Вив не сдавалась:

— Ну и что, может, это его двоюродная сестра, в гости приехала.

— Ты еще скажи, переодетый Далай-лама. Давай рассуждать логически: два человека в ресторане. Один из них мужчина, другой — женщина. Сдается мне, что это похоже на пару. Нормальные пары ходят иногда поужинать. Я знаю, я читала в воскресном приложении к «Сандей».

* * *

После ресторана они вместе дошли до собора. Он весь сиял в вечернем освещении, но некому было любоваться на эту красоту — все туристы уже уехали. Днем тут обычно бывало столпотворение: фланировали группы японцев, ведомые гидами-тамбурмажорами с высоко поднятыми зонтиками; толпились легионы французских школьников в голубых кепках и с одинаковыми пластиковыми кошельками на шее, на которых словно было написано крупными буквами: «Паспорта и деньги здесь. Можно красть». Теперь же было тихо.

Белла перешла через мост, под которым темно поблескивала река. Тихо покачивались лодки, постукивая друг о друга деревянными бортами. Стояла волшебная, чарующая ночь. В такую ночь возлюбленный мог бы вдруг повернуться к тебе и сказать: «Едем в Рим, сейчас же!» Неужели у кого-то и вправду так бывает? Вив часто жаловалась, что Ник всегда был тяжел на подъем. И сама Белла не могла припомнить, чтобы хоть с одним из парней у нее что-то произошло спонтанно. Ни с кем не довелось ей внезапно улететь в Европу, заняться сексом на полу кухни или в ванной. Однажды, видимо, под влиянием гормонов они с Шоном, который был ее парнем до Патрика, попытались заняться любовью на лестнице. Приятного оказалось мало: штанины сразу перепутались, коленки лезли не туда, а ступеньки врезались в спину. Пока они, стреноженные джинсами, взобрались наверх, в спальню, их бешеная страсть уступила место унылому сарказму.

Это только в женских журналах пишут: «Любовь потеряла свое очарование? Займитесь сексом в необычном месте». Или: «Положите в карман бойфренду любовные записочки, пусть он найдет их на работе. А когда вы на людях, не забудьте шепнуть ему, что забыли надеть трусики».

Да он подумает, что у вас преждевременный маразм! Например, вы ему шепнете про трусики в «Теско»[4], в отделе консервов. То-то он удивится. А может, он так возбудится, что тут же затащит вас за прилавок с пастеризованным молоком? Или завалит на морозильную камеру с полуфабрикатами? А если у вас попа замерзнет? А другие покупатели — станут ли они по-английски делать вид, что ничего не происходит? Или будут пытаться дотянуться до ручки морозилки у вас за спиной, приговаривая: «Прошу прощенья, дорогуша, я только достану мандариновый кекс. Видите ли, моя золовка его очень любит».

Навстречу ей идут, обнявшись, парень с девушкой. Через каждый шаг они останавливаются, чтобы поцеловаться, и покачиваются, словно подвыпившие крабы. А вот и пожилая парочка. Им далеко за пятьдесят, они держатся за руки. Когда она еще была с Патриком, ей нравилось смотреть на других влюбленных. Словно была какая-то тайна, известная только им одним. Она помнит, как встречались четыре пары глаз и безмолвно говорили друг другу: «Только мы знаем, как прекрасна жизнь».

Теперь же встреча с влюбленными только расстраивает ее. Какие же они самодовольные. Если вдруг ей снова придется быть в паре (что само по себе звучит ужасно: в паре — как в упряжке или в тюрьме), надо остерегаться такого напыщенного вида. Нельзя так завидовать чужому счастью, одергивает она себя. Прибавив шагу, Белла дает себе обещание мыслить позитивно. Все хорошо. Она независима, поэтому имеет право встречаться с разными мужчинами. У нее есть время заняться домом. Теперь не нужно аккуратно складывать полотенца (чего она никогда понять не могла). Все выходные можно ходить в растянутых майках. И не надо покупать эти безумно дорогие мармеладки — обязательно со вкусом трех фруктов, которые так нравились ему.

Но я их тоже полюбила, честно напоминает она себе. И встречаться мне не с кем. Ну ничего, решает она, главное — захотеть.

Ночью, лежа в постели, Белла думает о Нике и Вив. Ей кажется странным, как безболезненно Вив перешла от «Вив» к «Вив и Ник», как будто так и должно было быть. Она словно нашла свою половинку. Я бы, думает Белла, и внимания не обратила на такого, как Ник. Лысый как коленка, пластилиновый человечек. А его нездоровая страсть к машине! Хотя его бледно-голубая «кармен-чиа» ломается через каждые двадцать миль. И все-таки они с Вив любят друг друга.

Есть и менее подходящие друг другу люди, которые все же живут вместе. Взять хотя бы ее родителей — отец такой мягкий, всегда старается угодить, а мать... хорошо хоть она сама на нее не похожа.

Белле приходит в голову, что, возможно, в эту же минуту Вив тоже думает о ней. Положив голову на плечо Ника, она шепчет: «Бедная Белла совсем вышла в тираж. Целый год без секса. Ей никогда не найти такого парня, как Патрик. Но ей пора его забыть».

И Белла слышит, как в ее голове отдается: забыть, забыть, забыть...

3

Под строчкой «ЙОГУРТ — ИДЕИ?» Белла делает прекрасный набросок с новой начальницы. Шея, воротник рубашки, очки подняты на лоб, — не иначе для того, чтобы рассматривать потолок... Карандаш сам собой продолжает линию, удлиняет подбородок, и вот вместо шефини получается квохчущая над зернышком курица.

— Какие будут предложения? — Селин вопросительно выгибает брови.

Белла поспешно ставит на рисунок кружку с кофе и пытается придать своему лицу осмысленное выражение. Пусть думают, что она взвешивает ответ. О чем вообще идет речь: о йогурте или уже о дизайне загородной гостиницы? Она чувствует себя как нерадивая ученица. Белла Крейцер! Ты опять спишь!

— М-м-м... — начинает она, заглядывая в блокнот к Энтони и пытаясь прочесть подсказку, которую тот лихорадочно там строчит.

— Йогурт, — повторяет Селин. — Есть еще идеи насчет упаковки? Фокусная группа находит старый дизайн слишком простым. Клиентам нужен новый, интересный продукт.

— Я тут подумала, — глубокомысленно кивает Белла (вылитый креативный директор, который жить не может без мыслей об упаковке для йогурта), — и определенно считаю, что мы должны сконцентрироваться на чувственной концепции. Покупатель — я хочу сказать, потребитель, — хочет иметь здоровый, но в то же время приятный глазу продукт. Я набросаю к завтрашнему дню что-нибудь более... сексуальное.

— Отлично! — Селин довольно постукивает ручкой по зубам. — У кого еще есть идеи?

Нижняя губа у Беллы уже болит — так часто она ее прикусывает, чтобы не рассмеяться. На работе она всего ничего, а уже не может сохранять серьезное лицо. Здесь ничуть не лучше, чем в рекламном отделе женского журнала, где она раньше работала. Ну как можно сохранять серьезное выражение, когда взрослые люди рассуждают о йогурте, стиральном порошке и прокладках с таким видом, как будто решают судьбу планеты?

Селин, глава «Скоттон дизайн» (или «Скротум дизайн»[5], как любит выражаться Энтони), во многих отношениях женщина вменяемая и, как она сама часто говорит, «тоже шутки понимает». Но иногда она ведет себя так, как будто из-за некрасивой упаковки обрушатся небеса, не меньше. Для нее катастрофа, если шрифт на пачке прокладок недостаточно хорошо, по ее мнению, передает сухость, свежесть, беззаботность, здоровую сексуальность и динамичный образ жизни. Это же всего лишь шрифт! Да и кому вообще нужны эти прокладки? А для чего тогда трусы? Не иначе скоро будут выпускать прокладки для прокладок. Чтобы ваши прокладки всегда были свежими!

Белла обещает себе прекратить бурчать. И в удачные дни даже может с точностью сказать, какой шрифт лучше передает беззаботность, чем другие. В конце концов, любую работу следует уважать за то, что она приносит средства к существованию. А деньги как раз нужны — на ремонт. Надо избавиться от сырости, починить вытяжку, заменить стекла и дверной звонок и, наверно, морозилку тоже... Перед ее мысленным взором тут же появляется Список Неотложных Дел и принимается опутывать ее, как бинты египетскую мумию. Она закрывает глаза и старается успокоиться, думая о предстоящей встрече с Вив. Только бы не попасться на глаза Селин при выходе.