реагирует на мой упрек, что в назначенное время его не было дома. Ах, эти милые

унижения, которых так много, эти славные сдавленные обиды! Мне хочется драться. Но у

меня никого нет, кроме него. Никто не возьмет меня в друзья, я так боюсь лишиться этой

дружбы. В моем городе пока никто не понял меня, как понял он. Обида застывшим куском

мяса застревает в горле. Холодным и твердым куском, отрезанным грубым поваром с его

грубым ножом. «…быка кинули» - да, это мясо и его не проглотить, если не запить тут же.

«…что там Лысый?» - перевожу разговор. Лысый – студент того же вуза. Тоже будущий

учитель.

На моем рисунке Лысый стоит спиной к нам. Он застыл на бордюре, собираясь

переходить дорогу – перекресток проспекта Ленина и Советской. Его голова наклонилась,

он подкуривает сигарету. Просторная яркая рубаха и узкие джинсы. Рубаху с

расстегнутыми верхними пуговицами раздувает ветер, от этого Лысый смотрится

широкоплечим. Затылок напоминает бритые затылки рецидивистов. Сзади Лысый

выглядит угрожающе… Я вспоминаю, как часа в четыре утра мы с ним идем по берегу

Черного моря, курортное Коблево, мы изрядно пьяны, и даже не столько от водки,

сколько от откровенности, проникшей в нашу кровь в то утро. «Паша тяжелый человек», -

говорит Лысый, ногами увязая в тяжелом пляжном песке, и мы останавливаемся отлить у

домика для отдыхающих на неизвестной базе.

Мы почти ежедневно встречаемся у Паши. И вряд ли Лысый считает меня другом. Только

Паша вне подозрений, вне критики. Вне. Наш дружеский треугольник – череда маленьких

предательств.

Но разве предательства могут быть маленькими? Они огромными валунами свалены в

кучу в моем маленьком сердце. И сейчас я, отодвигая многотонные камни, выбираюсь из

завалов, иначе не выживу, иначе задохнусь.

«…он рассказывал уже», - отвечает Паша на мое признание, что вчера я нехорошо

поступил с Лысым.

У кого есть цель в жизни, не ходит по Советской. Мы же почти живем там, периодически

отвлекаясь на пьянки и сон. Советская – большая канава, где тунеядцы, бляди и

бездомные вечером медленно плывут от кафе «Ассоль» к БАМу. Кто был тот иронизатор,

придумавший аббревиатуру для бульвара адмирала Макарова? Людская жижа, доплыв до

бульвара, возвращается к «Ассоль». Потом снова к БАМу. И так весь вечер, пока не

подворачивается очередное приключение. Мы с Лысым идем по центру Советской.

Осматривая лица встречных, не торопясь и принюхиваясь. Два молодых шакала.

Встречаем чувака, работавшего со мной в детском оздоровительном лагере. Теперь

понятно – вечер завершится пьянкой. Но Лысый – лишний. Он без денег, как и я. И он не

работал целое лето в лагере. Я слышу голос Иуды у себя в голове. Он такой с хрипотцой, с

заметными паузами между словами. Незаметно толкаю локтем коллегу, прошу подыграть.

Отрава льется с губ моих. Сладкая николаевская отрава. Да, еще один квартальчик

пройдем, и по домам, Лысый, ты же тоже домой..? Он все сразу понимает. Конечно,

сколько раз мы так избавлялись от ненужных хвостов, без денег и скучных. Избавлялись и

Паша, и я, и Лысый. Да, горько. Подло. Но какая же милая подлость! Совершенная и

необходимая. Ты избавлялся – теперь избавляются от тебя. Но не обольщайся, Лысый, ты

не Христос. Ты просто хороший друг. А это настоящая дружба. Крепкая и мужская.

Мы с Лысым сидим у Паши. На разложенном диване в проходной комнате. В ней

единственное окно выходит на стену соседнего дома, белеющего в полуметре. Лениво

переругиваемся. Подъ…бываем. Меня. Это такие удары по воротам. С близкого

расстояния тяжелым и твердым мячом. Я вратарь. «Не молчи, отмазывайся», -

подсказывает Лысый. Я не умею быстро реагировать, выставлять впереди себя руки, и мяч

попадает мне в лицо. Как больно! «Было бы перед кем отмазываться», - отвечаю. Комната

слабо освещена. Что я делаю здесь? Паша уничтожает меня подъ…бками. Это не

стремление забить гол, это желание попасть во вратаря. Кто там будет в финале, а, Паша?

Бразилия? Я вечный мечтатель, и в моем финале будет играть Нигерия! Никому не

известная и не опытная, без традиций и футбольных звезд, чернокожая и когда-то

угнетенная. Я медленно подхожу к одиннадцатиметровой отметке, ставлю мяч. Теперь

мой черед… Замолчавший на несколько минут Лысый, вдруг тихо вклинивается: «Бля, так

страшно только что стало. Такая измена, что сегодня меня убьют».

Лето, и мы едем на море. Кроме Паши, меня и Лысого, с нами Лёсик и Макс – прекрасные

студенты нашего прекрасного вуза. Вселенский закон первого вечера в Коблево

принуждает как следует выпить. Мы законопослушные отдыхающие. Длинная дорога,

идущая вдоль всего побережья, уставлена бабушками с платками на головах, мужиками в

майках, чумазыми пацанами – они продают вино. Сладкое вино, пахнущее спиртом.

Впереди сверкает огнями самая большая дискотека, она расположилась на огромной

заброшенной барже. С пляжа огни кажутся такими близкими. Мы уже слышим буцание

басов в динамиках, представляем красавиц в коротеньких шортиках и с загорелыми

ногами. Это рядом! Густеет людская толпа на дороге. Но походки наши необычайно

привлекательны. На нас обращает внимание милицейский патруль. Еще бы не заметить

такие танцы. Я думаю это любовь. Как можно не полюбить пятерых пьянчуг,

разбредшихся по всей ширине дороги, со все время убегающим куда-то вперед Лёсиком?

В последний раз он убегает настолько удачно, что возвращает его нам патруль – четверо

сержантов с дубинками и нежными ликами. Отдел, куда нас доставляют – мимо шумной

дискотеки, мимо девичьих стаек, мимо летних столиков с веселыми кампаниями; нас

ведут, как опасных преступников – отдел такой же, как и в нашем родном Николаеве - с

добрыми ментами и скучной краской на стенах.

- …тоді плати штраф, - негромкие слова усталого прапорщика обращены к Паше.

- Дебильная страна!! – мой друг бросает деньги на стол.

Прапорщик аккуратно складывает их в стопочку. Это все наши деньги на сегодня. Первый

вечер на море закончен.

Когда мы в городе и хотим выпить, идем к Паше. Его дом – маленький алкоголический

храм. Домашние Пашины шорты и футболка - риза священника. Трепет охватывает нас,

предвкушение обволакивает сладкой пеленой. После передачи из деревни в Пашином

холодильнике есть домашняя колбаса, соления. В кастрюле варится картошка, чтобы быть

растолченной в дымящееся пюре. Хозяин садится за стол, разламывает для меня и Лысого

круглый хлеб, купленный в магазине возле кинотеатра «Пионер». Большая двухлитровая

бутылка с наклейкой «Лимонад» наполнена вином. Прекрасным деревенским вином. Оно

ехало к нам почти сто километров. Тряслось в старой «Волге» Пашиных родственников.

Сто километров! Одной рукой хозяин придерживает большое упругое тело бутылки,

второй откручивает пластмассовую крышку. Мы с Лысым замираем. На секунду в доме

устанавливается тишина… Внезапный шипящий звук и серая пена. Еще мгновение и

улетевшую крышку сменяет на горлышке Пашин палец. Но это деревенское вино,

трясшееся в дороге сто километров! Что ему - чей-то палец! Кроваво-красный фонтан

рождается в маленькой кухне. Опрокидывая табуретку, хозяин бросается к раковине. Еще

мгновение и бутылка укрощена. Она обмякает и затихает во властных и сильных руках.

Недавно выбеленные стены оказываются в кровавых подтеках. Красные капельки стекают

с лба и щек на наши губы. Мы зачарованно хватаем их языком и впервые задумываемся о

Таинстве Причастия.