— … ну и что, что пили, зато мастера были хорошие!.. а теперь прислали очередных сопливых уродов — ни хрена не умеют — только яйца свои жевать!..

Он остановился и поднял голову, недоуменно оглядываясь в поисках знакомого лица и не найдя его, зафиксировал взгляд на Алине и Виталии, сделав логический вывод, что раз кроме них здесь никого нет, то, скорее всего, они его и вызвали.

Это был Петр Сливка — тот самый, который не так давно стоял возле накренившегося автобуса под хлещущими струями дождя и с испуганной яростью кричал Виталию, что он не знает этой дороги, и это его лицо выплывало из-за плеча умирающего Олега, хищно блестя зубами.

Это был он — и в то же время не он. Если там Петр вряд ли был старше тридцати пяти лет, то здесь его возраст уже перевалил за пятьдесят. В темно-русых волосах виднелись седые пряди, лицо и шея были изрезаны глубокими морщинами, кожа обвисла и имела нездоровый сероватый оттенок. Он сохранил плотное телосложение, но теперь казался каким-то растекшимся и дряблым. Щеки заросли трехдневной седоватой щетиной, похожей не несвежий иней. Блекло-голубые глаза смотрели с тусклым безразличием.

— Это вы меня спрашивали? — осведомился он. Виталий кивнул и подошел ближе, держа за руку Алину, которой внезапно овладел приступ застенчивости, и она попыталась остаться в сторонке или, хотя бы, спрятаться ему за спину.

— Вы Петр Сливка?

— Ну. Чего надо?

На мгновение они задумались — ответить сразу, влет, на это «чегонадо» было непросто. Петр выбыл из игры раньше всех, в первую же ночь и мог вообще ничего не помнить. Он не пережил поисков дороги, не пережил ни одной теории и ни одной смерти, кроме своей собственной.

— А я вас знаю, — внезапно сказал Петр и кивнул Виталию, — вы из оргкомитета да? Насчет соревнований.

— Соревнований? — переспросил Виталий, думая, с чего бы начать.

— Ну да. На звание лучшего водителя города. Так чего вы меня — вам надо к…

— Нет, вы ошиблись, — Виталий потер щеку, — я по другому поводу. Вы ведь работали водителем автобуса?

Петр присвистнул.

— Так это когда было! Лет десять назад еще, даже больше! Я с девяносто четвертого не вожу… — он внезапно осекся, потом слегка побледнел и негромко спросил: — Вы что — его родственники?

— Нет, — успокоила его Алина, скромно выглядывая из-за плеча Виталия, — но совсем недавно мы были вашими пассажирами.

— Ну и что? — Петр пожал плечами. — В тралике очень многие бывают моими пассажирами, только при чем тут автобус? А, вы что-то забыли в нем? На моем маршруте? Ну, знаете… в троллейбусе что упало — то… — он махнул рукой, с трудом сдержавшись, чтоб не вклеить непечатное слово. — Это ж вам не маршрутка! А автобус-то при чем, что-то не пойму я?!

Его пальцы то опускали, то вновь поддергивали вверх замок «молнии» куртки, и видно было, что Петр нервничает. Он и впрямь нервничал. Лицо светловолосого мужчины отчаянно напоминало ему о чем-то — это что-то было совсем рядом, буквально вот-вот, и он ухватит… но не получалось. Голос женщины тоже был смутно знакомым, и Петр вдруг почему-то подумал про дождь. Такой, какой был…

— И все-таки недавно мы были вашими пассажирами именно в автобусе, — сказал Виталий, пристально глядя на него. — Я могу вам напомнить, при каких обстоятельствах это произошло. Вы вели рейсовый автобус «Воронеж — Тула», во всяком случае, вы так считали. А потом вы заблудились. Помните? Шел страшный ливень, и двое мужчин орали на вас возле автобуса, причем один из них утверждал, что едет на этом автобусе из Саратова в Самару, а другой с таким же упорством доказывал, что автобус идет из Смоленска в Брянск, рыжеволосая девушка кричала из автобуса, что все это глупости, поскольку она едет из Волгограда в Волжанск, а вы стояли под дождем и все пытались понять — и не только то, как вы могли потерять дорогу, но и то, каким образом вы вдруг оказались в своем старом автобусе — тот самом, на котором когда-то случайно сбили человека.

По лицу Петра стремительно растекся бледный холодный ужас, и он отшатнулся, дернув головой. Потом спросил сухим, хриплым голосом:

— Кто ты такой?

— Я? Помнишь человека, который колотил тебя об борт автобуса и спрашивал, что происходит? Помнишь человека, который чуть позже не дал глупому бизнесмену, повернутому на своем телефоне, тебя придушить? Человека, который потом ушел в лес искать Лешку?.. чтоб его… Который в гостиной огро-о-омного особняка сидел в одном полотенце и задавал всем дурацкие вопросы? Так вот это я. Меня Виталием зовут — может, помнишь? А рыженькую, Алю помнишь? Которая тоже всем задавала дурацкие вопросы? начинала изобретать какое-то подобие теорий… тогда, при тебе это было еще подобие… Помнишь ее? Так вот это она, — Виталий вытащил за руку Алину, скромно прятавшуюся за его спиной, и сердито поставил рядом, и она машинально кивнула в знак приветствия. — Правда, теперь, в реальности она выглядит иначе, и я тоже — в реальности мы все изменились, как и ты.

Петр сглотнул, побелев еще больше, хотя, казалось, дальше уже невозможно, поднял глаза к лиловому небу и выражением лица вдруг стал удивительно похож на пронзенного стрелами святого Себастьяна с картины да Мессина. Его глаза наполнились такой тоской и болезненной мечтательностью, что Алина не выдержала и снова спряталась за Виталия.

— Откуда вы знаете, что мне снилось? — прошептал он почти беззвучно. Виталий закусил губу. Однажды он уже прошел этот этап с Жоркой, сейчас придется проделать то же самое. Бог его знает, сколько еще раз придется это проделать. Проще всех было с Евсигнеевым. Даже с ним самим было намного труднее.

— Потому что нам, Петя, снилось то же самое. Всем нам. Нас заставили увидеть этот сон. Мы докопались до этого еще там… а ты, вот, не дожил. Тебя убили в первую ночь, а мы провели после это-го еще три ночи в этом проклятом доме, причем считали, что ты жив.

Петр вздрогнул, и в его глазах появилось немного земной осмысленности. Теперь святой Себастьян не только умирал, но еще и мучительно пытался вспомнить, запер ли он входную дверь, уходя из дома, и задул ли светильники?

— Это еще как?

— Потому что ты продолжал ходить и говорить, как ни в чем не бывало, — сказала Алина. — Потому что Лешка превратился в тебя. Тот пацан. Это ведь он тебя убил?

— Я не понимаю, — жалобно пробормотал Петр. — Ни хрена не понимаю! Откуда?…чего?.. я проснулся… и все по-прежнему… а там… это ж приснилось… у нас углей не хватает постоянно… одни чугунки… для зимы… а металлографит, блин!.. а эти козлы протухшие!.. — он закрыл ладонью лицо и отвернулся, но сквозь пальцы продолжало тоскливо нестись: — … проснулся, а все по-прежнему… Андрюшки нет… и эта стерва… эта стерва!.. ведь там все так ладно было…

Он вдруг резко развернулся, отняв ладони от лица, и взглянул на них почти с ненавистью.

— Зачем вы пришли?! Вы эти… как их… телепаты, да?! Какое вы имеете право человеку в душу лезть?! Да я вас…

— Если б мы были телепаты, так залезли бы в душу кому-нибудь посостоятельнее, тебе не кажется?! — иронично спросила Алина, на всякий случай хватая Виталия за рукав. — Мы не лезли тебе в душу! Нам самим в душу залезли! И наизнанку вывернули! Ты там прожил лишь один день, а мы четыре! И ты не представляешь, что мы там вынесли! Ты не представляешь, насколько жутким может быть место, в котором вдруг у всех начинают сбываться их заветные желания! И насколько жутко возвращаться после этого в реальность, где они не сбудутся никогда! Возможно, тебе этого не понять, но…

— Это мне не понять?! — неожиданно знакомо взревел Петр, резко шагнув вперед, и из его глаз вдруг выглянуло дикое одиночество дряхлого больного волка, обнажающего в подлунном вое стертые шатающиеся зубы. — Там мне было чуть больше тридцатника… у меня была нормальная работа, семья!.. хороший левый навар!.. и это было так реально… что я до сих пор все это помню!.. Мне и раньше снились реальные сны… дико реальные… но такого я никогда не видел!.. Это вы все устроили, да?! Иначе откуда вам знать?!.. Да вас за это на…