Июнь того года был в жизни Барбароссы богат событиями. Отпраздновав свадьбу, он встретился в Регенсбурге с Генрихом Язомирготом, предложив ему компенсацию за отказ от Баварского герцогства. Им удалось достичь принципиального соглашения, которое предполагалось закрепить на рейхстаге в Регенсбурге же, специально для этого созванном в сентябре. К установленному сроку в этот баварский город прибыли многочисленные князья, прежде всего из южно-германских земель. Среди них были и оба заинтересованных лица, Генрих Лев, из рода Вельфов, и Генрих Язомиргот, Бабенберг. Однако Бабенберг не пожелал войти в город, а расположился со своей многочисленной свитой лагерем на берегу Дуная. Он решил еще раз выказать свою гордость, ожидая, что император сам прибудет к нему. И Барбаросса действительно прибыл в сопровождении всех князей и прочей знати, собравшейся в Регенсбурге. В лагере Генриха Язомиргота и был скреплен ранее уже согласованный договор, согласно которому бывшая Восточная марка, называвшаяся также Австрией, отделялась от Баварского герцогства и становилась самостоятельным герцогством Австрийским. Оно и было пожаловано Генриху Язомирготу.
Дарственная грамота от 17 сентября 1156 года, так называемая «Малая привилегия», устанавливала, что как сам герцог, так и его супруга, византийская царевна Феодора, сестра императора Мануила Комнина, могут свободно распоряжаться новым герцогством, передавать его по наследству как сыновьям, так и дочерям. Без разрешения герцога никто не смеет вершить в Австрии суд, а сам герцог Австрийский обязан посещать созываемые королем собрания, хофтаги и рейхстага, только в Баварии и участвовать в военных походах только на территориях, пограничных с Австрией. Тем самым Австрия приобретала особое положение среди германских герцогств. Впервые имперский лен передавался также и женщине, и впервые женщина получала право наследовать германское княжество. Было положено начало обретению герцогствами большей самостоятельности по отношению к центральной королевской власти. Выданная в Регенсбурге грамота означала, что сделан решающий шаг на пути превращения старинного племенного герцогства в территориальное княжество, обладавшее государственным суверенитетом. Австрийским герцогством отныне не мог распоряжаться ни один германский король. Пройдет немного времени, и вся Германия будет состоять из таких княжеств, лишь формально признающих над собой власть короля-императора.
Барбаросса дорого заплатил за восстановление мира в Германии и примирение Вельфов и Бабенбергов, сознательно пойдя на подрыв самих основ королевской власти, все еще опиравшейся на древнегерманские ленные отношения. Основным принципом этих ленных отношений было то, что сюзерен совершал пожалования своим ленникам, а те должны были нести в его пользу службу и платить подати. Однако это ленное пожалование могло быть отменено в любой момент и утрачивало свою силу со смертью ленника. Верховным сюзереном являлся король, жаловавший самые большие имперские лены, герцогства и маркграфства, верным ему людям, чтобы после их смерти передать другим.
Однако этот основной принцип, сообщавший Империи при императорах Саксонской династии прочность, был похоронен, когда первый король из Салической династии Конрад II, дабы создать противовес высшей аристократии, объявил «малые лены», жалуемые князьями, наследственными и тем самым лишил сюзеренов права распоряжаться ими. На крупные имперские лены, прежде всего герцогства, это постановление не распространялось. За прошедшие с тех пор 125 лет, особенно во время борьбы Генриха IV против папы и князей, наследование ленов вошло в обычай. Наконец с одобрения верховной власти и княжества стали собственностью знатных родов.
17 сентября 1156 года состоялось примирение Бабенберга и Вельфа. Генрих Язомиргот передал императору и королю Фридриху I Штауфену, прозванному Барбароссой, семь знамен, символизировавших собой власть над Баварским герцогством, которые тот, соответственно, вручил Генриху Льву. Однако Вельф оставил у себя только пять из них, а два, относившихся к Австрии, возвратил императору. Фридрих принял их, а затем, в качестве последней сцены этого торжественного акта, вложил их в руки герцога Австрийского и его супруги Феодоры.
Фридрих назвал этот день счастливейшим в своей жизни. Данное накануне коронации и казавшееся невыполнимым обещание было выполнено без кровопролития. И все же уступки, ценой которых был куплен этот успех, оказались непомерно велики для короны. Новое герцогство Австрийское более не вписывалось в государственное устройство Германии. Благодаря своим огромным привилегиям оно представляло собой наследственную монархию, весьма слабо связанную с Империей. Оно стало государством в государстве. И двойное герцогское достоинство Генриха Льва также представляло собой нарушение обычного права, по которому никто не мог обладать двумя герцогствами сразу.
Собравшиеся на рейхстаге князья одобрили это решение короля лишь потому, что едва ли поняли все его далекоидущие последствия, тем более что подробности этого соглашения долгое время держались в секрете. И все же многих должно было удивить, что именно Барбаросса, который недавно подверг суровому наказанию епископа Регенсбургского из-за формального нарушения им ленного права, этот целеустремленный, умный, полностью сознающий свою ответственность государь согласился на такое ослабление вверенной ему имперской власти. Многим должно было показаться, что от выполнения своего обещания возродить былое величие Империи он отстоял теперь дальше, чем когда-либо прежде.
Однако в голове Фридриха уже тогда вызревал план, по которому он намеревался не только с лихвой возместить утраченное, но и упрочить свою власть. Решение баварского вопроса не было простым отказом от старинных королевских прав — вскоре оно должно было стать основной предпосылкой для реализации продуманного до мельчайших деталей замысла. Это была идея Империи, выходившей далеко за рамки Германского королевства. Примирение с Генрихом Язомирготом, а еще в большей мере удовлетворение притязаний Генриха Льва благополучно прекратили роковую внутригерманскую распрю. Королевская власть пошла на большие уступки, зато враги короны превратились в ее друзей, благодаря чему появилось больше возможностей для реализации имперской идеи.
Этот замысел предполагал превращение Италии во владение императора. Ни один из имперских князей не проявлял заинтересованности в будущей судьбе Ломбардии и Романьи; даже тосканские области, «имение графини Матильды», едва ли стали бы предметом ожесточенных споров. Все эти богатые области были предоставлены императору, если бы только он сумел достаточно авторитетно заявить о своих старинных правах на них. В самой Италии под этими правами усматривали всего лишь пустые формальности, но, опираясь на правовые суждения юристов из Болоньи и на сильное войско, можно было наполнить их реальным властным содержанием, как это сумели сделать норманнские правители Сицилийского королевства.
Норманнская держава, обладавшая баснословными богатствами, не знала ленных, феодальных порядков. Здесь всей страной правили от имени короля чиновники, руководимые из центра; здесь не было обладавших наследственными правами герцогов и независимой высшей аристократии. В этом государстве были только слуги короля и подданные.
Для Фридриха подобная система управления при помощи чиновников не была новшеством. Еще его отец таким же способом произвел переустройство и сплочение Швабии. Тем неодолимее завладела Фридрихом идея превратить, опираясь на старинные, но не утратившие, как хотелось ему думать, свою силу имперские права, северо-итальянские области с их богатыми городами в собственное эффективно управляемое владение. Ни одно герцогство в Империи, даже Бавария и Саксония вместе взятые, не принесло бы таких доходов, какие могли давать в императорскую казну поступления от этих городов. Что значили по сравнению с этим отказ от судебных прав в Австрии и даже, в худшем случае, необходимость терпеть женщину в качестве герцога!
