– Это еще не выпили, – равнодушно ответил я. – Между прочим, твое ерничание не имеет под собой серьезного основания. От каждого проведенного мною дела дивиденды имели все – Дынин получал благодарности от начальства и повышение в звании, а ты писал разгромные статьи, отчего становился популярнее и богаче…

– Ладно, ладно! Я разве что говорю?! – примирительно сказал Седой. – Кстати, о статьях… Не хочешь ли ты сам заняться?

– В каком смысле? Писать о наркомафии и организованной преступности?

– Нет, – усмехнулся Седой. – Для этого у нас есть более крутые люди. Я вчера говорил с редактором, он мне вскользь бросил фразу о том, что нашей газете необходим медицинский колумнист.

– Это как? – поразился я.

– Ну, будешь вести регулярно колонку на медицинскую тему…

– И что в ней писать?

– Осенью и весной будешь советовать людям беречься от насморка и гриппа, летом будешь рекомендовать, как правильно загорать, а зимой – как не отморозить себе кое-что, если заснул пьяным на льду…

– Понятно. Веселуха еще та…

– Но это ведь хоть какое-то дело! – возмутился Седой. – Ты вот здесь сидишь и пиво сосешь.

– Я лежу! – уточнил я.

– Тем более! Скоро уже больше центнера весить будешь… А так хоть развеешься, с людьми пообщаешься. Люди у нас там, – Седой закатил глаза, – интересные до жути! Необъятное поле для психиатров и любителей созерцания жизни. Если я буду писать мемуары, боюсь, что идиотам от газетного мира придется посвятить, как минимум, треть книги!

– Заманчивое предложение, черт возьми! Мне вообще нравится сегодняшняя профилактика моей психики в твоем исполнении. Сначала что-то предложит, а потом все раскритикует, хотя говорит, что это мне подходит. Приглашает поработать, пообщаться с коллективом и тут же сообщает, что там одни ненормальные.

– Нет, люди они хорошие, интересные, – возразил Седой. – Я думаю, тебе там понравится. Работа, конечно, не очень денежная, но, я думаю, для тебя это не главное. Так что давай, соглашайся!

– Ну, уговорил, – сказал я, вставая с дивана. – Пойдем пожрем чего-нибудь.

Седой протянул мне пакет и сказал:

– Вот тебе продукты, иди готовь, а я пока своему главному позвоню, чтобы вакансию для тебя забить…

И, взяв трубку радиотелефона, Борисов решительно пошел вместе со мной на кухню.

– Алле, Василий Борисович? Это я, Леонид… Ты мне сегодня говорил насчет колумниста – так я нашел тебе новую рубрику и человека, который будет ее вести… Какую? Медицинскую… В нашей газете в самый раз… Нет, я не шучу. Есть профессиональный медик, сейчас без работы… Но по крайней мере медицинскую рубрику он может вести вполне, – Седой посмотрел на меня с усмешкой. – …Нет, ему много не надо. Семьсот рублей в месяц платить будешь – и хватит. Его согласие я получил… Хорошо, договорились, завтра он приедет.

Седой попрощался с начальником и положил трубку на стол.

– В общем, завтра в три часа подруливай к нам, – сказал он. – Шестой этаж, я сижу в кабинете шестьсот пятом. При входе вахтеру назовешь мою фамилию.

Я кивнул и поставил на стол яичницу с беконом. Открыв две банки джина с тоником, которые стояли со вчерашнего дня в холодильнике, мы приступили к трапезе.

– Слушай, а у меня получится? – спросил я. – Я ведь никогда ничего не писал.

– Все у тебя получится, – ответил Седой, запихивая в рот большой кусок яичницы. – Во-первых, чтобы делать колонку, не обязательно быть журналистом. Это скорее работа для узкого специалиста, который пишет о том, чего другие не знают. Главное – писать ясно, доступно.

– А во-вторых?

Седой прожевал кусок яичницы.

– В журналистику вообще идут те, кто не нашел своего места в жизни. Иными словами, всякий сброд. Работа журналистом же окончательно превращает их в инвалидов умственного труда. Это как в жизни – один умеет излагать свои мысли красиво, другой – однообразно. Но в газетах пишут и те и другие.

– А как же талант писателя?

– Писатель – одно, а журналист – другое. Написать книгу может не каждый, а написать статью может практически любой. В космонавты же не всех берут, а в автомобилисты практически всех, даже инвалидов… Так что журналист – не профессия, а скорее стиль жизни, – закончил Седой.

– Спасибо, Леня! Просветил… – сказал я, приканчивая свою яичницу. – Значит, я с завтрашнего дня могу причислять себя к тому сброду, который занимается журналистикой.

– Угу, – сквозь пережевывание буркнул Седой. – Но ты особенно-то не огорчайся. Я вот, например, давно к этому сброду принадлежу – и ничего, живу… Порой даже весело.

– Вот давай за это и выпьем! – сказал я, поднимая баночку с джином. – За веселую жизнь…

– Поехали! – сказал Седой и залил в себя джин.

После обеда Борисов откланялся, напомнив мне о том, что я завтра должен быть как штык в три часа у него в кабинете.

Остаток дня я провел в размышлениях о целесообразности этого шага. Я же все-таки уже не мальчик, чтобы начинать заниматься чем-то новым, неизвестным, к тому же тем, к чему меня никогда в жизни не тянуло. Но я уже настолько утомился от зимнего сидения дома, что попасть в новую среду, пусть и незнакомую, для меня все же было, несомненно, полезно. В конце концов я же оставляю за собой право в случае чего покинуть работу, хлопнув дверью… Ради справедливости надо бы сказать, что в своей жизни я делал это несколько чаще, чем нужно.

И все же в конце вечера я однозначно решил, что попробовать силы в новом деле и проветриться для меня будет полезно. Ведь и работа детектива, которой я зарабатывал на жизнь в последние годы, когда-то тоже была новым делом. Никто и представить себе не мог, что такой обычный человек, как я, в чем-то даже ленивый, мог достичь на этом поприще определенных успехов.

Я вспомнил, как проходили мои первые дела. Все начиналось с расследования каких-то малых, на первый взгляд, незначительных вещей и заканчивалось громкими разоблачениями – была обнаружена подпольная типография, где печатали фальшивые деньги, раскрыта сеть пиццерий, в которых продавали пиццу с наркотиками… Немало убийц понесли заслуженное наказание. И что особенно приятно – удалось доказать невиновность многих людей, и с них были сняты обвинения. Кто бы мог подумать, что такой осторожный домосед, как я, попадет по доброй воле в экстремальные ситуации, связанные с риском для жизни.

На этой мажорной ноте своих воспоминаний о славном прошлом я и погрузился в сон.

Утро следующего дня было обычным. Май вовсю царствовал в городе, и улицы окрашивались в яркие зеленые тона, дачники потянулись на природу, на свои огороды.

Никогда не понимал этого идиотского увлечения дачами! Если когда-нибудь я и ездил туда, то только для того, чтобы выпить с товарищами ящик пива или чего покрепче…

Неспешно сделав все привычные для себя утренние процедуры, как-то: умывание, завтрак, просмотр газет и утренних новостей по спортивному телеканалу, – я вышел в полдень из дома, погулял, а около трех часов дня очутился возле восьмиэтажного стеклянно-бетонного здания, где в прежние времена размещался «Советский пропагандист», а теперь это превратилось в Издательский дом «Дело».

Войдя в вестибюль, я по своей старой привычке совершенно не замечать вахтеров отправился внутрь помещения. Вахтерша, которая в этот момент приканчивала свой обед, решила не портить себе аппетит дурацкими вопросами о том, куда и зачем я направляюсь, и проигнорировала мое появление в стенах здания.

Поднявшись на лифте на шестой этаж, я быстренько отыскал комнату шестьсот пять и, постучав, зашел внутрь. В принципе, я мог бы и не стучать, так как в комнате был лишь один Седой. Он занимал один из двух столов, стоящих у окна. Всего же в кабинете насчитывалось три рабочих стола. В момент моего появления в кабинете Борисов активно стучал пальцами по клавиатуре компьютера, набивая, конечно, свою очередную журналистскую «нетленку». Содержание «нетленки», видимо, сводилось к тому, как важно, чтобы почта работала бесперебойно, или к описанию того, какие блестящие перспективы откроются у нашего города, если он согласится принять у себя межрегиональную выставку овощных и бахчевых культур.