– Часом не ошиблась? – я разглядывал в перископ убогое здание с некрасивым куполом. Нет, не может президент обитать в таком захолустье.

– Исторически сложившееся место, – пояснила Милашка под утвердительное кивание второго номера. – Вы, командор, тоже не в высотке новомодной живете. В халупе четырехэтажной.

– Но, но! – прикрикнул я на разговорившуюся технику. – Это не дом, а дача. К тому же бывший столичный театр. Ты хоть знаешь, во сколько мне одни гранитные колонны обошлись? Я уж не говорю о конной скульптурной группе на фронтоне.

– Куда уж нам, неумытым, – захихикала Милашка, – вместе, командор, ядерные брикеты из неприкосновенных запасов на чугунных лошадок меняли. Или забыли?

– Молчание в кабине! – прервал я посторонние разговоры и углубился в более тщательное изучение жилища нынешнего президента молодой революционной республики.

Оградка хиленькая. На воротах всего один полк охраны. В патрулях еще три. Вооружены плохонько. Обувка стопталась совсем. Да и на фуфайки давно пора новые липучки пришить. Нет! С такой охраной нельзя быть спокойным за собственную жизнь. Тем более за жизнь президента.

– Все знают, что делать? Действуем по штатному расписанию за номером… Милашка, какой номер? Впрочем, не важно. Все и так должны знать, как действовать в подобных случаях.

По частому морганию Боба и усилившемуся храпу Герасима я понял, что никто ничего и ни черта не знает. Значит будут сидеть в свободное время в Малашкиной библиотеке и изучать от корки до корки инструкции.

– Подъезжаем к воротам. Только без резких поворотов, Милашка. По глазам вижу, охрана некормленая. А страшней голодного солдата ничего нет.

Встретивший нас американский офицер в лихо сдвинутом на затылок берете-мурзилке, оказался из наших, прикормленных. С гуманитарным УПСом на шее. Замахал руками, требуя притормозить. Спецмашина подразделения "000" выполнила остановку безукоризненно. Ворота, правда, снесла напрочь, но на это офицер внимания не обратил. Не видел потому что.

– Документы, товарищ…, – сказал офицер с непонятными для меня знаками различия. Какие-то ромбики на воротнике. Я внутренне был готов к проверкам и с помощью второго номера быстренько скинул под ноги офицера чемодан с документами. Все, начиная от запаянного в титан пенсионного удостоверения и завершая талоном техосмотра спецмашины. Но офицер отпрыгнул от рухнувшего рядом чемодана: – … Документы, товарищ майор, не нужны. Вас уже ждут. Прямо по дорожке до подъезда.

Пока второй номер корячился с документацией, возвращая чемодан обратно в кабину, я выяснил точное направление. И как только Боб задвинул двухсот килограммовый ящик с ручками в положенное место, я выяснил все.

– Прямо по дорожке до подъезда.

Проехав мимо почетного караула, отдав честь подозрительным людям с больными ушами, мы замерли у совсем небольших дверей. Деревянных. Без шлюзов.

– Кто такие? – спросил я у второго номера, кивая на странных ребят, в большом количестве разгуливающих по внутреннему дворику президентского дома. – Почему все время в ушах ковыряются, или это у вас так, в Америке, принято?

– Личная охрана товарища американского президента, – предположил Боб.

– Тогда почему в драных трениках и потных майках? И оружия не видать.

– Финансирование плохое, – покачал головой второй номер. – Им только по праздникам пистолеты выдают.

Тогда выходим без пустых страхов и лишних упреков.

Шиковать не стали. Спустились через нижний люк. Места на лужайке перед президентским домиком с куполом маловато. Да и охрана мельтешит, не уследить. Можно запросто придавить кого-нибудь ненароком. Милашке отдувайся потом.

– Товарищи спасатели!

На крылечке, в окружение черненьких охранников, стоял высокий человек с небольшой бородкой. Охранники, вместо того, чтобы охранять, постоянно озирались, беспричинно падали и заслоняли высокого человека от нас, от спасателей.

– Хай! – помахал я приветливо, произнося единственное выученное за все это время слово.

Высокий человек протиснулся сквозь толпу охранников и протянул для рукопожатия руку. На шее высокого человека с бородкой я заметил УПС. Что-то не помню, чтобы данная личность подходила ко мне во время раздачи универсальных переводчиков. Значит у кого-то отобрал. Нехорошо. От таких поступков о человеке сразу же складывается негативное представление.

– Доброе утро, товарищи спасатели, – переводчик слегка барахлил на букву "ры", и получалось несколько картаво. Но, забавно. – Давайте знакомиться. Я президент молодой американской республики.

– Не похож что-то, – я толканул Боба в бок и взглянул на лобовое стекло Милашки, где Герасим в свое время наклеил именной портрет американского президента.

– Значит, новый совсем, – сквозь зубы пояснил знающий местную расстановку сил второй номер.

Нам, спасателям подразделения 000 все равно, старый или новый. Сказано охранять, будем охранять.

Пока я размышлял над быстрой сменой правительства, второй номер, желая продемонстрировать самые лучшие чувства, полез к молодому президенту обниматься. Зря. Обнимался бы он в России, его бы поняли и простили. Но здесь отсталая во всех отношениях страна, русских обычаев не знают и, похоже, не чтят. Набросились на беднягу второго номера всей толпой, завалили, уткнули лицом в коротко подстриженную американскую травку.

– Сам разберусь, – приказал я Милашке, краем глаза заметив, как выдвинулись из боковых технологических отверстий спаренные пулеметы.

Раскидать пять десятков чернокожих охранников для командира подразделения "000" плевая задача. Мало кто в мире владеет русским кулачным многоборьем. Кулаками работать, это вам не ножками дрыгать.

Чернокожие охранники попались на редкость наглые. Все пытались откусить мне ухо. И неизвестно, получил бы я травму несовместимую с жизнью, если бы в межгосударственные разборки не вмешался высокий человек с бородкой. Покричал немного по-своему, отгоняя от меня свирепых, да что там свирепых, лютых охранников. Разгладил на Бобе помятый комбинезон. Даже ухо мое проверил.

– Не стоит нам долго задерживаться под открытым небом, – сказал человек с бородкой, которого я уже называл про себя просто товарищей американским президентом. – Давайте пройдем в дом, там и пообщаемся.

Спасатели подразделения "000" не любят закрытые пространства маленьких домов.

– Будем говорить на воздухе, – отпарировал я, поглядывая на Милашку, которая все еще не убрала спаренные пулеметы. – Отличная погода, располагающая к разговору компания. Ты бы приказал столик какой вынести. Мы с утра на ногах, устали.

– Ты не понимаешь, майор, – товарищ американский президент смешно зацокал языком. Кстати, никто не разрешал ему ко мне на "ты" обращаться. Мы с ним на пару революций не устраивали. У нас в России за такие слова можно и схлопотать. – Скоро дождь, майор.

Я посмотрел на небо. Дождем и не пахло. Жарило так, что тошно без кваса становилось.

– Метеоцентр сообщает, – товарищ американский президент сделал руку козырьком и, задрав голову, взглянул на купол домика, где в тесной корзинке сидела длинноногая американская девица и вовсю махала руками, – … сообщает, что солнечный период заканчивается. Через пять минут начнется сезон кислотных дождей. К вечеру, глядишь, и снег пойдет. А ночью даже я на улицу боюсь выходить. И снег и вьюга, и черте что с неба летит. У нас, майор, даже такая новая пословица появилась: "кто на улицу попал, заблудился и пропал".

– Понимаю, – я вовремя вспомнил, что читал как-то о гуляющих над американской столицей ядерных облаках. Поганит всю погоду в доме, хоть плач американскими слезами. Хотя слезами горю не поможешь. Американская столица с некоторых пор слезам не верит. Только гуманитарной помощи. – Хотите, я позвоню своему другу в Россию. Он погодой заведует. Может, подкинет по знакомству парочку облакогонов. А то загнетесь вы тут с вашей ядерной зимой и осенью. Хотя… у природы, как говорят у нас в Сибирской области, нет плохой погоды.