– Я вам еще раз повторяю, – уже более жестко произнес директор, – что одно дело – претензии к Бомбергу как журналисту. Это обычный и даже заурядный процесс ведения споров двумя сторонами. Другое дело – убийство человека. И я категорически против того, чтобы трепали имя нашей фирмы в связи со смертью журналиста. Более того, мы это никому не позволим. Всякий, кто захочет заработать себе авторитет на этом деле, серьезно рискует нарваться на неприятности. В общем, копайте там, где нужно, и не лезьте туда, куда вас не просят.

Концовка речи Барсукова была выдержана в том тоне, в котором начиналась наша беседа. И я понял, что пора закругляться. Видимо, ничего путного мы здесь больше не услышим. И мои мысли тут же подтвердились действиями Барсукова. Он встал и сказал:

– Господа, я считаю оконченным наш разговор. Я сегодня крайне занят.

Седой порывался еще что-то спросить, но я опередил его. Я поднялся с места и сказал:

– Нам действительно пора. Спасибо за беседу.

– Пожалуйста, – раздраженно ответил Барсуков и вызвался нас проводить.

Мы спустились на первый этаж и, пройдя мимо мясных рядов, у входа распрощались с Барсуковым. Скорее всего директор решил все-таки оставить о себе благоприятное впечатление. «С чего бы это?» – подумал я.

Еще несколько минут мы постояли у рынка, ловя машину. Потом погрузились в какую-то старую «Ниву» и поехали в редакцию. Всю дорогу мы молчали, так как обсуждать, собственно говоря, было нечего. Однако, зайдя в нашу комнату в редакции, Седой тут же спросил:

– Ну, что-нибудь уяснил для себя?

– Если откровенно, то ничего, – ответил я. – Думаю, что мы просто зря потратили время. Надо узнать сегодня вечером у Дынина, работают ли менты над этой версией…

Дверь кабинета открылась, и перед нами предстал ответственный секретарь Савраскин.

– Где материал? – спросил он.

– Какой материал? – удивленно взглянул на него Седой. – Я сегодня ничего сдавать не должен.

– Ну, этот материал в медицинскую колонку… Я не знаю, кто из вас его пишет.

Седой вопросительно посмотрел на меня.

– Я еще утром отдал его в набор. Вернее, положил в папку, как мне и сказали, – ответил я.

– А почему после этого не отдали его мне?

– А зачем он тебе должен отдавать? – спросил Седой.

– У нас новый порядок. Теперь все материалы сдаются мне с указанием имени компьютерного файла, обязательно с расширением «txt» и указанием объема в килобайтах.

– Недавно же приняли решение, что все сдается в компьютерном варианте…

– Да, приняли. Но потом отменили, – сказал Савраскин. – Потому что не все работают на компьютере, а пишут вручную или приносят тексты, набранные на машинке. Они постоянно теряются. Поэтому теперь все некомпьютерные материалы должны сдаваться мне.

– Савраскин, ты теперь каждый день технологию менять будешь? – спросил Седой.

– Если этого требуют интересы дела, то буду. И вас об этом не спрошу! – категорически заявил Савраскин. – Вы идите и ищите эту статью где хотите!

Я безропотно поднялся и отправился в секретариат. В папке «В набор» статьи не оказалось. Наборщица, которая обрабатывала мой материал, по каким-то делам отлучилась из редакции. На вопрос: «Где статья?» – вразумительного ответа мне не смог дать никто. Наконец, перерыв все, статью нашли в папке «На корректуру». После чего меня заставили отдать статью корректору, который исправил имевшиеся ошибки и отдал ее мне, чтобы я передал ее наборщице для исправления ошибок в компьютерном варианте. После этого я сообщил о своих действиях Савраскину, который высокомерно заявил мне о том, что с этого момента он держит ситуацию под контролем и что я могу быть свободен. Вернувшись в кабинет к Седому, я выразил удивление, как можно в таком простом действии, как сдача материала в набор, развести столько бюрократии. Седой усмехнулся и ответил мне:

– Как говорит ответственный секретарь Савраскин: «Главное – наладить технологический процесс».

– На сегодня с меня хватит ваших газетных технологий. Пожалуй, я пойду домой.

– Я, наверное, с тобой, – сказал Седой. – Посидим, выпьем пива.

– Хорошая идея, – согласился я.

Мы вышли вдвоем из здания издательства и отправились ко мне домой, попутно зайдя в магазин за пивом. Погода была великолепной, стоял тихий майский вечер. Теплый ветерок обдувал наши лица, когда мы шли по набережной. Каждый из нас нес в руках два пакета с «Хольстеном».

В приподнятом настроении мы вошли в мой подъезд и остановились в ожидании лифта. Поскольку лифт почему-то долго не приезжал, мы решили все же подняться на третий этаж пешком. Не успели подняться по одному из лестничных маршей, как путь нам преградили два здоровенных парня.

Поначалу этой встрече я не придал никакого значения. Парни расступились. Осознал я опасность ситуации, когда сзади глухо вскрикнул Седой. Я развернулся и с удивлением обнаружил, что Седой уже лежит на ступенях, а один из молодчиков лупит его ногами и резиновой дубинкой, которая неожиданно появилась у него в руках. Я перевел взгляд на второго. Детина осклабился, а потом ткнул мне в лицо дубинкой. Перед глазами у меня все поплыло, и я, держась одной рукой за стену, тихо сел на ступеньку лестницы.

Смутно я услышал, что один из молодчиков сказал другому:

– Этому, по-моему, хватит… Толстомордому еще наваливать будем?

Мой обидчик посмотрел на меня и сказал:

– Он какой-то хлипковатый оказался… Такой боров, а свалился от одного удара!

Я проглотил слюну и задал, на мой взгляд, резонный вопрос:

– Ребята, а что вы хотите? У нас только пиво.

– Пиво? – удивленно переглянулись парни.

– Да, пиво… «Хольстен» в банках.

Один из парней взял пакет, достал оттуда банку и открыл ее. Сделав два больших глотка, он передал банку другому и сказал:

– Пиво – это хорошо.

Второй тоже отхлебнул пива и стал поливать остатками стонущего на ступенях Седого.

– Ну что, козлы? – спросил он. – Вы поняли, что вые. ваться нехорошо?

Седой, видимо, не понял, поскольку в ответ обложил бандитов матом. Они снова принялись обрабатывать его ногами уже вдвоем. Я, собрав последние силы, поднялся и налег на одного из них. Однако бандит сильно ударил меня локтем в бок. У меня перехватило дыхание, и я медленно сполз вниз. После этого получил еще несколько ударов и скрючился на полу рядом с Седым. Бандиты все же старались не особенно. Из их слов и действий можно было предположить, что это скорее всего предупреждение.

– В общем, так, уроды… Пишите там свои писульки о природе и погоде, а куда не надо, свои вонючие носы не суйте. У серьезных людей и без вас забот хватает. В следующий раз мы вам эти дубинки в жопу засунем и через рот вынем.

От побоев мое тело мерзко ныло. Но еще гаже было на душе. Тут мы услышали знакомый суровый голос:

– Так… Что здесь происходит?

И после некоторой паузы:

– Что это, бл. дь, за бардак?!

Я поймал себя на мысли, что очень давно не радовался этому голосу. В какой-то момент мне даже показалось, что это самый родной и дорогой для меня голос во всей Вселенной. Я приподнял голову и сквозь туман разглядел стоящего на лестнице внизу своего приятеля Дмитрия Дынина.

Бандиты окинули Дынина скептическими взглядами и спросили:

– А тебе что, п. дюк лысый, надо? Вали отсюда, пока мы из твоей лысины жопу не сделали!

Оба молодчика угрожающе надвинулись на Дынина. Но наш славный воин не растерялся и быстренько сунул руку в карман. В момент, когда головорезы приблизились к нему, он, словно бабочку, выхватил из кармана свое милицейское удостоверение и изящным движением раскрыл его.

– Капитан милиции Дынин. Бр-росить оружие, р-руки на затылок! – раздался громоподобный голос неутомимого борца с преступностью.

В подтверждение своих слов Дынин добавил:

– Потом будет хуже…

Молодые люди, видимо, не очень любили милицию и пиетета перед ней не испытывали. Поначалу они тупо смотрели на удостоверение Дынина, потом переглянулись, и один из них сказал другому: