Фледдер слушал его с нескрываемым восторгом.

— Простите, а что такое весь свободный состав? — с интересом спросил он после того, как Декок положил трубку.

На лице инспектора вновь заиграла насмешливая улыбка.

— А это, сынок, — мы с тобой. Ты да я, только и всего. В конце концов, ты сам напросился. Зато теперь у тебя появилась возможность наблюдать за моими методами в действии. Вспомни поговорку: «Не дразните старую собаку, она еще может цапнуть!»

Похоже, мысль об этом изрядно его забавляла. Зато Фледдер от таких слов застыл, не в силах ничего произнести.

Тем временем Декок неторопливо подошел к вешалке, выбранной им для своего любимого старого дождевика. Пояс настолько перекрутился, что скорее напоминал видавшую виды бельевую веревку — уж слишком небрежно инспектор затягивал его на своей высокой нескладной фигуре. Сейчас его обычно спокойные серые глаза горели задором.

Наконец Фледдер обрел дар речи.

— Куда вы собрались?

— Куда мы собрались, — поправил его Декок. — Спрячь эти папки подальше — мы с тобой отправляемся на дело. В первую очередь — к Молли Фонарик.

— Я уже ее допрашивал, — предупредил Фледдер.

— Разумеется, — весело усмехнулся инспектор. — Но наш сегодняшний визит будет носить неофициальный характер. Причем здесь допрос? Мы просто заглянем в гости, и ничего более.

Кличка Фонарик, вот уже бог знает сколько лет назад приставшая к Старой Молли, содержала явный намек на ее работу в Квартале красных фонарей. Начав свою карьеру проституткой, она была отлично знакома со всеми нюансами древнейшей профессии и в отличие от многих других товарок копила деньги. Когда сбережения превратились в скромный, но надежный капитал, Молли купила старый дом неподалеку от центра Амстердама, в том же районе.

Сначала ей пришлось несладко — проценты по закладной на дом оказались непомерно высокими. Но продлились эти мучения относительно недолго. Вскоре женщина заработала достаточно, чтобы выкупить закладную и стать уважаемой в определенных кругах содержательницей борделя, одной из самых известных «мадам» в Квартале. Если по отношению к содержательнице публичного дома уместно употребить слово «хорошая», то Старую Молли по праву считали таковой — во всяком случае, коллеги по бизнесу, — поскольку она и впрямь заботилась о своих девочках.

Разумеется, как и любая другая «мадам», Молли не упускала своего ни на грош, однако в этом, собственно говоря, ее работа и заключалась. Сидя на стуле возле окна, хозяйка борделя зорко следила за приходом и уходом клиентов. Она обладала редкой и поразительной способностью угадывать, какую сумму тот или иной мужчина готов выложить за визит к ее подопечным. Для того чтобы учесть такие немаловажные факторы, как одежда и настроение клиента, Молли обычно хватало одного-единственного взгляда. Несомненно, это качество имело неоценимое значение для ее бизнеса, которым она успешно занималась, преспокойно обходясь без расписок и кассового аппарата.

Цены за услуги оставались гибкими настолько, насколько готов был раскошелиться дурак, как любила говорить сама Молли. Именно такая публика в основном и посещала ее заведение. Доля хозяйки составляла половину заработка каждой девушки: ровно пятьдесят процентов. Хозяйка не ломала голову над сложными расчетами, а просто-напросто вычитала из их выручки полагавшуюся ей сумму. Девушки платили честно и, как правило, не прибегали к уловкам, поскольку знали: Старая Молли ошибается редко, а если и ошибается, то не намного.

Содержательница борделя встретила детективов с подозрительностью человека, привыкшего жить на грани закона. С лица Молли не сходила улыбка, но глаза всегда оставались жесткими, холодными и… тревожными. Впрочем, между ней и представителями власти всегда царило полное взаимопонимание. Хотя бордели не были легальными, к ним относились более-менее терпимо.

Декок, без особых церемоний выдвинув из-под стола стул, уселся на него с таким видом, будто пожаловал сюда на обед. Чуть замявшись, Фледдер последовал его примеру.

— Что вам угодно?

— Кофе, — лаконично бросил инспектор. — И желательно поменьше мышьяка.

Явно не оценив шутку, Старая Молли с неприязнью уставилась на Декока, однако, злобно сверкнув глазами, покорно отправилась на кухню.

— Посмотрим, может, что-нибудь и получится, — обронила она на ходу. — В конце концов, жизнь заставляет угождать малейшим прихотям наших мальчиков в синем.

— Весьма похвально с вашей стороны, — усмехнулся инспектор.

Едва Молли вышла, он встал и, пересев на ее стул возле окна, внимательно посмотрел сквозь полупрозрачные занавески. Снаружи, за деревянной рамой, была установлена весьма любопытная система зеркал, похожих на автомобильные. Она позволяла видеть берег канала в обоих направлениях. Отсюда все просматривалось как на ладони. Мужские фигуры нерешительно переходили от одного окна-витрины к другому, деловито оценивая выставленных на продажу, обнаженных в разной степени «жриц любви». Рассеянный свет красных и розовых фонарей помогал скрыть неизбежные изъяны телосложения и представить товар в наиболее привлекательном виде. Именно освещение окон и комнат проституток дало название всему кварталу.

В числе прочих Декок обнаружил зеркало, расположенное почти горизонтально, что позволяло видеть вход в дом Молли. Таким образом, пока она сидела у себя на стуле, никто не мог войти или выйти незамеченным. Все это представляло собой отличный наблюдательный пост.

Когда Молли вернулась с кофе, инспектор по-прежнему сидел у окна.

— На кой черт вам понадобился мой стул? — недовольно проворчала Фонарик.

Брови Декока вновь совершили очередной трюк.

— Просто смотрю, — подчеркнуто вежливо, с дружелюбной улыбкой ответил он. — Смотрю… и прикидываю, могли бы вы видеть, как в дом вошел убийца Сони… — Для пущего эффекта инспектор сделал паузу. — А потом вышел…

— Говорят вам: я знать ничего не знаю! — буркнула Молли, гремя кофейными чашками на подносе. — Сто раз сказала вашим легавым, что ничего не видела.

Декок медленно кивнул.

— Ну, предположим, это вы так утверждаете, — насмешливо протянул он. — Разумеется, я читал все рапорты. Однако искренне надеюсь, что вы не думаете, будто я в это поверил. А если уж совсем откровенно, то мне ни одно слово не показалось правдивыми. — И старый инспектор, слегка вздернув голову, строго посмотрел на «мадам». — Послушайте, Молли, мы взрослые люди, и давно знаем друг друга. Давайте не будем играть в прятки. Вы всегда точно знаете, что происходит в доме. И всегда уверены в том, кто пришел, а кто ушел. — Он прищелкнул языком и удивленно развел руками, выражая глубокое неодобрение подобного упрямства. — И вот теперь, именно в тот единственный раз, когда не где-нибудь, а в вашем доме произошло убийство, вам ничего не известно? Бросьте, Молли, вы же не думаете, что я и в самом деле такой болван?

Хозяйка борделя, смущенно потупившись, переступила с ноги на ногу, поставила поднос на стол, помассировала затылок и пробормотала:

— В тот день я неважно себя чувствовала. Точнее, совсем паршиво. И рано легла спать. — Проковыляв к камину, женщина взяла с мраморной доски маленькую коробочку. — Вот, сами гляньте, порошок от доктора. Сильный порошок Его надо принимать каждый день. Если не верите, спросите у дока сами. И он вам скажет, что я больна.

Декок с наигранным изумлением воззрился на «мадам».

— Больны?! Вы… и вдруг больны? — В голосе инспектора звучал неприкрытый сарказм. — Что ж, все бывает в первый раз. Должно быть, и с вами это впервые в жизни. Пока я служу в этом участке, вы не пропустили ни одного дня. Кстати, позвольте-ка на секунду взглянуть на вашу коробочку.

— Там нет этикетки, — нервно сказала Молли.

Декок усмехнулся.

— И тем не менее, позвольте ее сюда…

Женщина дрожащей рукой протянула коробочку инспектору, и тот, внимательно осмотрев ее, с осуждением выпалил: