металлическими стульчиками. Если принять во внимание, что комната потихоньку заметалась снегом, просачивающимся через здоровые щели окон, то присаживаться на металлические сооружения было небезопасно. Но я не зря напялил на себя парадный мундир. Он у меня с климат-контролем.

– Надеюсь, вам известна цель миссии?

Мы с Бобом переглянулись. О миссии нам ничего не рассказывали. Задание, да, было. А миссии, хоть взорвите Милашку, не припомню.

– Моей жизни угрожает опасность, – выпалил товарищ американский президент, пытаясь пробиться через снежные заносы к своему креслу.

– А мы-то причем? – Боб прекратил хрустеть печенюхами и недоуменно уставился на человека с бородкой. – Мы вас убивать не хотим, с нас взятки гладки. Алиби стопроцентное. Майор Сергеев подтвердит. И вообще, мы первый раз вас, товарищ, видим.

Второй номер повел себя неправильно. Не по инструкции. Не с того надо начинать разговор.

– Вы что-то имеете против подданных России? – от возмущения я даже подался вперед, чтобы подчеркнуть полную возмущенность организма. – Я, майор Сергеев, взяв на себя полномочия консула, со всей ответственностью заявляю, что ваша провокация так просто не пройдет.

Американский президент вполне понятно выругался и переклеил УПС на другую сторону шеи. Очевидно подумал, что мы его неправильно понимаем.

– Вы меня неправильно понимаете, – после нашей психологической подготовки высокий товарищ с бородкой говорил почти ласково. – На меня давят, угрожают. Возможно, хотят убить.

– Вот теперь многое становится понятным, – кивнул я. – Боб, кинь печенюху. Нет, так нет. Так кто эти неизвестные? Милашка, записывай все от первого, до последнего слова.

Президент, наконец, добрался до кресла, но решив его не откапывать, уселся прямо на сугроб.

– Кто неизвестные? Именно это вы и должны узнать.

– Вот теперь почти все ясно, – хлопнул я ладонями по коленям. – Милашка, заканчивай писать. Боб, собирайся. Начинаем работать.

– Но…, – президент хотел встать с сугроба, но в этот момент от окна к нему метнулась черная тень, приставила к виску предмет, похожий на огнестрельное оружие, и сказала:

– Пук!

– Никому не волноваться! – закричал я, заметив в дверях подозрительную активность охранного контингента. – Это наш внештатный сотрудник. Он только что продемонстрировал вам всем, насколько отвратительно организована охрана высших должностных лиц молодой американской республики. Чутче, товарищи, надо быть к чужому здоровью. Сейчас мы уйдем, а вы хорошенько подумайте. Боб, прихватите внештатного сотрудника и быстренько в спецмашину. Разбор полетов произведем в наиболее безопасном для личного состава месте. Товарищ президент, не желаете посетить наш отсек психологической разгрузки?

Выполняя полученный приказ непосредственного командира, второй номер Роберт Клинроуз подхватил под крылья Директорского любимчика, непонятно каким образом проникшего через многочисленные посты в кабинет товарища американского президента, и потащил упирающегося пингвина на выход.

Уже в кабине спецмашины, закрыв окна бронированными пластинами, мы систематизировали весь собранный материал и пришли к неутешительному выводу. Если дела пойдут и дальше таким образом, Америка вполне может остаться без высшего руководства.

– Письма с угрозами присылают? Присылают. Охрана никудышная? Никудышная, спрашиваю?

Высокий человек с бородкой, обклеенный неврастеническими пластырями, замотал головой, соглашаясь.