— Значит, нам нельзя? — протяжно произносит он.
— Ни в коем случае! — отказывает Кэтрин; она необыкновенно хороша даже в пьяном виде.
Белла выключила телевизор и снова опустила голову на подушку. Что, если она никогда не встретит не только суженого, но и вообще никого? Так и состарится одна. И станет одинокой пожилой женщиной, которая хлопочет над своими бесчисленными котами и ездит с группой таких же, как она, одиночек в Таиланд — учиться, как делать батик. Пройдет время, подруги перестанут пытаться свести ее с кем-нибудь и начнут относиться к ней с жалостью. Они будут говорить ей, что завидуют ее свободе, что она может хоть сейчас полететь в Нью-Йорк, а они должны все планировать за полгода вперед. Что ей не надо ни с кем ругаться и выяснять — кому мыть посуду, а кому выносить мусор; что никто ей не скажет «зачем ты купила еще один пиджак, у тебя их и так некуда девать». Ей не придется спорить до хрипоты, доказывая, что, отдавая детей в частную школу, она не предает своих социалистических убеждений, что она сама — естественно! — предпочитает обычную школу, но Бетти такая умница, что просто жалко отдавать ее туда, где никто не заметит ее талантов. Что ей, наконец, не нужно просыпаться в три часа ночи к ребенку и бороться за одеяло с храпящим чудовищем, спящим с ней в одной кровати.
О боже, уже почти двенадцать. Нет, нужно срочно заняться делом. Пойти на пленэр, что ли? ДжейТи сказал, что нужно рисовать каждый божий день, надо привыкнуть к этому, как привыкаешь чистить зубы. Ее взгляд упал на заждавшуюся мистера Боумана облупившуюся штукатурку (она почему-то подумала, что у него, должно быть, какая-то легкая болезнь, типа ангины или нарыва). Она снова перевела взгляд на коробки. Может, притвориться, что так и задумано? А что, вполне вероятно, что она введет в моду стиль «творческий беспорядок» и во всех глянцевых журналах появятся фотографии интерьеров, созданных ее подражателями, например снимок кухни: на переднем плане художественно опрокинутые бачки с мусором. Камера дотошно исследует их содержимое.
Мысли о красотах дизайна снова навели ее на необходимость покупки шторки для душа. Уж с ней-то, хочешь не хочешь, придется стать жаворонком: вскакивать, как все энергичные женщины, в шесть утра, принимать душ и поедать утренний йогурт, сидя в позе лотоса, вместо того чтобы часами отмокать в ванне, читая и предаваясь мечтаниям. Итак, немедленно в «Хабитат»! А по возвращении — физическая работа в саду, на свежем воздухе.
Патрик «Хабитат» ненавидел. Он вообще не любил магазины, особенно те, где нельзя было купить еду. Чтобы не ходить с ней в эту дизайнерскую Мекку, он притворялся подслеповатым дальтоником:
— Иди одна, Бел. Ты в этом разбираешься, а я ничего не понимаю.
Такие заявления всегда ставили ее в тупик. Что значит «не понимаю»? Ей казалось, что люди не могут не понимать разницу между красивым и некрасивым. Ведь разницу между фруктовым пирожным и салатом из креветок все понимают? И как можно не обращать внимания на окружающую тебя мебель и интерьер! Дом — это трехмерная картина, требующая кисти художника. Разве это не удовольствие — добиться потрясающего сочетания цветов, текстур, света и тени, четко продуманных контрастов? Пожалуй, только французы придумали для этого подходящее слово — frisson[12] .
Патрик приводил потрясающие доводы: — Покрывало, к примеру, есть покрывало. И если я под ним сплю, это не значит, что я должен им любоваться. И потом, во сне я его все равно не вижу.
Белла прикусила губу — почему, когда вспоминается всякая ерунда, она начинает особенно по нему скучать?
Если бы Белла как следует подумала, то сразу поняла бы, что «Хабитат» — не лучшее место для одиночек, особенно в выходной. Но теперь ей открылась страшная и неумолимая правда: «Хабитат» — это самый нижний круг воскресного ада для одиноких женщин. Никогда еще она не видела столько супружеских пар в одном месте: наверно, они размножались почкованием здесь же, в подвале. Это были пары-клоны, прилагающиеся к выставленным кухонным гарнитурам, сияющим кофеваркам, терракотовым хлебницам и «оригинальным» мыльницам в форме рыбок. Они жили в окружении модных ниспадающих портьер, носили модные свободные пиджаки и воспитывали модных, послушных детей. Словно подчиняясь невидимому гениальному дирижеру, они исполняли гимн потребителя (интересно, куда девался старый добрый покупатель?), призывая всех тратить, тратить и еще раз тратить. В супермаркетах, например, сладости и шоколад всегда лежат на уровне руки, так что она сама тянется схватить три упаковки совершенно ненужных орешков. Очевидно, в мебельных магазинах их роль выполняют гуляющие парочки, вдохновляющие грустных одиночек на покупки. Одиночки начинают надеяться, что, купив миленький сервиз из крестьянских кофейных кружек, средиземноморский кувшин и клетчатую скатерть с подходящими салфетками, они в виде бонуса получат безупречного супруга и набор деток. «Хабитат» — все для совершенной жизни!
По магазину было невозможно пройти, не споткнувшись о коляску или подкатившегося прямо под ноги ползунка на помочах. Особи постарше осаждали Беллу со всех сторон, мешая ей рассматривать столики и диваны. Как маленькие заводные пупсы, они, не зная отдыха, копошились тут и там, особенно в отделе игрушек.
И к чему в мебельном магазине отдел игрушек? Ей совершенно не нужны ни плюшевые верблюды, ни пушистые детеныши морских котиков с их невинными черными глазками... Она вдруг обнаружила, что тянется к прилавку за мягким игрушечным поросенком — для себя!И вот хрюшка уже радостно повизгивает у нее в руках: «У-и-и, у-и-и, я иду с тобой!» Боже мой, мягкая игрушка. С ужасом она поняла, что даже не заплатила. Что дальше? Сорок мягких игрушек на диване, у каждой свое собственное миленькое прозвище?По ночам она будет разговаривать с ними, а в бумажнике — держать их фотографии. На предыдущей работе у нее была коллега, с виду совершенно нормальная женщина, которая принесла на работу плюшевого медвежонка и заставляла всех здороваться с ним за лапу. Ну уж нет, она ни за что не позволит себе превратиться в Мисс Мягкую Игрушку. А как можно рассаживать плюшевых мишек на супружескойкровати — этого она вообще не могла понять. Педофилия какая-то. Прямо Лолита и мы.
Для прояснения рассудка она решила позвонить Вив.
— Но ведь ты его не купила, так? — подытожила она.
— Нет, вовремя остановилась. Самое главное, что я понимала весь ужас происходящего, но все равно хотела его купить, — пожаловалась Белла. — Думала спрятать его под подушку. Пристрелите меня, пока не поздно.
В ответ Вив шепотом призналась, что у Ника тоже есть игрушка под подушкой.
— Не может быть!
— Да! Только не говори, что я тебе рассказала, а то я придушу тебя собственными руками! У него есть маленький пушистый песик, с самого детства. Его зовут Макс.
— Какой Макс? Это просто меховой лоскут!
— Какая ты нетерпимая. Он очень милый. Ник научил его кувыркаться у меня на животике.
С тем же успехом Вив могла ей признаться, что они с Ником любят переодеваться в полицейских или какать друг на друга.
— Извращенцы! — воскликнула Белла. — Никто, никто меня не понимает! Неужели во всем мире не осталось ни одной нормальной, циничной стервы, как я? Нет, не оправдывайся, Вив, не оправдывайся! Господи, ну что за день!
Белла решила впредь входить в опасную зону под названием «Хабитат» только поздним вечером. В это время там можно встретить лишь женщин, одетых в строгие костюмы с лацканами и поясами, а не в бесформенные балахоны поверх леггинсов. Деловые женщины ищут подставки под декоративные лампы, потому что дома их никто не ждет.
К сожалению, после возвращения из магазина перспектива приводить студию в порядок так и не приобрела в ее глазах никакой привлекательности. Сад? Ну, может быть, может быть. Она подошла к балконной двери, чтобы изучить поле предстоящей битвы из безопасного укрытия. Приплюснув к стеклу нос и ладонь, словно ребенок, которого не выпускают на улицу, она уныло посмотрела на сад. Увы, никаких сомнений в том, что он совсем зарос, не оставалось.