3 мая состоялась чрезвычайная сходка Высшего Совета. Начало было безобразным: Лепке сцепился с Томми Луччезе. Суть конфликта была в том, что Томми давненько подумывал о возможности прибрать к рукам рэкет в сфере производителей готового платья. В последнее время в связи с усилившимся давлением со стороны полиции Лепке почти не покидал своего убежища во Флэтбуше. Используя то, что его рука ослабла, Томми Луччезе стал потихоньку оттирать людей Бачелтера, а затем открыто направил группу рэкетиров к нескольким подконтрольным Лепке предпринимателям с требованием переадресовать налог за защиту. Шеф «Корпорации убийств» не решился ответить ударом на удар, поскольку война с семьей Луччезе еще более усугубила бы и без того непростую ситуацию, в которой он оказался. Лепке благоразумно решил вынести вопрос о восстановлении своих прав на сходку, но, едва увидев Томми, пришел в необузданную ярость.

— Никто не смеет топтать мои грядки, даже если я в бегах, — заорал он, — слышишь, ты, поганец, швейное дело принадлежит мне!

— Кричи дома на свою жену, мать твою, — огрызнулся Луччезе.

— Трехпалый придурок! — возопил Лепке еще громче, — если ты будешь дальше лезть в мой бизнес, я тебе ни одного пальца не оставлю, так что нечем будет в носу ковыряться, а нос отрежу еще раньше![39]

— Но еще раньше я отрежу тебе яйца, — бросил Томми.

Оба босса чуть не подрались, но их успели растащить. Фрэнк Костелло, председательствовавший на сходке, стукнул кулаком по столу:

— Уймитесь, черт возьми! У нас и так полно неприятностей. Только разборок еще не хватало. Луис, я поставлю твой вопрос перед Лаки. Завтра же. Тебя это устроит?

— Да, — прохрипел Лепке.

— Тогда оставь Томми в покое. Мы собрались здесь, чтобы поговорить о твоих проблемах.

Лепке встрепенулся:

— А у меня нет никаких проблем.

— Я так не считаю. И никто из наших друзей не считает так. Извини, Луис, но в том, что сейчас творится на улицах, есть и твоя вина.

— Эй, Фрэнки, эй, не надо канифолить мне мозги. Эта сволочь Дьюи мог выбрать мишенью любого, даже тебя.

— Но он выбрал тебя. И об этом сейчас разговор.

Лепке нахмурился:

— Что ты пытаешься мне пришить, Фрэнк?

— Лу, мы потеряли за этот месяц более миллиона долларов, — вмешался Мейер Лански, — и тебе известно, какое условие поставил нам Дьюи.

Лепке поочередно рассматривал лица всех боссов и на каждом находил выражение угрюмой озабоченности. Это не сулило ему ничего хорошего. Невероятно, но они считали его реально виноватым.

— Выход только один, — твердо заявил Костелло, — ты должен сдаться властям. Со своей стороны мы позаботимся о том, чтобы ты не попал в когти Дьюи. А когда все утихнет, через пару лет устроим тебе досрочное освобождение.

— Да вы что?! — рявкнул Лепке. — Никаким чертовым властям я сдаваться не собираюсь!

— Ты должен сделать это ради всех нас. Пойми, они не остановятся. Еще две-три недели — и наши предприятия вылетят в трубу.

— Я хочу поговорить с Чарли!

— Я уже разговаривал с ним, — веско произнес Костелло. — Он тоже заявил, что иначе нельзя. Послушай, Луис, что тебя беспокоит? С тобой обойдутся вполне корректно. Получишь десять лет за торговлю наркотиками и через три года выйдешь на свободу. Весь твой бизнес останется за тобой. Насчет тебя я вел переговоры с Джоном Эдгаром Гувером. Этот тип ради того, чтобы создать себе рекламу, на уши встанет. Услуга за услугу: он создает себе репутацию национального героя, сумевшего арестовать «врага общества номер один», ты получаешь пустяковый приговор. Все справедливо, не так ли?

— Говорю тебе, Фрэнк, в тюрягу я не пойду, — отрубил Лепке.

— Тогда ты рискуешь остаться в одиночестве, а в этом жестоком мире одиночки не выживают. Помнишь, как было с Шульцем?

Намек был слишком недвусмысленный. Лепке сжал руки в кулаки. Впрочем, еще неизвестно, кто кого. Пока у него оставался такой козырь, как «Корпорация убийств», он сам мог ликвидировать любого из присутствующих боссов. Другое дело, что это не поможет избавиться от преследования властей.

Лепке встал:

— Хватит! Мне не нравится все, что здесь происходит.

Костелло поднялся тоже:

— Ты все-таки подумай, Луис. Пока будешь ехать домой, подумай. Гувер — это намного лучше, чем Дьюи.

Не ответив, Лепке вышел. Костелло приказал позвать Моу Воленски. В совещательной комнате появился высокий рыжеволосый еврей. Он считался давним приятелем Лепке. Долгое время они совместно трудились в сфере азартных игр.

— Теперь все зависит от тебя, — сказал Костелло, — ты должен любой ценой уболтать своего дружка. Нам не хотелось бы решать этот вопрос при помощи 45-го калибра.

— Мистер Костелло, Луис — мой друг, и я не хочу, чтобы с ним случилось несчастье, — ответил Моу Воленски.

— Никто этого не хочет. Пошли, машина уже ждет.

Роскошный «Крацслер-империал» Костелло помчался в пригород Флэтбуш. Главный дипломат мафии остался в салоне и закурил дорогую сигару. За время ожидания он успел выкурить по крайней мере пять штук. Была уже глубокая ночь, когда Моу Воленски наконец вышел на улицу. Костелло бросил взгляд на часы — без четверти три. Усталый шофер Джонни дремал, навалившись на баранку. Костелло потряс его за плечо:

— Эй, Джонни, с добрым утром.

Тот протер глаза и повернул ключ зажигания. В салон ввалился Моу Воленски.

— Ну что? — спросил Костелло.

— Все в порядке. Он согласен.

— Браво, мальчик, браво, — дипломат мафии три раза негромко хлопнул в ладоши, — ты умеешь вести переговоры, а в наше время это важнее, чем уметь стрелять.

Костелло вырвал один лист из своей чековой книжки и выписал чек на предъявителя.

— Десять кусков, как договаривались. Просто отдашь эту бумажку кассиру, а взамен получишь наличные.

— Мне приходилось бывать в банке, мистер Костелло, — с достоинством ответил Моу Воленски.

Фрэнк улыбнулся:

— Отлично. Теперь у тебя есть повод побывать там еще раз. Куда тебя подвезти?

— Если можно, в Бруклин, на Оушен-авеню.

— Далековато, — заметил Костелло. — Эй, Джонни! Мы едем в Бруклин.

Доставив Моу Воленски домой, он приказал шоферу остановиться возле ближайшего телефона-автомата. Несмотря на то что стрелки часов приближались к четырем утра, абонент немедленно ответил на звонок.

— Мистер Уинтшелл? — спросил Костелло. — Прошу прощения, что беспокою вас в столь позднее время.

— Ничего, — ответил известный всей Америке журналист, — я слушаю вас, мистер К.

— Переговоры прошли успешно. Если вас не затруднит, сообщите об этом господину директору.

— Очень хорошо, — голос Уинтшелла стал хриплым от волнения, — мистер К., может быть, известно время и место?

— Пока нет. Я позвоню вам. — Костелло повесил трубку.

А на другом конце города, в комфортабельной трехкомнатной квартире в Вест-Сайде, Уолтер Уинтшелл распечатал уже третью за эту ночь пачку «Лаки Страйк». В четыре глубоких затяжки он выкурил сигарету и снял трубку:

— Мисс, будьте добры, Коппервейл, два-ноль три-три семь-один.

В трубке щелкнуло. Через минуту пошли длинные гудки. Один, второй, третий…

— Центральный департамент ФБР, — гулко прозвучал в мембране бодрый мужской голос, в котором, несмотря на раннее утро, не было и тени сонливости.

Прежде чем сдаться властям, Лепке решил привести в порядок свои дела. А это означало — трупы, трупы, трупы… За то время, пока босс находился в подполье, кое-кто из его подручных излишне расслабился и позволял себе прикарманивать доходы от незаконного бизнеса. Лепке отдал приказ ликвидировать профессионального картежника Соломона Файнштейна, который подвизался в одном из бруклинских игорных домов. Вина шулера состояла в том, что, выиграв за вечер двадцать тысяч долларов, он ни цента не отстегнул в банк[40]. Видимо, Файнштейн надеялся на Томаса Дьюи, который отправит Лепке в тюрьму на долгие годы и тем самым избавит его от всяких обязательств. «Эта задница Файнштейн считает, что я уже ничего не могу», — бесновался Бачелтер. Альберт Анастасиа молчал, давая время боссу выпустить пар. «Я хочу, чтобы прямо сегодня этот подонок сдох», — приказал Лепке. Желание босса, как известно, закон. Ликвидацией Файнштейна занялись Багси Голдштейн и Гарри Питсбург, оба — первоклассные специалисты, обожающие свою работу.