– А как звать его, не помните, наверное, – грустно сказал я. Толстуха растрогалась.

– Да Уголь его кличут, Клавдия Никитишна, царствие ей небесное, уж года четыре как его завела. Только как ни воспитывала, все без толку. Лазит везде, озорует.

– А он сегодня крысу поймал! Вот такую! – решил я защитить свое приобретение и показал размеры крысы.

Бабки брезгливо поморщились.

– Это он может, – неохотно признала толстуха, – первый крысолов на улице.

– Меня Антон зовут, – представился я, как будто только сейчас вспомнив о хороших манерах, – спасибо вам большое!

Толстую бабку звали Верой, а молчаливую, в платке, – Ольгой Афанасьевной. Попрощавшись с ними, я вернулся домой. Ясное дело, бабки бы еще поболтать не отказались, где-нибудь до вечера, вот только неинтересные они.

Кота по имени Уголь на кухне не оказалось. Вылизанная досуха миска из-под борща стояла рядом с холодильником и льстила моему самолюбию повара. Поискав кота по дому, я понял, что этот бабкин питомец не иначе как умеет просачиваться сквозь стены. Его не было нигде. Это было очень странно, если учесть, что двери и окна были все закрыты. Может, под кроватью где-нибудь сидит? Хотя нет, не производит кот Уголь такого впечатления. Просто ушел по делам.

Тут до меня наконец дошло, что уже половина пятого, и я голоден как волк.

После того, как я поел, помыл посуду и слегка отчистился от остатков соломы, можно было заняться делами. Например, засесть за компьютер. Что я и сделал, и на полтора часа выпал из реальности.

Тем временем на улице послышался шум подъезжающей машины: похоже, приехал отец. Точно, наш порядком потрепанный «жигуленок» уже стоял около дома, а отец, одной рукой удерживая какой-то сверток, второй открывал дверь.

– Привет, пап! – я прикрыл дверь в подвал.

– Привет, привет! – откликнулся он, стоя на пороге. – Открой-ка мне.

Я подошел и придержал перед ним дверь.

– Спасибо! Пошли, что ли.

– Пап, – сказал я ему в спину, – а ты с бабкой Клавой был близко знаком?

– Как тебе сказать, – он с грохотом сгрузил сверток на стол в прихожей, – я у нее в гостях был три раза за всю жизнь. Первые два – когда мне еще четырнадцати не было, а еще раз три года назад. А что это она тебя так заинтересовала?

– Я тут с местными бабульками познакомился, – издалека начал я. – Похоже, не любили они ее.

– Ну, ее и родственники недолюбливали, если честно. А мне она не то чтобы нравилась – интересовала, – отец снял свое черное длинное пальто и остановился в задумчивости.

– Расскажи поподробнее, – попросил я.

– Да я толком ничего и не помню почти. Вообще она очень прямым человеком была и честным. Знаешь выражение – как кремень, вот это, по-моему, про нее. Всегда правду в глаза говорила. Всем, – отец улыбнулся каким-то своим воспоминаниям и даже покрутил головой. – А пойдем-ка пока что-нибудь на зуб положим, а то на пустой желудок вспоминается плохо.

В кухне он с интересом покосился на пустую миску на полу, но ничего не сказал. Он вообще-то мировой парень, мой отец.

Я поставил кастрюлю с борщом на плиту, зажег газ и уселся напротив него за стол.

– Сейчас все будет, ты про бабку Клаву дорасскажи.

– Ее, помнится, кем-то типа ведьмы считали. Боялись даже. Вроде как могла она судьбу предсказывать или еще что-то. Приходили иногда, шептались с ней в ее комнате – она самая дальняя здесь, та, что с дубовым комодом. Я у нее гостил всего недели две с половиной в общей сложности и видел двоих, которые к ней приходили. Со мной она не откровенничала никогда и воспитывать не пыталась, а мне от нее ничего больше и не надо было.

Борщ уже кипел, и мы прервались на еду. Потом немного поиграли на компьютере в автогонки. Завтра отец был свободен, он специально взял отгул для того, чтобы съездить со мной в школу, поэтому мы не торопились.

Уже перед сном я пошел еще раз поискать по дому кота и обнаружил его в бабкиной комнате, на комоде. Он немного поглазел на меня сверху своими глазами-прожекторами и пошел спать у меня на кровати. Странно, но вот уже третью неделю я не видел ни одного сна. Совсем.

Утром мы все втроем пошли позавтракать, причем Уголь хозяйской походкой сразу подошел к вчерашней миске, наверное, считая ее уже своей. На отца он покосился недоверчиво, но погладить себя дал.

– Странно, что он вернулся, – сказал отец, поджаривая яичницу, – мне казалось, что коты обычно уходят из дома, когда хозяева исчезают.

Уголь никуда исчезать не собирался, с вожделением следя за приготовлением еды.

– Он вчера крысу поймал – вот такую! – для убедительности показал я руками. Крыса получилась с поросенка. Не то чтобы я беспокоился, что отец его выгонит, а просто на всякий случай. Подстраховаться не помешает.

– Я его у бабки Клавы еще котенком видел, – отец ловко раскладывал по тарелкам яичницу-глазунью, – тощий, как велосипед, вечно носится как угорелый, птиц всех в саду переловил, сплошная головная боль, словом.

Надменно смотревший на нас Уголь тоже получил свою порцию и с достоинством приступил к еде.

– Не думал, что такая зверюга вымахает, – закончил отец.

Через час мы уже сидели в машине. Отец уверенно вел ее куда-то к центру, где я еще не бывал.

Как выяснилось по дороге, специализированного физического класса в школе не было, а были химический и математический. Так что у меня был выбор. Сегодня мы собирались посмотреть и тот, и этот. Дело сильно облегчалось тем, что до каникул оставалось чуть больше двух недель, а все, что мне нужно было сдать, я сдал еще в своей школе, – мне разрешили это из-за переезда. Вообще-то было неуютно. Я плохо схожусь с новыми людьми, в старой школе у меня друзей считай и не было. Приятели были, но не друзья.

Тем временем мы уже прибыли. Ехали мы минут десять всего, к тому же неторопливо. Значит, ходьбы досюда минут двадцать, не больше.

Трехэтажное кирпичное здание, около которого мы остановились, было интересно по двум причинам. Для начала – оно было большое. То есть действительно большое – не меньше ста метров в длину, да еще в три этажа. А второе – это огромные окна, занимающие почти весь фасад, в которых отражалось утреннее солнце.

Перед школой было что-то вроде небольшого скверика с несколькими старыми деревьями. Сбоку, на спортплощадке, здоровенный дядька в тренировочном костюме гонял баскетболистов, и несколько старшеклассников курили, скрываясь за углом. Больше никого не было видно. Солнце пригревало все сильнее, и несколько окон было уже открыто.

Из приоткрытого окна первого этажа доносился ровный женский голос, произносящий иностранные слова. Судя по всему, это был кабинет английского.

Внутри школа оказалась прохладной и тихой. Пахло мокрым полом и еще чем-то. Мальчишка-дежурный, мокрой шваброй разгонявший по полу воду, при нашем появлении заработал ею быстрее.

Пара дежурных старшеклассников не обратила на нас внимания, они болтали друг с другом. В конце коридора кто-то пробежал. Наверное, отпросился в важное место по неотложным делам.

В общем, все совсем как у нас. Я перестал нервничать и двинулся вслед за уверенно идущим отцом. Он остановился перед кабинетом с табличкой «Директор». Кроме нас, здесь еще находился какой-то верзила, наверное, из старшеклассников, с очень невеселым лицом. При виде нас он заметно приободрился. Наверное, расправа откладывалась.

В дверях показалась средних лет плотная женщина с сердитым лицом.

– Гислер!.. – начала она, глядя на верзилу, и осеклась, увидев нас.

– Здравствуйте, Николай Борисович, – поздоровалась она с отцом, устало улыбнувшись. – А ты, Гислер, подождешь здесь!

На лице верзилы появилось выражение типа «ну и не очень-то хотелось».

– Так это ваш сын? – спросила женщина, и, не дожидаясь подтверждения, продолжила:

– Заходите, пожалуйста.

И мы прошли за ней в кабинет. Внутри стоял массивный стол, окно было приоткрыто, но все равно припахивало табачным дымом. Похоже, директриса курила.