— Что именно?
— Я ведь не пообещал защищать его от самого меня.
* * *
После того, как Евсигнеев покинул их машину, Алина держалась уверенно и даже бодро — как подумалось Виталию, слишком бодро для человека, только что разминувшегося со смертью. Она высказывала различные варианты проведения завтрашнего дня, подшучивала над недавним происшествием и над своими ранами, громко смеялась и уверяла, что ей совершенно не больно. В подъезд она вошла, прихрамывая, но с горделиво вздернутой головой, словно победитель, возвращающийся с поля боя, а на предложение Виталия донести ее до квартиры или хотя бы опереться на него, даже обиделась.
— Подумаешь, пара царапин! Вот ты бы видел, как я в детстве в куст ежевики с третьего этажа… впрочем, я об этом уже рассказывала…
Но едва Виталий запер за собой дверь и повернулся, как веселость мгновенно стекла с лица Алины, словно была нарисована яркими красками, и кто-то невидимый вдруг плеснул на нее водой. Сильно побледнев, она сделала несколько неуверенных, шатающихся шагов и на развороте закинулась назад, как-то удивительно изящно взмахнув в воздухе правой рукой, словно дирижер, дающий команду оркестру. Виталий едва успел ее подхватить, и ее голова с плотно закрытыми глазами безвольно свесилась с его руки.
— Жорка! — громко крикнул он и быстро пошел в гостиную. Из-за закрытой двери спальни доносилось усталое уханье Мэй, в котором слышался укор и обещание скорой мести. Наверху затопали Жоркины ноги, который суматошно, спотыкаясь на ходу, мчался по лестнице. Виталий осторожно уложил Алину на диван, подсунул подушку ей под поясницу, потом положил пальцы ей на шею. Пульс был очень слабым, а кожа приобрела настолько прозрачно-бледный цвет, что подсыхающая ссадина казалась почти черной. Встрепанный, с покрасневшими от переутомления глазами Жора влетел в гостиную и застыл в ужасе.
— Господи!.. Она умерла?!..
— Дурак! — рявкнул Виталий, не обернувшись. — На кухне первый шкаф от косяка — там уксус! Неси сюда! Бегом, твою мать!..
Жора, крутанувшись на одной ноге, исчез, и только грохот обозначал его перемещения по квартире. Мэй, почуяв неладное, снова заголосила, потом несколько раз прыгнула на запертую дверь, и та дрогнула. Виталий, не обратив на это внимания, склонился над девушкой и похлопал ее по щекам.
— Аля! Аля!
Жора вернулся в гостиную, судорожно сжимая в руке бутылку уксуса. Приподнявшись, Виталий выхватил ее, открутил крышку, плеснул себе на пальцы и потер Алине сначала один висок, потом другой.
— Нашатырь нужен, — авторитетно заявил Жора, уже сообразивший, что речь идет не о смерти, а о всего-навсего обмороке.
— Нету. Ничего, и это сойдет. Жорка, наклонись, мне нужна твоя правая рука.
Жора послушно присел на корточки рядом с диваном, но тут же встал на колени, чтоб было удобней. Виталий взял его руку и зафиксировал два его пальца на точках за левым ухом Алины.
— Один, второй, потом оба сразу — именно в таком порядке — понял? Дави сильнее — не стесняйся. Только одновременно. Ну, раз, два…
— А еще хороший способ — укусить за мочку уха, — сказал Жора, старательно выполняя его указания и вглядываясь в бледное лицо на диване. — Только чтоб до крови. Человек мигом в себя приходит.
— Чего ее кусать — на ней и так живого места нет! Может, от твоего способа она и мигом очнется, только за последствия я не отвечаю.
— А что случилось-то?
— Машина чуть не сбила. Упала она.
Лицо Алины слегка порозовело, пульс выровнялся. Она глубоко вздохнула и приоткрыла один глаз, словно проверяя — стоит ли открывать оба или это ни к чему и смотреть не на что. Виталий легко провел пальцами по ее щеке.
— Ну, ты как?
— Голова немного… кружится, — прошептала она виновато и осторожно открыла второй глаз. — И в ушах позванивает… Ой, я упала, да?
— Почти, — Виталий усмехнулся. — Ничего, теперь все хорошо.
— Это, скорее всего, пошла реакция на шок, — сообщил ей Жора, — если, конечно, у тебя нет сотрясения мозга… хотя глаза, вроде бы, нормальные…
— Жор, пойди свари кофе покрепче.
Жора кивнул и снова угрохотал на кухню. Алина сморщила нос.
— А чего уксусом так воняет? Вы втихую решили меня съесть, как пельмень?
— Вижу, тебе действительно лучше, — Виталий положил ей руку на плечо, когда Алина попыталась приподняться, и деликатно, но решительно придавил к дивану. — Нет, полежи пока. Я сейчас.
Он ушел и вскоре вернулся с ватой, бинтами и какими-то пузырьками, при виде которых в глазах Алины появилась опаска, и она почувствовала легкий холодок — почти как в детстве, когда мать подбиралась к ее сбитым коленкам с вымоченной в зеленке ватой.
— Ой, а может не надо, — заныла она, — может просто водой промыть — и хватит?.. Не будь садистом!
— Столбняк? — дружелюбно осведомился Виталий, вываливая принесенное на журнальный столик. — Или сепсис? Что предпочитаешь? Не бойся, мы с Жоркой подуем. Снимай штаны.
— Вот так вот сразу?!
— А ты что думала?! Давай, я пока принесу тебе переодеться.
Виталий подошел к двери в спальню, отпер ее и выпустил Мэй. Чау-чау пулей вылетела из спальни и восторженно заплясала вокруг него, отчаянно царапая когтями его брюки, тыкаясь лохматой головой в колени и извиваясь всем телом — от кончика пушистого хвоста до высунутого фиолетового языка. Потом подскочила к дивану, на котором возилась Алина путаясь в брюках, взгромоздилась на него передними лапами, бухнула, обнюхала ее разодранное колено и тут же начала зализывать его с какой-то томной задумчивостью, то и дело вопросительно поглядывая в лицо Алине маленькими карими глазками. Алина зашипела от боли, но Виталий, вышедший из спальни, погрозил ей пальцем.
— Терпи. Так даже лучше.
Но в этот момент в гостиную вошел Жора с дымящейся чашкой в руках. Увидев освобожденную Мэй, он сказал: «Вай!» — и проворно метнулся за угол. В глазах чау-чау при виде его загорелся мстительный азарт горячего дворянина, которому представился случай покончить с вендеттой пятидесятилетней давности. Она спрыгнула с дивана, тут же утратив всякий интерес к медицине, и со всех ног помчалась к выходу.
— Мэй, фу! — крикнул Виталий, протягивая Алине свой махровый халат. — Хвост оторву!
Мэй притормозила, задумавшись над серьезностью угрозы, потом развернулась, презрительно махнула хвостом и затрусила через гостиную. Жора опасливо выглянул из-за угла.
— Она меня… не того? — тут он увидел голые ноги Алины. — Ого!
— Заходи, не тронет, сказал Виталий и присел возле дивана. — Давай, помогу пиджак расстегнуть.
— Я тоже помогу, — Жора поставил чашку на журнальный столик, и Алина сердито на него посмотрела.
— Двое на одну?! Я в групповухах не участвую!
— Перестань молоть чушь! — рассердился Виталий, ощупывая ее бок, на котором виднелось несколько кровоподтеков. — Это чисто медицинский интерес.
— Что-то у него в глазах далеко не медицинский интерес!
— Жора, не глазей, чего встал?! А ты не дергайся! Либо мы, либо в больницу отвезу…
При упоминании о больнице, Алина сразу присмирела и дала себя осмотреть и обработать ссадины. Виталий сдержал обещание, и в процессе обрабатывания они с Жорой усердно раздували щеки и дули с интенсивностью хороших вентиляторов, так что под конец Алина даже замерзла.
— Ну, ничего серьезного, — подытожил Жора, заботливо поправляя Алине воротник халата и всовывая ей в ладони чашку с горячим кофе. — Синяки и ссадины, больше ничего. И голова в порядке. Как тебя угораздило?
— Меня пытались убить, — хрипло произнесла Алина и сделала большой глоток кофе. Сидевший рядом Виталий чуть приобнял ее за плечи, но сразу же убрал руку. Жора потрясенно посмотрел на него.
— Что?!
Виталий кивнул, потом рассказал все, что произошло — вплоть до того момента, как он высадил Евсигнеева на перекрестке, опустив только свой с ним уговор. Жора, к концу рассказа успевший на хорошей скорости выкурить пару сигарет, задумчиво пробормотал:
