Он мизинцем провел по ее верхней губе:

— Вот этот милый пушок?

— Это не пушок, это усы. Густые. Ты что, не слышал выражения: Джолен — лучший друг девушки?

— Как?

— Это такой крем для обесцвечивания волос. Не волнуйся, я не стану расхаживать с ним под носом по всему дому. Тем более когда их обесцвечиваешь, — она напрягла верхнюю губу и промычала: — Нао хоить от так. А то упайет.

— Хотел бы я на это посмотреть.

— Ни за что. Мама мне всегда говорила: никогда не позволяй мужчине до свадьбы увидеть, как ты бреешь ноги или обесцвечиваешь усы.

— Думаешь, я убегу, увидев, как ты бреешь ноги? Нет, таким зрелищем меня не проймешь.

Передернув плечом, она ответила:

— Не этим, так другим.

— Ты что, серьезно? — Взяв ее за плечи, он развернул ее к себе лицом. — Ты так и не поняла: я НИКУДА не уйду. Боюсь, тебе от меня никогда не отделаться.

— Ах, мистер Хендерсон, это так неожиданно. — Она замахала рукой перед лицом, как веером.

Он отпустил ее, но тут же снова взял за руки.

— Нет, не неожиданно. Я думал об этом еще до того, как впервые поцеловал тебя.

Поймав выражение ее глаз, он добавил:

— Ты так на меня смотришь, как будто я — зубной врач. Не паникуй. Я не стану тебя торопить. Просто хочу тебе сказать, что мечтаю провести с тобой остаток жизни.

Остаток жизни.Это сколько? По крайней мере, лет сорок или пятьдесят? Или десять, или пять? Или всего год? Три недели? Если бы можно было знать точно.

— Ничего, ты сразу образумишься, когда я перееду к тебе на пять дней кряду.

— Комнаты сдаются? — С портпледом в руках Белла стояла на ступеньках дома Уилла.

— Конюшни заняты, молодая мисси[25]. Придется взять вас в комнату к хозяину.

— Глаза твои бесстыжие! Впрочем, рада видеть, что мастерства ты не растерял.

— Заходи, заходи. — Уилл взял у нее из рук бутылку вина и перевязанную ленточкой коробку трюфелей. Большой обеденный стол был покрыт новой яркой скатертью в клетку. На нем стояла керамическая ваза, полная душистых белых роз и зеленых веточек, все из сада Уилла. Белла наклонилась понюхать один из бутонов и вздохнула от удовольствия. Уилл театральным жестом открыл кухонный шкафчик: чай с ароматом черной смородины, ее любимый.

— А еще, смотри... — И он потащил ее дальше в дом, полный удивительных преображений. Из прихожей исчезли бачки для стекла, бумаги и прочих отходов для переработки, о которые она все время цеплялась чулками, — теперь они были убраны в подозрительно чистый чуланчик под лестницей. У кровати тоже стояли цветы в голубом стеклянном бокале. На аккуратно сложенных полотенцах лежало маленькое мыло — из гостиницы. А на подушке ее ждала обернутая в фольгу шоколадка.

— Не стоит меня так баловать. Еще привыкну.

— В этом-то и состоит мой гениальный замысел.

Он смотрел, как она распаковывает вещи, то и дело предлагая ей вешалки, освобождая для нее еще один ящик, сдвигая в шкафу свою одежду, чтобы она могла повесить свои платья.

— Ты знаешь, я к тебе не переезжаю. Это всего на пять дней, так что расслабься.

— Хорошо, дорогая. А ты привезла свою маленькую пижамку? Положить под подушку?

— Нет у меня никакой пижамки. Зато я чуть было не привезла мою растянутую футболку с надписью «Я пью, следовательно, я мыслю» и нарисованной на ней бутылкой лагера.

— Я всегда знал, что ты для меня слишком умна и изысканна.

— Да уж. И пусть никто не говорит, что и в забеге «Модные ночные рубашки» я тоже отстаю. Эта футболка мне бесплатно досталась, от рекламного агентства, где я тогда работала. Она особенно стильно смотрится в ансамбле с моими толстыми лиловыми перуанскими носками.

— И ты не привезла этот замечательный наряд? Разве ты не знала, что перуанские носки буквально сводят меня с ума? Чулки не идут с ними ни в какое сравнение.

— О, как жаль, — сказала Белла, притворяясь, что кладет пару невесомых чулок в еще нетронутой прозрачной упаковке обратно.

Уилл вскочил и залез за ними головой в портплед, как гончая в лисью нору.

— Как-то странно, — сказала Белла, когда они после обеда растянулись на диване.

— Что странно?

— Все это. Быть с тобой вместе, как будто это совершенно обычная вещь. Как будто мы — настоящая пара. Давай хоть поссоримся, что ли.

— Это еще зачем?

— Тогда я смогу расслабиться. А то с тобой я чувствую себя почти нормальной. Такой, которую можно полюбить. Меня это смущает.

— Тебя можнополюбить, балда. — Он возмущенно фыркнул. — И мы и правда настоящая пара.

— Да, дорогой.

— Ну вот видишь. Ты же уже жила с мужчиной, ты должна помнить, как это все бывает.

Она кивнула, а про себя подумала: «Но ведь это было совсем по-другому».

_____

— Ну, мистер Совершенство, а почему ты до сих пор не женат?

— Было дело, почти женился. Так что тебе повезло.

— Н-да? Наверно, у той дамы больше не было выбора. — Она погладила шрам над его бровью. — А что значит почти? Дело дошло до алтаря?

— Нет. И это была не дама, а Каролин. Помнишь, я тебе о ней немного рассказывал?

— Хм-м, да. Та худаяблондинка.

— Не будь дурочкой. Я обожаю твои выпуклости. — Он положил руку ей на живот и нежно сжал его. — Ну вот, и прожили мы вместе много лет, Каролин и Уилл, Уилл и Каролин, мы были не разлей вода, как рыба и картошка, как...

— Как Винни-Пух и Пятачок?

— Тихо. Но потом, знаешь, все как-то шло... Одинаково. Год за годом одно и то же, как мамин джем, который никогда не станет лучше... В общем, я к нему привык, и к Каро тоже...

— Каро? Фу-у.

— Да тихо ты, ты хочешь, чтобы я рассказывал, или нет?

И он рассказал ей, что у них с Каролин все вроде бы шло хорошо, они не ссорились, но и не разговаривали. То есть разговаривали, но разговоры их все чаще сводились к обмену сплетнями об общих знакомых из их небольшого круга и новостями с работы. Они часто выходили, вместе и порознь, редко оставаясь дома и один на один; вокруг них всегда были люди, события. И они уверенно, словно по рельсам, катились к браку, и их могло остановить лишь что-то совсем непредвиденное, вроде железнодорожной катастрофы. Они уже обсуждали, где лучше устроить свадьбу, когда Каролин вдруг получила предложение поехать на три месяца в Нью-Йорк.

— И она согласилась?

— Да, согласилась. И я ее поддержал. Я был самым неэгоистичным женихом в мире. Я сказал: «Ты просто обязана поехать, Каро. Это такая возможность. В конце концов, три месяца — это ерунда». Но я не понимал, что просто обманываю себя. В глубине души я почувствовал облегчение, когда она все же решила ехать.

— Вот так. — Белла заставила его подвинуться, чтобы поуютней устроиться в его объятиях. — И что было дальше?

— А дальше она уехала в Нью-Йорк и в первый же месяц встретила там другого.

— Ты что, шутишь? Но это же ужасно.

— Да нет. Я думаю, ни я, ни она не знали, как сойти с этой накатанной колеи. Так что нам была нужна, — он рассмеялся, — помощь со стороны.

Он притянул голову Беллы поближе и погладил ее по волосам.

— Однажды в выходные, когда она еще только уехала, я слонялся по дому как будто в летаргическом сне. Я передвигался медленным, «субботне-утренним» шагом, и у сил у меня совсем не было. Помню, как сейчас, я тогда подумал: «Я чувствую себя усталым потому, что скучаю по Каро». И в этот момент я вдруг понял, что я просто играюроль жениха, который скучает по своей невесте, играю, потому что не хочу знать правды.

Белла потерла плечи, словно ей вдруг стало холодно.

— И что же это была за правда?

— Правда — неприятная правда — заключалась в том, что я нескучал по ней. Потому что я начал вспоминать и понял, что не могу даже вспомнить, когда мы последний раз были интересны друг другу. Не могу вспомнить даже, когда я разлюбил ее. — Его пальцы все еще перебирали ее волосы. — Я почувствовал страх и стыд. А когда от нее пришло письмо, где она сообщала, что встретила другого парня, это было такое облегчение! Словно меня сняли с крючка, и мне не надо было больше делать ничего самому. А потом я стал думать, что должен был хотя бы поговорить с ней — по-взрослому, знаешь, в стиле «мы должны кое-что обсудить» и все такое. А так чувствовал себя так, словно обманул ее, словно я просто какая-то фальшивка.