Требования императора показались представителям папы даже более умеренными, чем они ожидали, поэтому они согласились и направились к Александру, дабы доложить ему о принятии предложения. Но тем временем папа уже изменил свое решение, полагая, что несовместимо с апостолическим достоинством соглашаться на требования, содержания которых он даже не знает. Александр заявил, что ему должны сначала сказать, о чем идет речь. Если желание императора не противоречит благу церкви, то он не откажется одобрить его. Напрасно пытались кардиналы переубедить его, напоминая ему о взятом на себя обязательстве. Он твердо стоял на своем. Готфрид не без сарказма заметил, что нарушение данного слова и вправду несовместимо с апостолическим достоинством, но Александр, считая собственную ответственность перед Богом выше любого права или обязательства, упорно отказывался дать свое согласие. Готфрид, раздосадованный провалом миссии, покинул Венецию.

Монахи же остались, пытаясь убедить папу сдержать данное слово. Но Александр требовал, чтобы ему сказали, о чем идет речь, и тогда он сделает все возможное, чтобы наступил мир. Цистерцианцы, убедившись, что папа скорее согласится на крушение дела всей своей жизни, чем сдержит неосмотрительно данное обещание, все ему объяснили. Узнав наконец, чего требует Фридрих, Александр сразу же решил, что соглашение возможно. Но таких уступок, каких ждет император, он все же не может сделать, а потому выдвигает встречное предложение: пусть император в течение 15 лет получает доходы с «владений Матильды», то есть как бы берет эту область в аренду от папы. По истечении же указанного срока она должна возвратиться Святому престолу. Единственное различие между обоими вариантами решения проблемы состояло в том, что император заранее должен был признать справедливость притязаний на владение этой областью, которые через 15 лет заявит папа.

Пообещав сделать все возможное, хотя это «единственное различие» и вызывало у них тревогу, цистерцианцы отправились в резиденцию императора, находившуюся на расстоянии одного дня пути. Как они и предполагали, Фридрих не имел ни малейшего желания становиться арендатором папы, хотя и не сомневался в том, что за 15 лет накопит достаточно сил, дабы удержать за собой спорную область. Вместо ответа он перебрался со своим двором на десять миль дальше от венецианской границы, давая тем самым понять, что намерен прекратить переговоры. Пусть теперь Александр договаривается непосредственно с ним. Настал момент для приглашения его в Венецию, где у него достаточно сторонников, чтобы участники конгресса и их досточтимый председатель ощутили авторитет римского императора.

В Венеции же царила нервозная обстановка. Немецкая делегация была неприятно удивлена и возмущена, узнав о тайных переговорах. Кристиан Майнцский заявил Александру, что больше так не может продолжаться: пока император находится на расстоянии нескольких дней пути от Венеции, в ходе переговоров все время будут возникать заминки. Фридрих должен прибыть в Венецию. Александр не мог решиться сразу же ответить согласием, опасаясь вызвать еще большее раздражение у ломбардцев. А император в это время находился в охотничьем замке на берегу реки По, ежедневно выезжал на соколиную охоту и делал вид, что все происходящее его ничуть не волнует. Наконец, к нему прибыл архиепископ Кельнский Филипп. По поручению конгресса и его председателя — папы он передал императору приглашение прибыть на венецианскую территорию. Дож приготовил для него в Кьодже резиденцию и поручил своему сыну препроводить туда высокого гостя. Фридрих не заставил долго упрашивать себя.

Александру не оставалось ничего иного, как, скрепя сердце, направить пятерых кардиналов в Кьоджу с официальным приглашением императору прибыть в Венецию, дабы, признав нерушимость перемирия с ломбардцами и сицилийцами, получить апостолическое благословение. Но и на сей раз вышло не так, как хотелось папе. Еще не успели его посланцы прибыть в Кьоджу, как находившиеся в императорской резиденции венецианцы тайно покинули ее и направились в Венецию. Как только они прибыли в свой город, на улицах начались беспорядки. Повсюду раздавались возгласы «Да здравствует император!». Народ, заполнивший площадь Святого Марка, потребовал от перепуганного дожа немедленно принять императора в городе. Объяснений, что сделать это можно лишь с согласия папы, и слушать не стали — не папа распоряжается в Венеции, а если и надобно его согласие, то без труда оно будет получено.

Уже наступила ночь, и Александр едва отошел ко сну, как был разбужен самым бесцеремонным образом. К нему ворвалась толпа дерзких молодцов и потребовала незамедлительно дать согласие на прибытие в Венецию Фридриха. Александр, не испугавшись, твердым голосом прикрикнул на возмутителей спокойствия, напомнив им, что никто не может принудить его. Он сам примет решение, как только его легаты возвратятся из Кьоджи. Оробевшие венецианцы попятились к двери, на которую им указал непреклонный старец.

Но поспать в ту ночь ему все же не довелось. Сначала к нему пришли ломбардцы, дабы сообщить о своем решении немедленно покинуть Венецию ввиду возникшей угрозы своей безопасности. Затем появился срочно оповещенный о происшествии дож, поспешивший выразить свое сожаление о случившемся. Не стали ждать утра и взволнованные сицилийцы, убеждавшие папу без промедления готовиться к отъезду. Их корабли тем временем нарочито шумно, с расчетом привлечь внимание окружающих, оснащались для выхода в море. Это не могло не вызвать беспокойства у дожа, понимавшего, что король Сицилии не простит Венеции такого вероломства и обрушит свой гнев на живших в его королевстве венецианцев.

Порядок в городе кое-как удалось восстановить, однако последние события столь сильно подействовали на Александра, что он решил не тянуть дольше с подписанием договора, что и свершилось в Кьодже 21 июля 1177 года. Отношения между папой и императором, главными предводителями христианского мира, должны были теперь складываться совершенно по-новому. Подготовленный мирный договор по нескольким существенным пунктам отличался от проекта, согласованного в Ананьи: владения Матильды более не упоминались, и решение этого вопроса переносилось на неопределенный срок; предусматривалось, что не только император возвращает церковные земли, но и наоборот, церковь отдает императору то, что присвоила в период раздоров; заключение мира между римской церковью и императором теперь уже не увязывалось с примирением императора с городами Ломбардии, более не рассматривавшимися в качестве равноправных партнеров. За соблюдением шестилетнего перемирия между императором и городами должны были следить специальные уполномоченные с обеих сторон. Поскольку же перемирие между императором и королем Сицилии Вильгельмом II устанавливалось на 15 лет, его можно было расценивать как заключение мира, положившего конец вековому раздору между Германией и сицилийскими норманнами.

В окружении как папы, так и императора тщательно готовились к торжественному акту примирения. Приближенные папы подробнейшим образом разработали церемониал встречи императора, снятия с него анафемы; было оговорено, как именно император должен приблизиться к папе, дабы поцеловать его туфлю, и многое другое. Александр лично все проверил, что-то отверг, а что-то поправил, стремясь свести до необходимого минимума меру унижения императора. Прежде всего это касалось ненавистной «шталмейстерской услуги»: чтобы она не казалась Фридриху слишком постыдной (да и сам папа, думая о ней, заранее испытывал чувство неловкости), был намечен путь всего в несколько шагов — от трибуны у портала собора до пристани гондол.

Император, в свою очередь, дабы предстать перед народом в качестве щедрого государя и устроить выезд, приличествующий римскому величеству, взял заем у венецианских банкиров. Из Кьоджи он переселился со всей своей свитой в расположенный в Лидо монастырь Святого Николая, чтобы здесь, в окружении имперских князей, подвергнуться обряду снятия церковного отлучения, который должны были совершить папские легаты.